Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Так что же — не писать, не снимать, не печатать? Поставить перед сплетней жесткий барьер? Цедить факты сквозь тройную марлю, отжимая ненужные?

Да нет, конечно же, нет. Информация не колбаса, чтобы ее распределять по талонам, кому сколько положено. Пробовали не раз, и ничего путного из этого не получалось. И общество, и отдельный человек имеют полное право на полную информацию: ведь неточность в данных может легко обернуться грозной ошибкой в решении. Так что речь об ином.

Начальный период гласности вызвал вполне понятную, многолетней предыдущей ложью оправданную эйфорию: подумать только, обо всем свободно, прямо в лоб! Но прошли месяцы, информация стала еще откровенней и точней, а восторгов

поубавилось. Ну, знаем правду, ну, видим беду в лицо. А дальше что?

Да хоть бы та же проституция. Десятка статей в периодике хватило, чтобы для миллионов людей картина стала ясна. А что изменилось? И что изменится в ближайшие месяцы или годы? Старинное женское ремесло пойдет на спад?

Увы, никаких оснований для оптимизма в этой сфере нет. Даже если введут закон о проституции и милиция уберет с тротуаров перед гостиницами сотню-другую наиболее одиозных профессионалок, не займут ли тут же освободившуюся территорию легионы бесстрашных, весело-циничных новобранок? Жаль женщин, потерявших себя, спивающихся, кочующих из одного вендиспансера в другой. Но втрое страшно за глупенькую девятиклассницу, которая через год или через неделю впервые возьмет за доставленное удовольствие — нет, не сто долларов, куда там — всего-навсего пятерку или трояк.

Так как же порвать порочную нить, разломать круг, разомкнуть цепь? Как добиться, чтобы свято место в привокзальном буфете или валютном баре оказалось наконец пусто?

Рецепты, предлагаемые сегодняшней периодикой, предельно просты. Впрочем, множественное число тут, пожалуй, неуместно: монополию держит единственное радикальное средство — каленое железо. Полемику вызывает лишь степень каления: как именно карать ударниц платной постели. Автор, на мой взгляд, самой серьезной и убедительной статьи о проституции в рижском «Роднике» предлагает: «Думается, то, что сделали в освобожденном Сайгоне с некоторыми шлюхами — согнали в публичный дом и подожгли, — это уж слишком. Но дать им возможность пару лет поработать на стройках народного хозяйства или в исправительных колониях — это именно то, что им нужно в порядке социальной терапии».

Ни согласиться с этим, ни возразить не могу. Будь я судьей и сиди на скамье подсудимых проституция, первое, что я сделал бы, — это отправил дело на доследование. Слишком мало пока знаем. Не разобрались.

Возможно, закон и нужен. Но уповать на его спасительную строгость наивно. Был ли в истории случай, чтобы жестокая кара сама по себе побеждала порок? Увы — он только уходил вглубь, становясь изощренней и коварней.

Чтобы всерьез бороться с проституцией, надо как минимум добраться до ее корней. Что за странный вид коммерческой деятельности? На чем держится? За счет чего живуч?

А ведь живуч, как еще живуч! Тысячи лет существует. И в наше время, в нашем обществе не только удержался, но и приобрел своеобразный престиж, заставив громко и увлеченно говорить о себе.

Чем проституция плоха, разбираться, пожалуй, не надо — про это писано достаточно. И разрушение души, и рассадник венболезней, и убийство любви путем превращения ее в товар. А вот о другом подумать стоит — чем же хороша?

В том, что хоть чем-то да хороша, у меня лично сомнений нет, иначе давно бы исчезла и след истаял. То есть, может, и не хороша, но… Все действительное — разумно — этот тезис, выдвинутый великим идеалистом, тысячекратно подтвердила практика. Проституция действительна, еще как действительна. Значит, и разумна.

В чем?

***

Вот, в кратком изложении, история Лены — назовем ее так.

