Страшен путь на Ошхамахо

Но вот Нальжан, кажется, поняла, что ее «тайна» как будто бы осталась при ней, и шумно, с облегчением вздохнула.

– Ты что хотел сказать, сын Тузарова?

– Я спросить хотел. Где Емуз, где Кубати и Куанч? Она ждала этого вопроса, и потому к рассказу о том злосчастном дне была готова уже давно. Говорила ясно и толково, без слез и стенаний. Даже Алигоко Вшиголового прокляла только два раза.

Тузаров, бледный, как покойник, долго молчал. Потом потянулся к руке Нальжан, слегка пожал ее у запястья, медленно проговорил:

– Нельзя мне долго залеживаться. Как считаешь, добрая душа, скоро ли я смогу сесть на коня? У-о! Совсем забыл! А… Налькут? – он уже и спрашивать боялся.

– Твой конь ждет тебя. Скучает, – грустно улыбнулась Нальжан. – Так что ешь побольше, тогда и встретишься со своим Налькутом быстрее. А пока Сана его прогуливает. Подружились они. Вчера, негодница, скакала верхом. – И без всякой связи с предыдущими словами Нальжан добавила:

– Бедная девчушка! Без отца осталась… И еще – думаю, даже уверена, что так оно и есть, – переживает она и из-за Кубати тоже. О горе!

– Тебе это может показаться странным, – медленно проговорил Канболет,

– но я за своего кана не очень сильно беспокоюсь. Понимаешь, он умен и находчив и, когда надо, умеет сдерживать юношескую горячность. Сейчас ему, конечно, грозит немалая опасность, однако я все-таки уверен – Кубати найдет ходы и для шаха и для мата.

– Какого шаха, какого мата? Он что, наш мальчик, какую-то турецкую игру, что ли, играет?

– Да не турецкая она…

– А мне сейчас все равно, что Турция, что Крым, что Ермолы [85] , как тому пшитлю, которому чувяки жмут. Только вот тесный чувяк мне будто на сердце натянули…

85

Армения

– Пройдет и эта боль.

– А ты помнишь слова Джабаги Казанокова: «Можно пережить вчерашнюю печаль, можно пережить и завтрашнюю, а как пережить печаль сегодняшнюю?»

– Но тот же самый Джабаги говорит, что печаль сегодняшняя уже завтра станет вчерашней.

– Скорей бы это «завтра», – вздохнула Нальжан.

* * *

Хадыжа, то бормоча, а то и напевая себе под нос, с увлечением перебирала засушенные травы, семена и корешки каких-то растений, а задумчивая Сана перетирала в ступке будущие снадобья.

– Хадыжа знает много целительных трав, – говорила о себе старушка. – Хадыжа легка на руку и быстра на ногу, а глаз ее безошибочен, как у курицы, которая, разгребая лапами землю, всегда находит лакомое зернышко и мигом его склевывает. У Хадыжи бывают мази и отвары на всякие случаи, в любой беде они могут помочь. А тебе, девочка, пока еще ничего не нужно. Ты здоровая и гладкая, как козочка, выросшая на лучшем пастбище. Бывает, правда, что такие вот молоденькие хотят, чтобы поскорее сердце одного из джигитов знакомых потянулось к сердцу, которое сладко замирает под их туго стянутой коншибой – корсетом. Для этого надо…

– Нет, бабушка, мне этого не надо, – грустно сказала Сана. – Лишь бы живого и невредимого его увидеть. Хоть раз еще увидеть – и ладно…

– Постой, постой! – перебила ее старуха. – Неужели ты говоришь о… Ну, конечно, я могла бы и раньше догадаться. А почему тебе достаточно лишь только увидеть его? Или он остался равнодушен к твоей красоте редкостной?

Сана низко наклонила голову и ответила еле слышно:

– Нет, равнодушным он не остался…

– И я бы в это не поверила. Парень, который повстречался мне в лесу и подарил мне, старой, свою охотничью добычу, совсем не был похож на какого-нибудь недоумка или несчастного калеку! И разве ты не под стать такому джигиту, э? – Хадыжа лукаво погрозила девушке тонким костлявым пальцем.

– Нет, бабушка, не про меня такое счастье, – две слезинки упали с длинных ресниц Саны. – Вот и отца теперь нет у меня, вот и Кубати…

– Молчи, молчи, глупая девчонка! – рассердилась Хадыжа. – Мы говорим, что кривой несчастен, да с нами слепой не согласен. Отцы всегда должны уходить раньше детей. А с тобой – молодость, красота, любовь, будущие дети. Охотник твой обязательно вернется, и тогда…

– Если и вернется, да не ко мне. Найдет себе по своему княжескому достоинству!

– Ах, вот ты о чем! – крикнула старушка высоким куриным голосом. – Думаешь, недостойна… А я так скажу, – Хадыжа хитро прищурила один глаз и опасливо втянула голову в плечи, – это Кубати пусть подумает, достоин ли он такой избранницы или нет! Понятно?

Слегка озадаченная, Сана отрицательно покачала головой:

– Ничего не понятно.

– А объяснять я ничего не стану, – с таинственным видом заявила старуха.

– Я и так сказала слишком много.

* * *

Р У К О П И С Ь,

обнаруженная в дорожной сумке одного черкесского джигита, владевшего перед своей безвременной, но вполне естественной (т. е. в рукопашной схватке) кончиной дорогим мушкетом с колесцовым замком, часами типа «нюрнбергское яйцо», серебряной табакеркой с гербом города Лейдена, а также одним огромным ботфортом со стальной шпорой

Означенная рукопись переведена с иностранного языка и снабжена примечаниями созерцателя, решившего, что хотя она и содержит в себе немало вздора, однако отражает в немалой степени взгляды тогдашней просвещенной Европы на тогдашние (не слишком просвещенные) народы Северного Кавказа.

Каким образом рукопись (заметно пострадавшая от ее частичного употребления в качестве пороховых пыжей) попала к нашему лихому джигиту, а равно и вышеуказанные предметы, которые, несомненно принадлежали ее автору, остается неразрешенной исторической загадкой.

Итак, дословный текст рукописи перед вами.

Уважаемому другу (с надеждой, что это именно так и есть), бакалавру изящных искусств Иеронимусу Боку обращает свое послание благородный дворянин, любитель наук и путешествий

Клаус Пфефферкопф.

(В лето от P. X. 1702). [86]

Прежде всего, любезный мой товарищ по студенческой скамье в нашей alma mater, я должен объяснить свое столь многолетнее отсутствие и нежелание давать о себе сведений.

86

в сносках примечания созерцателя

Глубокая обида на тех, кто распускал обо мне злостные сплетни и гнусную клевету, а тако же нежелание пачкать свой благородный клинок об их грязные потроха заставили меня, не тратя времени на прощальные церемонии, со всею возможною поспешностью уехать в Швецию. Я считал ниже своего достоинства опровергать слухи о том, будто я беру деньги в долг, а потом скрываюсь от кредиторов, и еще, якобы пользуясь благосклонностью одной дамы из почтенной семьи, я выманил у нее какие-то паршивые драгоценности и снес их в ломбард. [87] Хуже всего, что вся эта клевета исходила от наших же с тобой собутыльников, которые вдобавок распускали свои вонючие языки относительно не наших, а именно моих «похождений» по…ским [88] тавернам. Сейчас я объясню, как все было на самом деле, и пусть клеветники подавятся собственным дерь………… [89]

87

1..Здесь есть нечто, наводящее на размышления.

88

2..Неразборчивое слово.

89

3..Обрыв рукописи.