Странности любви

Возвращаюсь как-то с рейса, вижу, дома что-то не так. Весь экипаж в сборе: жена с Ленкой на руках, теща при полном параде — выходной костюм, очки. И сеструха вместе с аккордеоном притащилась! Сидят за столом, меня ждут — все трое, с Ленкой в придачу. Ну я: в чем дело, к чему парад? Мы тут посоветовались, теща начала, тебе нужно высшее образование… Ну, дают! Зачем? Чтобы меньше получать? А они хором: у всех у нас высшее, надо и тебе поступать в институт. Сейчас, говорю, вот поброюсь — и побегу! Не „поброюсь“, а „побреюсь“. Нет, „поброюсь“! Нет, „побреюсь“! Посмотри у Даля… Короче, все ясно, за меня уж все решили… Чувствую, сейчас на аккордеонах-пианинах играть начнут, меня облагораживать! Хватит с меня ваших концертов, заорал, хватит! Так озверел, что выскочил на улицу в одних тапках.

Неделю они ко мне не приставали. Но потом все понеслось по новой. Я — слово, они: нет, не так! Надо — вот так. Чуть что — посмотри у Даля. Этого старика я просто возненавидел! Собственными руками задушил бы, если бы он еще жил. Раньше я домой бегом бежал, а теперь думаю: чего ради? Лучше с ребятами пивка погоняю, побалдею малость… Домой ноги не идут. И что характерно, теща еще и Веру против меня настроила. Собственная жена стала бочку на меня катить. Я ей по-хорошему говорю, уйми, мол, ты свою мамашу! Пусть не вмешивается в нашу жизнь. А она про свое: тебе и в самом деле надо русским заняться, как сочинение-то писать будешь? Да не собираюсь я его писать, и в институт поступать не собираюсь, на хрена он мне? Она мне: не ругайся! А я ей — я не ругаюсь, просто спрашиваю: на хрена?

Вечером жена собирает Ленку на прогулку — ей уж третий пошел. „Надень шарф, доченька!“ — „А на хлена?“ Теща в крик: „Ты видишь? Я же говорила! Чему он ребенка учит?!“ Жена в слезы: что ж ты, Валера, делаешь?! А при чем тут я? Она на улице все это каждый день слышит. Еще и похлестче. Но им не докажешь!

До того меня довели — я вообще перестал рот раскрывать. Ни слова не говорю, понимаешь? Так опять плохо: чего молчишь? Теща надулась, жена опять в слезы: почему ты маму обижаешь? Почему не хочешь учиться? А для Галки я в любом виде хорош — все принимает, в доску своя. Нет, у меня с ней ничего такого, ты не думай! Просто забегу иногда так, поскучать на пару. А такого — ничего, честно тебе скажу…

Но им же не докажешь! Теще кто-то насплетничал, она и жену настрополила: не буду с тобой, не могу!

Короче, ушел я от них. И в Мары сам напросился — вообще-то другой должен был сюда борт гнать.

С детства ненавидел учителей! Как знал, что жизнь испортят. Да если бы не эта женщина, мы бы с Верой… Больше всего за дочку обидно — без отца ведь растет. Хорошая девочка, ничего не скажешь. И что характерно… Тьфу ты, слово дурацкое прицепилось! Впилось, как гвоздь в каблук — не выцарапаешь!..

Мой собеседник мотнул головой, словно бы стряхивая с себя дурное наваждение. Потом поднял глаза, спросил:

— А в институт очень трудно поступить? Или не очень?..»

Весной бы поехали…

Ольга еще вчера загадала: дадут утром горячую воду, значит, разговор с Василием получится, и все будет так, как она задумала. Воду утром дали — впервые за месяц. Новый, восемьдесят шестой начинается как будто вполне удачно, тьфу, тьфу!

Когда мать и дочь проснулись, Василий уже ушел на работу. Ольга быстро сполоснулась и уступила место Нютке. Пока дочь фыркала и плескалась под душем, стала собирать стирку — коммунальными услугами надо пользоваться, пока дают. Васина майка насквозь пропитана едким, неприятным запахом комбината. Этот запах намертво въелся не только в белье, но и в кожу, волосы и, наверное, в кровь. От него у Ольги начинаются спазмы в горле, стоит мужу лечь рядом. Ну не ужасно ли — в самый нежный момент тебя начинает вдруг бить кашель. Да и моменты эти, признаться, случаются все реже. Василий приходит, когда она уже спит, а уходит, когда она еще не проснулась. И силы не те, что семь лет назад. Ах, какие у него были крепкие руки! Ольга помнит, как Василий одной левой выжимал ее раз десять вместо гири в качестве физзарядки. Она, конечно, сопротивлялась, колотя своими хлипкими кулаками по его могучим плечам, но он только смеялся. А тут как-то Ольга неосторожно стиснула эту самую руку, и Василий чуть не вскрикнул: оказывается, уже вторые сутки у него болит вся левая сторона. Нервы плюс химия.

