Странности любви
Шрифт:
Да, проститутке дают немало денег. Но ведь и она дает направо и налево, не торгуясь и не считая: хозяйке за «хату», соседу за молчание, таксисту за покладистость, участковому за близорукость. А сколько берет сутенер по кличке Игорь за знакомство с «мужчинами кавказской национальности», как она сама же потом напишет в отделении милиции? Сколько хапнет предпринимательница по кличке Хромая, которая, утратив к тридцати годам потребительскую стоимость, торгует уже не своим, а чужим телом? Марина предпочитает иметь дело с женатыми, потому что они скандалить не станут. Но и подонки обоего пола предпочитают иметь дело с Мариной, потому что она тоже скандалить не станет. Не сомневаюсь, что красивая Нина была в цене. И летом ей, вероятно, жилось вполне
Курортники разъехались, туристы редки. Горожане вернулись из отпусков, дачи заколочены. Цены на жилье растут, на девушек падают. На что жить, под какой кровлей дождаться тепла?
Ехать домой? Но работа давно утеряна, связи с родными порваны либо до крайности напряжены. Приходится зимовать там, где застала зима. Где-то ночевать нужно каждый день. Теперь не до выбора, не до торга. Кто позовет, с тем и пойдет, просто за ужин и койку. А если не позовет никто? Вокзал, снова вокзал, а потом казенное пристанище в доме с решеткой на окнах. На месяц. Пока проверят подлинность документов, сделают анализы на туберкулез и венерические болезни и, если в лечении необходимости нет, устроят на работу.
Кошмарную, словно из дурного сна, прямо-таки символическую сцену изобразила в своей протокольной исповеди простодушная Марина, не поняв, что заглядывает в собственное будущее: «Знаю еще Маму-сан (кличка), 30–40 лет, фамилию и имя не знаю, она гуляет в парке около „Риги“ в темноте, где и подыскивает себе мужчин».
Проституция — улица с односторонним движением, от валютной к бездомной…
Так где же тут корысть?
Если взять одни сутки из жизни общедоступной дамы, вполне можно разинуть рот: за ночь она может получить больше, чем академик за день. Если же взять десять-пятнадцать лет, поразишься ее нищете. «По усам текло» порядочно, в рот не попало почти ничего. Практически проститутка отдает себя не за деньги, а за возможность подержать их в руках.
Согласно исследованию грузинских социологов, из сотни профессионалок лишь девять считают, что живут хорошо, и лишь семь изловчаются что-то отложить на неясное будущее. Если бы исследование проводилось среди ткачих и поварих, да что там, даже среди инженеров — и тут, я думаю, процент удачливых был бы куда выше…
Древнейшую в мире профессию принято считать безнравственной, но весьма выгодной. Объективный анализ показывает, что это не так. Торговля телом не более безнравственна, чем спекуляция должностью, талантом или душой. Но, увы, куда менее выгодна. Если бы красивая Нина хоть средненько, но училась и ходила на работу, как все, она бы имела сейчас куда больше, чем место на нарах в милицейской ночлежке, часы «Полет» в корпусе белого металла и деньги в сумме 27 копеек монетами…
***
А теперь придется вернуться к началу этих заметок.
Итак, раз проституция существовала во все времена, при всех социальных системах, значит, чем-то она хороша? Чем? Разговор не был бы до конца честным, если бы я не задал себе этот неосторожный, даже опасный вопрос.
А ведь он опасен. Стоило мне попытаться на страницах «Смены» исследовать острую и крайне болезненную проблему женского одиночества, как супруги Разумихины в «Нашем современнике» объявили меня ни много ни мало врагом семьи. Легко представить, как на этот раз вскинутся законные соавторы! Как возмутятся моралисты, которых интересуют не столько корни порока, сколько подробности, цены и адреса.
Но задача, закрытая для анализа, никогда не будет решена.
В каждой торговой сделке, в том числе и такой, как продажа собственного тела, участвуют, по меньшей мере, двое: продавец и покупатель. Пытаясь разобраться в истоках болезни, мы обычно смотрим на нее как бы из-за спины мужчины: почему эта женщина предлагает себя?
