Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание
Шрифт:
— Армии уже не существует. А что касается присяги… Император приказал мне прекратить сопротивление…
Майор обошел адмирала и стал спускаться в бомбоубежище. Остановившись, он добавил:
— Генеральный штаб сообщил: попытка группы офицеров помешать выполнению императорской воли сорвана. Трое заговорщиков предпочли сами уйти из жизни, несколько человек арестованы.
Речь императора была для камикадзе величайшим потрясением. Впервые в своей жизни они слышали голос императора. А кроме того, они узнали, что война проиграна. Следовательно, они были лишены возможности умереть за родину. Все были ошеломлены, многие плакали.
— Твоя жизнь стоила столько же, сколько большой американский авианосец. А ты хочешь сдаться маленькой пистолетной пуле.
Адмирал Хомма закрылся в своей комнате в бомбоубежище. Вечером денщик майора понес ему ужин. Солдат выскочил из комнаты, бросив поднос с едой. На его крик появился кто-то из унтер-офицеров. Позвали майора Мацунага.
Командующий морской авиацией, создатель отрядов камикадзе, вице-адмирал Хомма сделал харакири. Рядом с его окровавленным мечом лежал лист рисовой бумаги. На нем несколько иероглифов предсмертного хайку:
Обновленная и чистая, Светит луна После ужасной бури.Гроб сколотили солдаты из хозяйственного взвода, но он оказался на несколько сантиметров короче, чем было нужно. Не хватило досок — их все сожгли ранней весной, когда в бараках было очень холодно. Из штаба прислали грузовик, на котором тело отвезли в крематорий.
По пути над грузовиком пролетел самолет. При известной доле воображения можно было счесть его появление символическим — морская авиация провожала в последний путь Хомма. Сопровождавшие гроб летчики смотрели на самолет. Это был последний японский самолет, который им суждено было увидеть.
В полдень тридцатого августа на военном аэродроме Ацуги приземлился личный самолет американского генерала Дугласа Макартура, главнокомандующего союзными войсками в юго-западной части Тихого океана. Название самолета «Батаан» было написано крупными белыми буквами на фюзеляже. Стоявшие поодаль американские и японские корреспонденты с пулеметной скоростью щелкали камерами. Макартур протянул руку встречавшему его командующему восьмой армией.
— Дорога от Мельбурна до Токио оказалась длинной, но, кажется, путь пройден.
Макартур не сразу рискнул прибыть в поверженную Японию. Американское командование, памятуя о бешеном сопротивлении японских гарнизонов на Сайпане, Иводзиме и Окинаве, о самоубийственных атаках японских летчиков и моряков, опасалось кровопролитной партизанской войны. Макартур боялся, что американским солдатам будут стрелять в спину, что фанатики станут отравлять колодцы и ставить мины на дорогах.
Ничего подобного не произошло. Страна покорилась судьбе и смирилась с оккупацией. Такова была воля императора.
Позади фотокорреспондентов стоял бывший майор Мацунага. Готовясь к приему генерала Макартура, он в кратчайший срок привел в полный порядок военную базу Ацуги, которую капитан второго ранга Коно собирался оборонять в течение двух лет. Майор Мацунага об этом не вспоминал. Прошлого для него не существовало. Было только настоящее, в котором он удостоился похвалы от американского лейтенанта, назначенного комендантом Ацуги. Если дела
пойдут удачно, они найдут общий язык с этим лейтенантом, который может отдать кладовщику распоряжение выдавать Мацунага половину американского военного пайка. Бывший майор Мацунага был полон решимости завоевать доверие американского лейтенанту.Середина октября — смерти лучшая пора
Когда лейтенант Огава и майор Моримура остались в палатке одни, лейтенант вытащил из рюкзака штык от американского автомата. Престарелый майор с изумлением следил за действиями Огава, но ничего не успел сказать. Лейтенант одним движением распорол ему живот, а затем перерезал горло.
Он осторожно опустил тело майора на пол, низко поклонился ему, забрал свой рюкзак, винтовку и выскользнул из палатки. У него было минут десять, чтобы исчезнуть в джунглях.
Перебежав через дорогу, лейтенант Огава в последний раз оглянулся на желтую палатку, возле которой развевался японский флаг. Он получил новый приказ от майора Моримура и выполнит его. Ради этого приказа Огава пришел сюда вечером, хотя понимал, что это очень опасно…
«Я запрещаю вам совершать харакири»
В полдень лейтенант Юити Огава сделал привал в двух километрах от места встречи с Судзуки. Он собирался переждать здесь до вечера и только тогда одним броском преодолеть расстояние до холма, где его будут ждать.
Огава должен был точно рассчитать время: если будет еще слишком светло, он легко может попасть в засаду. Но если совсем стемнеет, он не сумеет различить лица и понять, кто же все-таки ждет его там, на холме: друзья или враги?
Часа через два, передохнув, лейтенант перешел через реку и вошел в лес. Здесь следовало быть особенно осторожным: в лес часто приходили жители острова рубить деревья, из которых они строили дома. Но в этот день никто не работал.
Лейтенант двинулся дальше. Он медленно приблизился к месту, где две недели назад встретился и разговаривал с Судзуки. Странный ученый понравился ему: безобидный человек — от него можно не ждать подвоха. Но за тридцать лет лейтенант привык никому не доверять.
Приглашение встретиться еще раз — теперь уже с официальной делегацией — все равно могло быть ловушкой. Враги давно хотят поймать лейтенанта. Его ловят тридцать лет. За его голову, наверное, установлена награда.
Между деревьями он увидел желтую палатку и укрепленный на ней японский флаг. Лейтенант подождал полчаса, но никого не заметил. Он привычно проверил винтовку и разулся.
Огава перебрался через ограждение, сделанное из колючей проволоки, и вышел на поляну. Судзуки стоял спиной к нему. Услышав шаги, Судзуки повернулся, увидел лейтенанта и радостно вскричал:
— Майор Моримура, пришел лейтенант Огава!
В палатке кто-то шевельнулся. Лейтенант инстинктивно вскинул винтовку. Судзуки предостерегающе схватил его за руку.
— Это вы, Огава? Я сейчас выйду, — донеслось из палатки.
Прошло столько лет, но лейтенант не забыл голос майора Моримура. Вытянувшись, он ждал его появления. Судзуки вытащил фотоаппарат.
Через несколько мгновений из палатки вылез Моримура. Он был одет в старую форму императорской армии. Майор стал совсем старым, но Огава все равно его узнал.