Ну ничего, скоро всему этому придет конец, она уж постарается.

Окончательно опаздывая, вымыла все же голову, разогрела завивочные щипцы. Листая план сегодняшних мероприятий в группе, завивалась и поторапливала дочь:

— Нюта, положи в сумку два яблока. Не копайся, Нюта, мы опаз…

Конечно, в спешке обожглась щипцами, но даже это не испортило приподнятого настроения: сегодня все решится!

На улице высокий настрой несколько сник, прибитый жгучим январским ветром. Ольга старалась прикрыть Нютку собой, пока они, съежившись и уткнув носы в поднятые воротники пальто, бежали к автобусной остановке. А в голове вертелось: в Харькове сейчас плюс семь, по телевизору сообщали. Можно ходить в легком плаще, останавливаться где вздумается на улице, разговаривать свободно, не ежась и не прячась в воротники… А тут попробуй остановись!.. А мать пишет, уже петрушка под пленкой зеленеть стала…

Нютка, семенящая сзади, тихо подскуливала. Ольга подхватила дочь на руки, и она, ткнувшись в материнское плечо, тут же закашлялась. Ольга с ненавистью глянула в сторону целлюлозного комбината, темной шеренгой труб ощетинившегося над городом. «Опять, наверно, магистраль лопнула, — подумала, отворачиваясь от резко пахнущего протухшим яйцом ветра. — А ведь Василий треть суток на комбинате этой отравой дышит…»

У Ольги першило в горле, щипало в носу — дым сегодня был особенно едким. А могли бы жить на Украине, вдыхать здоровые деревенские запахи: земли, сочной зелени, цветущих садов. Могли бы, не будь муж таким упрямым. Ольгин отец как только не убеждал: пока я председатель, помогу, устрою. Хоть в районе, хоть у себя в хозяйстве. Не хочешь главным инженером, собственное место уступлю, давно на покой треба. И добрый будинок враз сложим — с этим нынче не дюже хлопотно… Уж как только не уговаривал! А Василий все одно: не мое это! Ну пойми — не мое!..

С трудом втиснулись в набитый битком автобус. После получасовой тряски, кое-как из него выбравшись, Ольга еще долго по частям приводила себя в порядок, проверяя пальто, пуговицы, пряжки на сапогах… прическа пострадала сильнее прочего: от нее только и осталось, что саднящий ожог на темени…

Скрючившись под пронзительным ветром, закрывая Нютке нос варежкой от едкого дыма, Ольга успокаивала себя: «Ничего, скоро со всем этим будет покончено: и с дымом, и с морозом, и с переполненными автобусами. Скоро, совсем скоро. Сегодня вечером…»

Нет, Ольга не верит в судьбу. Существует лишь цепь случайностей, которая мешает человеку устроить жизнь так, как он хочет. И как заслуживает. Случайно поступила она сразу после десятилетки в Харьковский университет — могла бы запросто не пройти по конкурсу. Случайно поехала в то лето в стройотряд — должны были посылать другой курс. Случайно познакомилась там с Василием. Их брак случайностью, может, и не назовешь, но ведь мог же быть и кто-то другой. «Втрескаешься в какого-нибудь проходимца, — переживала мать, — у тебя сквозняк в голове». Попался, слава богу, порядочный. Совершенно случайно место на Турбинном, куда распределили Василия, оказалось занятым, и уж совсем случайно он столкнулся с товарищем, который закончил институт на три года раньше и вдруг приехал в Харьков в командировку. Тесть этого приятеля руководил целлюлозно-бумажным комбинатом, вот и оказался Василий в Архангельском крае, соблазненный перспективой поступить на комбинат начальником варочного цеха, приличной квартирой, свободой творчества и гарантированным расположением начальства.

А то, что сама Ольга с университетским дипломом работает в детсаду, — разве это не игра случая? Просто Нютку надо было пристроить, а тут неожиданно освободилось место: на прежнюю воспитательницу родители подали в суд. Она, по их мнению, специально простуживала детей: вроде бы устала от их хорошей посещаемости: в ее группу той зимой ходили все тридцать.

Нет, все это лишь стечение обстоятельств, цепь случайностей без всяких закономерностей. Но Ольга не дает этой цепи опутать себя. Хватит уже случайностей… И почему их семья должна всю жизнь дышать технической гарью? Какой-то головотяп забыл что-то там включить или выключить, нажал не на ту кнопку, опустил не тот рычаг… А другой головотяп — или просто некомпетентный специалист — не так рассчитал, поставил не те очистные сооружения, не заменил вовремя изношенные трубы, не сделал чего-то или, наоборот, сделал, но не то. И весь город регулярно изо дня в день отравляет свои легкие, задыхается от ядовитых испарений.