Но ведь предложение существует лишь там, где есть спрос.
И, видимо, резонно спросить: почему эту женщину покупает этот мужчина? Кто они, потребители, все эти женатые, «стоящие в тени», иностранцы и «мужчины кавказской национальности»?Стереотипное мышление услужливо рисует привычные образы сытых, богатых, наглых прожигателей жизни. Но первый же практический вопрос буквально ставит в тупик: а зачем им платить? Зачем тратить деньги на то, что при нынешних весьма вольных нравах так охотно и щедро дается даром?
Нелегко, очень нелегко представить уважающего себя мужчину, который, томясь пусть даже временным одиночеством, сует в карман бумажник и отправляется на специфический рынок, где все ряды мясные. Слишком уж много минусов у этой коммерческой акции. Во-первых, противно. Во-вторых, унизительно — неужели бесплатно на тебя никто не взглянет? В-третьих, стыдно: вдруг кто из знакомых засечет за покупкой столь непрестижного товара. В-четвертых, опасно: случайное знакомство с купленной женщиной сплошь и рядом приводит к неслучайному знакомству с венерологом, а в последнее время над платной койкой словно бы висит уж вовсе страшное — беспощадный топор СПИДа.
Так кто же они, мужчины, выкладывающие кровные свои рубли и доллары за то, чтобы напиться из корыта общего пользования?
Все просто и печально: те, кто не может найти себе хотя бы временную пару традиционным путем, то есть познакомиться, заговорить зубы, заинтересовать многозначительным молчанием, понять, высмеять, взять напором, взять «на слабо», очаровать романтичностью, потрясти оголтелым цинизмом или еще каким-нибудь способом добраться до весьма отзывчивой души современной независимой и непугливой женщины. Вероятно, из этого правила есть исключения. Но в большинстве случаев дело обстоит именно так: платная любовь — для закомплексованных, невезучих, убогих.
Стоп — а иностранцы?
Увы, и иностранцы. Больно об этом говорить, больно и негостеприимно, но не только в нашем отечестве водятся мужчины неумные, неинтересные, эмоционально глухие, не обладающие даже минимумом качеств, заставляющих женщину раскрыть сердце и объятия. Обладателям долларов и марок тоже свойственно порой косноязычие и мучительное неверие в себя, и им легче полезть в карман, чем раскрыть рот. Впрочем, что толку раскрывать рот, если не знаешь языка? Конечно, существует еще жест, улыбка, но ведь и улыбка есть не у каждого.
Чем ниже культура общения, тем больше требуется денег.
К нечистому источнику беда толкает не реже, чем вина.
Скажем, работящий, добросовестный, честный человек — но некрасив, неумен, необщителен. Шансы на женское внимание почти нулевые. Неужели смазливый бездельник и пройдоха имеет большее моральное право на радость? Деньги, заработанные трудягой, хоть как-то нивелируют вопиющую несправедливость.
Мы сетуем на недостаточно прочную нравственность моряков дальнего плавания. Но кто скажет, чего больше здесь — вины или беды? Долгие месяцы практически без берега. Да и всякий ли берег ласков? С детства помню красивую романтическую песенку: «Мы в море уходим, ребята, нам девушка машет рукой». Прекрасные слова, по старой памяти до сих пор за сердце берут. Но каждому ли машет с берега девушка? И — каждого ли встретит на берегу через полгода?
А солдат, у которого служба не только суровая, но и долгая, а вольные часы так кратки, что их вряд ли хватит даже на самую скорую бескорыстную любовь?
А неженатый офицер, вырвавшийся из дальнего гарнизона в краткосрочную командировку?
У меня нет стопроцентной уверенности, что, оказавшись вечером в чужом городе, все эти молодые люди скопом бросятся на лекцию, посвященную любви и дружбе.
Видимо, древнейшая профессия потому и прошла сквозь века, что помогала если не решать, то сглаживать эти и подобные им социально-психологические сложности. Можно даже сказать, что проституция нередко выступала как изломанная, извращенная, уродливая, но все же форма общественного милосердия.