Страх высоты
Шрифт:
– Двух?
– Да. Инну Кротову и Игоря Рождественского.
– Но вы же их тоже знаете?
– Меньше, чем вы.
– Нет. Я их не знала и знать не хочу. Кроме вреда, они ничего не принесли ни мне, ни Антону.
– Тем более, вы должны быть заинтересованы в раскрытии истины.
Мазин шагнул на другую половину комнаты и подошел к нише в стене, задернутой белой чистой шторкой. Она была приоткрыта. В нише на подставочке, покрытой вышитым полотенцем, стояла икона без рамки. На потемневшей доске печальная женщина прижимала к себе младенца со взрослыми усталыми глазами. Под иконой лежал пучок высохших
Светлана наблюдала за ним с тахты.
– Это теткино. Она, сами понимаете, женщина старая.
– Понимаю. Так что вы думаете, могла написать эту записку Инна Кротова?
– спросил он, все еще разглядывая грустную мать с младенцем.
– Почему именно Кротова?
– Потому что с Рождественским они провели вместе почти весь день, и у него не было необходимости предупреждать таким образом Тихомирова, если б он и захотел с ним неожиданно поговорить. Остается Кротова.
Мазин услышал сухое:
– Могла.
Он обернулся:
– Зачем?
– Думаете, она простила его?
– Откуда мне знать.
– Я уверена, что нет.
– Чего же она добивалась?
– Хотела повредить ему. Может, надеялась, что он вернется.
– Вряд ли. В записке написано: "Речь идет не обо мне". Значит, если писала и Кротова, то дело не в ней.
– Вы просто не знаете женщин!
Мазин улыбнулся:
– А кто их знает? Знают они себя сами? Например, вы?
– Я знаю.
– Предположим. Итак, вы считаете, что записку могла написать Кротова и побудило ее неприязненное отношение к Тихомирову.
– Да.
– Однако вы говорите уверенно, а вначале будто сомневались?
– Вы меня убедили.
Мазин уловил враждебность.
– Извините, - уклонился он, - иногда это бывает. Но вы не казались мне человеком, легко поддающимся внушению.
– Интересно, какой я вам казалась?
Сказано было с вызовом, и теперь его стоило принять.
– Так как мы беседуем неофициально, я не скрою. Вы показались мне спокойной, уравновешенной, человеком, который стойко переносит несчастья и делает то, что хочет сделать. Так мне показалось вначале.
Слово "вначале" он выделил, и она это заметила:
– Вначале? А теперь?
"Пожалуй, это не совсем честно. Черт с младенцем! Но с младенцем ли? Ладно, выпалим из пушек по воробьям".
– Видите ли, Светлана, я занимаюсь своим делом - а это одновременно и хобби - не первый день. И не первый год. И, увы, приходится сознаваться, даже не первый десяток лет. За эти годы у меня накопился опыт, навыки. Поэтому я, к сожалению, редко ошибаюсь. Говорю - к сожалению - потому что раньше, когда ошибки бывали, жилось веселее. Но это лирическое отступление или, если хотите, следовательский прием, чтобы отвлечь вас от главного. Иногда мы так поступаем.
– Он с удовольствием наблюдал, как она старается определить, где кончаются шутки в его словах.
– Иногда. Но не сейчас. Сейчас я хочу сказать, что уже давно не ошибался на все сто процентов. Поэтому пересматривать полностью свое мнение о вас я не собираюсь. Я сказал, что вы делаете то, что находите нужным, и это, по-моему, верно. Хотя здесь я и расхожусь с Игорем Рождественским, который относит вас к категории людей, не знающих, что творят.
– А ему-то какое до меня дело?
– Никакого. Просто к слову пришлось.
А о чем я, собственно, говорил?– О моем характере.
– Да, именно. Впрочем, не совсем. Скорее о том, какой я вас представлял. Так вот, некоторые свои взгляды мне пришлось пересмотреть.
– Какие же именно?
– Я считал вас более искренней.
Теперь она сидела не кокетливо, поджав ноги, а очень прямо. Мазин же снова уселся на стул, свободно, тяжеловато, откинувшись на закругленную спинку.
– По-вашему, я вру?
– Ну, таких слов мне не хотелось бы употреблять.
– Лучше говорить откровенно. Вы ж не на свидание сюда пришли.
Он засмеялся:
– Мне казалось, что на свиданиях люди бывают откровенны.
– Вы все время шутите.
– Немножко.
– Так почему вы думаете, что я вру?
– Нет, в такой форме говорить я отказываюсь.
– Ну говорите, как вам нравится.
– Спасибо! У меня есть некоторые основания полагать, что вы все-таки виделись с Тихомировым после защиты.
– Почему?
– Вы сказали, что он звонил вам из ресторана и приглашал приехать к нему. Так?
– Да, так.
– Но вы отказались?
– Отказалась.
– И больше он вас не увидел?
Мазину показалось, что она заколебалась, прежде чем ответить, но ответ прозвучал твердо:
– Нет, не видел. Он меня не видел.
– Однако после звонка вы ушли из общежития.
– Почему вы так думаете?
Он решил сказать правду:
– Вахтерша сообщила.
– Эта сплетница?
– Хотите сказать, что ей нельзя верить?
– Поостереглась бы.
– Я бы тоже, наверно. Но она не одна вами интересовалась в тот вечер.
– Кто же еще, если не секрет?
– Скажу, хотя меня и просили не говорить. Олег. Тот самый парень, которому вы перестали писать. Как видите, он не утешился.
– Жаль.
Светлана смотрела зло.
– Конечно, жаль парня.
– Что же вы от него узнали?
– С ним я пока не разговаривал. Просто знаю, что он приходил. Они поднялись к вам вместе с вахтершей, но вас не было.
– И вы решили, что я поехала к Антону?
– Это одно из предположений. Вы могли пойти за хлебом, например, в дежурный магазин. Или отправиться к тетке. Или просто не открыть дверь, на худой конец. Что вам больше нравится?
– Мне не нравится, что вы со мной разговариваете, как с преступницей. Вы не имеете права!
– Конечно, не имею.
Она замолчала. Она никак не могла его понять.
– Но знаете, это как самонастройка в телевизоре. Получается механически. Не веришь человеку - и появляется определенный тон.
Мазин говорил доверительно, как будто делился чем-то, не имеющим никакого отношения к происходящему.
– В чем же вы мне не верите?
– повторила Светлана, раскрыв большие серые глаза с длинными, совсем не подкрашенными ресницами.
– Мне кажется, что вы были ночью у Тихомирова.
– А если я была у тетки?
– Нет, у тетки вас не было.
– А эти сведения откуда?
– Тоже от Олега.
– Вы же его не видели!
– Не видел. Но он говорил об этом вахтерше. Она предположила, что вы отправились сюда. А он ответил, что пришел в общежитие прямо от Екатерины Кондратьевны и вас там нет.