В восемнадцать, студенткой, вышла замуж. В девятнадцать родила. Окончила институт, прилично владеет двумя языками. В двадцать два разошлась с мужем —

без особых драм, просто не сложилось. Красива, имела успех у мужчин, но пользовалась этим успехом, по нынешним меркам, вполне умеренно. Впрочем, после развода было не до мужчин — стеной встали бытовые проблемы, нестрашные, но малоприятные.

Во-первых, жилье. Своего не было, возвращаться к родителям (в другой город) не хотелось — станут упрекать или жалеть. И вообще хотелось остаться в полюбившемся Ленинграде. Во-вторых, деньги. Зарплата — молодого специалиста. Алименты — с молодого специалиста. Подработать нелегко — дочка.

Временно поселилась у одной подруги.

У подруги бывали иностранцы. Иногда оставались ночевать. Ну и что? Свободная взрослая женщина… У друзей подруги были друзья. Красивая женщина в компании лишней не бывает — Лена лишней не оказалась. Спустя какое-то время выяснилось, что подруге дают деньги. Спустя еще время деньги, весьма не лишние, стала брать и Лена.

Постепенно жизнь существенно изменилась. Вместо работы — справка с места работы: и ходил на службу, и получал зарплату другой человек. Нужда в деньгах отпала — и сама прекрасно одета, и дочка ухожена. Вообще бытовые проблемы решались без особых хлопот.

Какой ценой? Но ведь, в конце концов, с иностранцами за деньги Лена проделывала то же самое, что ранее с соотечественниками бескорыстно.

Конечно же, был профессиональный риск. Несколько раз, увы, влипала. Ни в какие вендиспансеры не ходила: знакомый врач, два укола, сто рублей. Не дешево, зато минимум хлопот.

Исподволь вызрела мысль — выйти замуж за иностранца и уехать. Увы, не получилось. Скандинав, строительный рабочий, на которого Лена делала ставку и с которым около года было что-то вроде романа (ни с кем другим в это время Лена не встречалась), все же на ней не женился — не мог забыть, что поначалу оставлял ей деньги на столике.

В последние годы от прибыльного ремесла Лена отошла: и возраст за тридцать, и дочка подросла, и заниматься валютной проституцией стало небезопасно. Теперь работает, как все. Живет в кооперативной двухкомнатной, часть денег на которую дали родители: легкие доллары и разлетелись легко, за сверхдефицит переплачивала, не торгуясь, в гостиницах швейцары, коридорные и официанты тоже требовали своего, словом, если что к рукам и прилипло, то не так много, как кажется со стороны. Так что теперь и зарплата к месту, и алименты не вредят.

Словом, живет как все. И компания как компания. И романы, что время от времени возникают, бескорыстны. Может, и замуж выйдет, тем более что тоскует по нормальной семье.

Как видим, история вполне благополучная, особенно учитывая крайне рискованный характер ремесла. Везение не просто редкое — исключительное. Из множества одиссей я начал с этой именно потому, что Лена изловчилась пройти весь путь от начала до конца, ни разу серьезно не сорвавшись: ни скандала, ни позорного изгнания с работы, ни венбольницы, ни лишения родительских прав, ни навек грязной репутации, ни сто первого километра, вообще ни одного из тяжелых осложнений, с которыми практически неизбежно связан горизонтальный промысел. Все этапы пройдены — а значит, все виды. Так сказать, идеальная модель, без нокаутирующих ударов фортуны.

Историю Лены мне рассказала ее теперешняя близкая подруга, тридцатилетняя семейная женщина, образованная, служащая, ни в чем не выходящая за рамки порядочности.

Я спросил, что Лена за человек в личном общении, и услышал в ответ, что — хороший, добрый, интеллигентный. Лена меня, конечно, интересовала, но не меньше интересовала и сама подруга: почему в процессе рассказа в ней ни разу не вспыхнуло возмущение?

Я задал вопрос, возможно, не слишком тактичный:

— А вы в случае нужды могли бы таким способом зарабатывать?

Поделиться с друзьями: