Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание

С командиром группы, вылетевшей на задание, поддерживалась непрерывная радиосвязь. Полчаса назад Кавабэ сообщил, что в указанном районе не обнаружил кораблей противника. Хомма приказал ему тщательнее осмотреть весь район. Когда Мацунага вернулся, Кавабэ вновь доложил, что не видит ни одного объекта для атаки.

Штурман растерянно изучал карту. Кавабэ вышел точно в заданный район. Вероятно, ошиблась воздушная разведка.

— Какие будут приказания? — спросил он у майора Мацунага. — Пусть возвращаются?

— Какой смысл? — пожал плечами Мацунага. — Горючего не хватит.

Штурман нагнулся над картой.

— Есть запасной аэродром. Если им повезет, то доберутся…

Он не успел закончить.

Адмирал Хомма взорвался:

— Кто здесь говорит о возвращении? Камикадзе уходят в бой, не для того чтобы через два часа вернуться с извинениями: дескать, не нашли врага. Не позорьте их и себя. Куда могли подеваться американцы? Пусть ищут!

Кавабэ подтвердил получение приказа и устремился вперед. Остальные летчики следовали за ним, Хаяси и Арима замыкали строй.

Облачность усилилась. Подгоняемые сильным ветром тучи шли куда-то в сторону Японии. Кавабэ немного снизился, чтобы облака не мешали ему наблюдать за океаном. Бензина в баках почти не осталось, Кавабэ больше не смотрел на индикатор. Все это не имело ни малейшего значения. От смерти его отделяло всего лишь несколько минут, и он хотел насладиться каждой из них, как это делали герои пьес Мондзаэмона Тикамацу, совершая свое странствие по дороге сновидений. Готовясь к поступлению на филологический факультет университета, Тамио Кавабэ учил эти стихи наизусть.

И все же понятно, Что человек колеблется и медлит На этом горестном пути, Когда он под луной идет Туда, где должен он расстаться с жизнью. И он не в силах Взглянуть в лицо своей судьбе… И разве это скорбное бессилье Не знак того, Что сердце человека, Готового уйти из жизни, Погружено во тьму, В которой чуть белеет иней?.. Иней, Что падает морозной ночью И поутру опять исчезнет, Как всё на свете исчезает.

В одном месте Кавабэ запнулся, но проверить свою память не мог: томик Тикамацу остался на земле. Он пропустил две строчки и стал читать дальше.

И пока он произносил про себя стихи Тикамацу, кончилось горючее в самолете Эйдзи Хаяси. Он качнул крыльями, прощаясь с товарищами, и начал планировать вниз. Ему было суждено умереть первым… Из облаков неожиданно вынырнул скоростной «лай-тинг». Кавабэ положил руку на гашетку пулемета, но американец и не думал их атаковать. Он бесстрашно кружил над японской эскадрильей.

Самолет Идзуми Арима рухнул в океан предпоследним. Ему удалось продержаться рядом с Кавабэ дольше всех. Словно он не решался оставить товарища одного.

Наконец остановился двигатель самолета Кавабэ. Ему не с кем было прощаться. Самолет ушел в пике. Видя, как стремительно приближается водная гладь, Кавабэ думал, что, по крайней мере, он погибает достойно, на глазах у врага. И до последнего мгновения Кавабэ не закрывал глаза.

«Лайтинг» сделал еще один круг над океаном, поглотившим сразу несколько японских самолетов. Американский летчик не знал, что ему думать. Куда летели эти японцы? Зачем все они погибли? Ведь Япония уже капитулировала.

В половине одиннадцатого адмирал Хомма спустился в бомбоубежище, сказав, что хочет вздремнуть. Он пытался связаться с подполковником Такэсита, но токийский номер не отвечал. Хомма велел разбудить его перед обедом.

Оставшись один, майор Мацунага погрузился в раздумья. Он поклялся адмиралу, что будет сражаться вместе с ним до конца. Но в двенадцать часов должен выступить император. Может ли он ослушаться императора?

Без десяти двенадцать Мацунага приказал собрать у штаба весь отряд. Радиоприемник вытащили на улицу. Все встали по стойке «смирно». И они услышали голос Сына Неба:

«После тщательного осмысления основных тенденций мирового развития и реальной ситуации в Нашей Империи, Мы решили нормализовать положение, прибегнув к чрезвычайной мере.

Мы повелели Нашему Правительству довести до сведения правительства Соединенных Штатов, Великобритании, Китая и Советского Союза, что Наша Империя принимает условия их совместной декларации.

…Война продолжается уже почти четыре года. Несмотря на то что каждый совершил все, что мог, — отважно сражались сухопутные и морские силы, прилежно и упорно трудились слуги Нашего Государства, самоотверженно служил нам стомиллионный народ, — военная ситуация сложилась не в пользу Японии, поскольку общие тенденции мирового развития направлены против интересов Японии…

Если бы Мы продолжали сражаться, это привело бы не только к окончательному распаду и гибели японской нации, но и к полному уничтожению цивилизации.

Как в такой ситуации должны Мы спасти миллионы Наших подданных и искупить вину перед священным духом Наших императорских предков? Вот почему Мы отдали приказ принять условия, изложенные в совместной декларации…»

Адмирала Хомма никто не разбудил. Он поднялся из бомбоубежища, готовый наложить суровое взыскание на командира отряда за неисполнительность его подчиненных. Но то, что он увидел, поразило его. Отправившись отдохнуть, он оставил боеспособную часть, идеально функционирующий воинский механизм, послушный его приказам…

Дежурного в штабе не было. Из включенного на полную громкость радиоприемника доносилась музыка. Возле ангаров не стоял часовой. По всей территории отряда бродили летчики без головных уборов, в расстегнутой форме.

Из барака, где находилась столовая, появился майор Мацунага. Глаза Хомма вспыхнули гневом.

— Наконец-то…

Мацунага не сразу поднял руку к козырьку, он смотрел на адмирала без всякого интереса.

— Что здесь происходит?! — вскричал Хомма.

Мацунага ответил очень спокойно:

— Император объявил о капитуляции. Я только что получил из вашего штаба подробные инструкции относительно сдачи оружия и подготовки к демобилизации. Уничтожение документов мы уже начали, — он показал в сторону летного поля, где полыхал огромный костер. — Вот и остатки бензина пригодились.

Хомма задыхался от возмущения.

— Вы жалкий предатель! Вы присягали на верность императору ради того, чтобы сражаться с врагом, а не для того, чтобы сдаваться. Я прикажу вас арестовать!

Мацунага пожал плечами.