Странник

В купе кроме Владимира с Анечкой расположились рыхлая дама и бодрый розовый толстячок, уже облачившийся в спортивные рейтузики, в школе их называли «финками». Они весьма вероломно подчеркивали его широкие бедра и таз. Владимир решил, что это супруги, так они подходили друг к другу, но догадка оказалась неверной. Толстячок неотрывно смотрел на Анечку, помогал ей удобнее разместиться, сыпал шутками, судя по всему, старался произвести впечатление. Час назад он взлетел с родного насеста, и теперь дурманный воздух свободы, обретенной на ограниченный срок, кружил его полысевшую голову.

«Наше счастье, что мы себя со стороны не видим», — подумал молодой человек.

Появление Владимира обеспокоило розового путешественника, а когда он понял, что юный сосед и красивая пассажирка знакомы, то не сумел скрыть огорчения. По тому, как он напряженно посматривал, и по его осторожным вопросам было ясно: он хочет установить, какие их связывают отношения. Ситуация веселила Владимира, доставляло удовольствие морочить голову озабоченному попутчику и, пряча под безупречной корректностью снисходительное превосходство, вдруг ненароком его обнаруживать. Рыхлая дама наблюдала за ними молча, словно тая про себя некую неизбывную думу. Время от времени она шумно вздыхала.

Перекусили и стали укладываться. Чтоб не тесниться, не мешать соседям, Анечка и Владимир вышли. Стоя у окна в коридоре, они словно провожали взглядом темнеющие поля и чащи, которые убегали от них назад к оставленному ими городу.

Владимир поглядывал на Анечкин профиль, на бойкий каштановый завиток, упавший на загорелую щечку. Как всегда присутствие молодой женщины сильно действовало на него. Анечка была так мила, не хотелось вспоминать о Маркуше.

— А ведь это, в сущности, подарок фортуны — ехать в Москву с такою спутницей, — сказал он, озорно улыбнувшись.

Анечка ласково рассмеялась, будто бубенчиком прозвенела.

Наклонившись к ее ушку, Владимир пропел: «Едва достигнув юношеских лет, уже влюбляться спешим в балет…» — И, ободренный ее хохотком, довел старинный куплет до конца: — «Тот не мужчина средь мужчин, кто не влюблялся в юных балерин».

Он ждал нового знака одобрения, но она вздохнула и сказала с неожиданной серьезностью:

— Какая ж я юная, Володя? Мне сорок через четыре года.

Он еще не успел стереть с губ улыбки опереточного жуира:

— Какая чушь, любезная Анечка! Во-первых, тридцать шесть — это пленительный возраст, а во-вторых, кто ж вам даст ваши годы?

— Да я сама, — ответила Анечка. — А ведь это самое важное. Через четыре года — я уже пенсионерка. У нас, балетных, свои сроки. И вообще… время бежит. Ох, как бежит… вам не понять.

Он все не мог найти верного тона и игриво продолжил:

— То-то Маркуша просил меня за вами присматривать.

— Маркуша — золотой человек, — задумчиво проговорила Анечка.

Дверь с усилием отошла, вышел сосед, через круглое плечо было перекинуто полотенце, в одной руке — мыльница, в другой — зубная щетка и коробка с порошком «Хлородонт». Насвистывая с независимым видом, он двинулся в конец коридора.

Анечка подавила не то зевок, не то вздох.

— Ну что же, Володя, до утра…

И, потрепав его волосы, вошла в купе.

Он остался, обдумывая ее слова. «Время бежит… вам не понять…» Нет, отчего же, милая женщина? Никогда так не думаешь о ходе времени, как в мои годы. Попробуй расслабься — не заметишь, как стал на десять лет старше. А все еще ничего не сделано, одни разговоры, все пребываешь на подступах к завтрашнему дню, когда жизнь начнет писаться набело. Нет, действовать! Необходимо действовать! Жизнь это такой балет — еще пляшешь, а уж зовут на пенсию».

…— Проснулись, Володя?

В окно их скворечника струился оранжевый солнечный свет, поезд, медленно набирая ход, отчаливал от неизвестной станции. Анечка только что поднялась, на свежих щечках ее розовели мягкие утренние полоски. Она стояла, запрокинув руки за голову, потягиваясь, сладко позевывая. С верхней полки, прикрывшись книгой, посверкивал глазами сосед, внизу возилась полная дама. Она тоже то и дело посматривала на гибкую Анечкину фигурку, шумно кряхтела и вздыхала.

— Вы спите еще крепче, чем я, — сказала Анечка, качая головкой.

— У меня была бессонница, — сказал Владимир.

— Ах, бедняжечка, — она засмеялась.

Поздней, воскрешая в своей памяти эту поездку, Владимир легко обнаруживал в интонациях Анечки, в быстрых взглядах, в рассеянности, в принужденной веселости какую-то странную напряженность, казалось бы ей вовсе не свойственную. Но кто не крепок задним умом? Тогда он был другим озабочен — хотелось увериться, что его присутствие ей приятно и хоть самую малость волнует. В ту пору желание вызвать симпатию, «испытать обаяние», как шутил Славин, пожалуй, было одним из самых жгучих.

Когда поезд уже подходил к столице и пассажиры начали собираться — скатывать постели и укладывать вещи, Владимир спросил ее, где она остановится.

— Это никак не любопытство, речь идет только о вашем адресе, — сказал он в той шутливой манере, которую принял с первой минуты. — Я, разумеется, вас провожу.

Анечка мягко улыбнулась и сделала неопределенный жест.

— Нет необходимости. Меня встретят. — И, не дожидаясь его вопроса, в свою очередь поинтересовалась: — А вы где будете жить? В гостинице?

— Вряд ли мне приготовлен номер, — усмехнулся молодой человек.

Он объяснил, что в Москве у него, в тихом Хохловском переулке, недалеко от Покровских ворот, живет родственница, тетя Алиса, «премилая благородная дама», которая его приютит.

Настала торжественная минута, и поезд, пыхтя, остановился у длинной выщербленной платформы. Владимир и Анечка простились с розовым спутником и тучной соседкой, пробрались по узкому коридору сквозь встречающих и прибывших и вышли под московское небо, уже затушеванное летними сумерками. И сразу же на губах Анечки лучезарно засияла улыбка, бархатисто засветились глаза. Владимир проследил ее взгляд и увидел, что к ним неспешно подходит высокий сухощавый полковник. Его негнущаяся фигура, из камня высеченный подбородок и обветренное лицо показались Владимиру странно знакомыми. В то же мгновение он узнал Цветкова, начальника Дома офицеров, переведенного в Москву год назад.

Он по-хозяйски взял вещи Анечки, кивнул Владимиру и пошел к тоннелю.

— До свидания, Володя, — сказала Анечка, — спасибо вам. Пусть у вас все состоится.

Ему показалось, что в эти слова она вложила больше, чем они значили, какое-то прощальное напутствие. Но ощущение было смутным и, очень возможно, явилось позже. Пока же Владимир только гадал, откуда взялся полковник Цветков, а впрочем, по роду своих занятий он мог знать и Анечку и Маркушу и быть с ними в дружеских отношениях при всей своей замкнутости и неприступности. Но долго раздумывать не ко времени, надо включаться в столичный ритм. Владимир вырвался на вокзальную площадь и заспешил к метрополитену. Через десять минут он вышел на Кировский и еще через десять — был в Хохловском.