Страх высоты
Шрифт:
– А Антон?
Мазину стало неудобно. Тогда, в прошлый раз, эта девушка показалась ему проще.
– Вы знали Игоря Рождественского?
– спросил он, не ответив на вопрос.
– Да, конечно.
– Они дружили с Антоном?
– Считалось, что дружили.
– А на самом деле?
– Он завидовал Антону.
– Завидовал чему?
– Антон был талантливее его, и он это знал.
– У вас были стычки с Рождественским?
– Нет, но он относился ко мне плохо. Я это чувствовала.
– А с Инной Кротовой вам приходилось встречаться?
– Я видела ее.
– Вас
– Ну что вы! Я сама пошла.
Мазин заметил, что об этом ей говорить не хотелось. И Светлана подтвердила:
– Конечно, о Кротовой мне говорить не хочется... Но раз уж вас интересует все... Я поступила по-бабски. Знала про нее и про Антона, и мне хотелось увидеть ее. И я пошла в музей, чтобы увидеть ее. Наверно, это было нехорошо.
– Это можно понять.
– Да, но не подумайте, что я боялась ее. Она не была мне соперницей, потому что Антон не любил ее. Мне просто хотелось посмотреть, чтобы знать о нем все. Я хотела знать о нем все. И он тоже хотел, чтобы я все о нем знала. Он много рассказывал о себе. С самого детства, когда они еще жили все в одном доме. И о Кротове. Он считал его гениальным. И о войне, и о немцах. Сколько страха он пережил, хотя был совсем маленький! А потом он окончил школу с медалью, чтобы обязательно поступить в университет.
– Да, это я знаю. Скажите, Светлана, как был настроен Тихомиров в последнее время, перед защитой?
– Волновался, конечно. Это ж была необычная защита. Диссертация могла быть принята как докторская.
– Он никогда не говорил вам, что использует в своей работе неопубликованные выводы Кротова?
Светлана помедлила с ответом.
– Он говорил, что пытается развить его идеи.
– Вы виделись с ним в день защиты?
– Да, он заезжал в общежитие.
– Вы жили тогда в общежитии?
– Там мне удобнее, ближе к университету.
– Что он говорил вам?
– Сказал, что, кажется, все в порядке и сразу после защиты позвонит мне.
– Но позвонил не сразу?
– Антон говорил, что не мог дозвониться. Телефон был занят. Это часто бывает.
– А когда дозвонился, то просил вас приехать к нему?
– Я ж говорила раньше.
– Да, мы говорили об этом. И сознаюсь, Цербер подтвердил ваши слова. Вы не обижены?
– Чем?
– Тем, что я проверял вас.
Она покачала головой:
– Это же ваша работа.
– Моя работа, - повторил Мазин слова Светланы.
– Но не только.
– А что же, хобби?
– пошутила она.
– Хобби?
– переспросил Мазин.
– Этим малопонятным словом, кажется, называют всевозможные увлечения. Если, например, человек разводит кактусы.
– Или собирает наклейки с винных бутылок.
– Совершенно верно. Я занимаюсь наклейками. Вино пью на работе, а дома отпариваю этикетки. Попадаются любопытные бумажки, между прочим.
– Не понимаю вас.
– Что тут непонятного? Иногда хочется узнать больше, чем требуется по ходу дела. Вот и сейчас, хотя я в отпуске...
– В отпуске?
– удивилась она.
– В отпуске. И дело закрыто.
– Но вы сказали...
– Что оно не закончено? Я не совсем точно выразился. Юридически оно прекращено, однако для меня самого остались невыясненными некоторые, возможно, несущественные детали. Вроде наклеек. Конечно, наклейка - это
чепуха, собственно, по сравнению с самим содержимым бутылки. Но вот находятся люди, для которых эта бумажка неожиданно приобретает реальную ценность. Так и я. Теперь понимаете?Светлана покачала головой:
– Что вы все-таки хотите сказать?
– Прежде всего, что вы можете не разговаривать со мной, если вам это не нравится.
Она впервые глянула с беспокойством:
– Но вам нужен этот разговор?
– Да, нужен.
– Почему?
Мазин встал со стула и подошел к окну. Внизу девушка в плаще "болонья" разговаривала в парнем. Слов не было слышно. "О чем они? Впрочем, это понятно... А понятно ли? Все можно понять? Поставить себя на место другого? Например, этой Светланы. Насколько она искренна? Чего она ждала от будущего? О чем мечтала? Она говорит, что любила... Почему бы и нет? Это очень просто и естественно в ее возрасте. А ненавидеть? Это тоже просто? В чем я могу подозревать ее?"
Он полез в карман и достал конверт с запиской, полученной в последний день следствия.
– Потому что после того, как я закрыл дело, мне прислали вот эту бумажку.
Он протянул конверт Светлане.
– После?
Она взяла его, вернее, протянула руку, но смотрела прямо в лицо Мазину, и ему пришлось вложить конверт в протянутую руку.
Светлана открыла конверт, достала бумажку и рассматривала ее долго, как бы не понимая, о чем идет речь, а может быть, обдумывая, что сказать.
Он ждал. Наконец она пожала плечами:
– Вы же следователь, вам должно быть виднее.
– Судя по записке, в тот вечер с Тихомировым произошло нечто необычное, и, возможно, это оказалось причиной или как-то повлияло на его смерть.
– Значит, все-таки...
– Пока ничего не значит, фактов нет.
Мазин забрал из ее рук конверт и записку, вложил записку в конверт и не спеша спрятал. Молча. Потом опять глянул на Светлану. Спокойствия и уверенности стало меньше. Она перебирала пальцами край юбки, не зная, видимо, что сказать, а Мазин все молчал и ждал. Он хотел услышать, что скажет она сама, без его подсказки. Это было очень важно, и он ждал.
– Что же вы... Что вы хотите от меня?
Мазин вздохнул. Пожалуй, можно было не сомневаться, что он услышит именно эти слова.
– Дело в том, что записка вызывает очень много вопросов, но прежде всего хотелось бы ответить на два. Кто такой И.? И кто мог переслать записку мне?
– Разве вы не знаете, кто ее переслал?
– Нет, - ответил Мазин и сам подивился уверенности своего голоса. Вы же видели, что на конверте нет обратного адреса.
– Да, правильно.
– Возможно, этот человек хотел помочь следствию, а может быть, ему хотелось просто навредить И.
– Почему ж он не назвал его?
– Наверно, опасался раскрыть себя такими подробностями. Кроме того, мне кажется, что с этим человеком нам приходилось встречаться в ходе следствия и он не хотел демонстрировать свой почерк.
– Но зачем вы говорите все это мне?
– Вы были очень близки с Тихомировым. Может быть, вы подскажете, кто такой И.?
– Откуда мне знать?
Это было сказано слишком быстро.
– Не торопитесь.
– Я ничем не могу помочь вам.
– Хотя и знаете по меньшей мере двух И.?