Страшные немецкие сказки

По всему миру курсирует образ жениха-мертвеца (сказочный тип АТ 365). Он есть и у дикарей, и у китайцев, и у славян, и у немцев, и у англичан. В Старшей Эдде Сигрун спешит к кургану, где похоронен ее муж Хельги, и сжимает призрак в объятиях, хотя его волосы покрывает иней, тело — смертная роса, а руки холодны как лед. В датской балладе мертвый жених слышит из могилы плач возлюбленной. Он вваливается к ней в дом с гробом в охапку и признается, что в могиле темно, как в преисподней, а от девичьих слез гроб наполняется кровью и змеи кишат у его ног. В истории, рассказанной польским автором XVII в. (имела место в 1597 г. в Вильно), жених-мертвец ускользает из магического кольца одного итальянского колдуна, использующего его в качестве домашнего демона [363] . Легенд о призрачном женихе особенно много в Англии, Ирландии, Исландии, а также среди немецких народных баллад:

363

Петрухин В.Я. Мифы древней Скандинавии. С. 306–307; Махов А.Е. Указ. соч. С. 209–210.

«Любовь моя и отрада, Навек нам расстаться надо», — Невесте сказал жених. И лег он в сырую землю: Лишь мертвых земля приемлет В объятья могил своих, Но не берет живых ^[364] .

Взаимоотношения умершего жениха и живой невесты довольно безоблачны, и мотив похищения возникает относительно поздно. Братья Гримм вдохновлялись знаменитой балладой Г. Бюргера «Ленора» (1773), переложенной на русский язык П.А. Катениным («Ольга») и В.А. Жуковским («Людмила», «Светлана», «Ленора»):

364

Пер. Л. Гинзбурга.

Голова, взгляд, руки, тело — Все на милом помертвело, И стоит уж он с косой. Страшный остов костяной.

В неопубликованном рассказе братьев «Игуменья и дьявол» речь идет о девушке, потерявшей жениха на поле боя и решившей, что она проклята Богом. Дьявол приходит к ней в облике жениха-офицера и заключает сделку, поклявшись оставаться юношей и одаривать ее магической силой. Поступив в монастырь, она вскоре возглавляет его и устраивает там всяческие безобразия вплоть до своего разоблачения ^[365] .

365

Grimm, Jacob und Wilhelm. M"archen aus dem Nachla. Bonn: Bouvier Veriag Herbert Grundmann, 1979. S. 66–67.

Я подробнее, чем следовало бы, коснулся легенд о мертвом женихе, чтобы убедиться в отдаленности их сродства с нужными нам сказками. Кровавых ужасов, кроме как внешнего вида самого призрака, в них практически нет.

Не заняться ли нам русским медведем? Ведь он недаром похищает женщин. У древних греков медведь был близок к Артемиде, а этой богине приносили в жертву девушек. В Западной Европе бытовали легенды о происхождении датских королевских родов от медведя, похитившего женщину. В русской мифологии медведи часто крадут женщин, пришедших в лес за ягодами, берут их в жены и даже имеют от них детей. Кайгусь, хозяин зверей в кетской мифологии, умыкает дочь старика, приняв облик медведя ^[366] .

366

Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. С. 363, 365; Воронцов В. А. Указ. соч. С. 122; Левкиевская Е.Е. Мифы русского народа. С. 108; Мифы народов мира. Т. 1. С. 610.

Всего любопытнее для нас саамский миф о медведе. Похищенная медведем-людоедом лунная дева ведет у него хозяйство. Ей запрещено входить в опутанный цепями амбар, где медведь держит Гром, плененный им в битве стихий (забавная ситуация, если учесть, что Афанасьев сравнивал с громом именно медведя). Дева подпиливает цепи Грома (поздняя художественная форма, по Проппу) и улетает вместе с ним. У коми медведь олицетворял смерть, и когда он похищал девушек, те спасались из его лесного жилища, подсунув вместо себя наряженную в платье ступу. Будучи помощником шамана, медведь доставлял души в мир мертвых ^[367] .

367

Петрухин В.Я. Мифы финно-угров. С. 160–161, 218; Афанасьев А.Н. Указ. соч. С. 234; Наговицын А.Е. Указ. соч. С. 273, 276.

Отметим также, что в мифах дикарей мотив похищения животными не доминирует. В большинстве случаев туземные женщины сами навязываются к ним в подруги, мужья же убивают любовников своих жен. В мифе офайе (Бразилия) женщина встречается с тапиром в навозной яме и удовлетворяет его не столько ласками, сколько вкусной готовкой (вот кого бы в жены Синей Бороде!). Муж расправляется с животным, но женщине удается сохранить пенис тапира, чтобы в уединении получать от него удовольствие. Ее застают за этим занятием и поджигают хижину. Пенис сгорает, а женщина умирает от тоски. Другую подругу тапира заставили скушать этот самый пенис ^[368] .

368

Леви-Строс К. Мифологикн. Т. 1. С. 252–253.

В общем, прообраз медведя-жениха надо искать в евразийских, а не «первобытных» мифах. Он питался человечиной, имел отношение к жертвоприношениям и другому миру и даже устраивал запретную комнату, правда, без трупов. Но можно ли сопоставить с медведем остальных женихов? Ведь он — не архаическая старуха и среди персонажей типов 311 и 312 отнюдь не преобладает. Давайте перейдем ко второму сюжету, связанному с окровавленными телами и девушками.

Крови становится больше

Злодей девицу губит.

Ей праву руку рубит.

Пушкин А.С. Жених

Персонаж сказок типа 955 — не дух, не животное, не колдун, а человек. Он мог бы считаться обыкновенным разбойником (так его и величают в большинстве сказок), если бы не одна особенность. Он — людоед, хранящий куски тел в качестве съестных припасов. Живет он главным образом в лесу, куда идет героиня, поэтому нам встретятся мотивы из типа 327.

В сказке братьев Гримм разбойник сватается к дочери мельника и приглашает ее посетить свой лесной дом. Дорогу туда он отмечает золой. Девушка приходит в дом в отсутствие хозяина, разбросав на всякий случай горох и чечевицу. Сначала гостью встречает птица, сигнализирующая песней об опасности, а затем и старуха, которая рассказывает ей о людоедстве хозяев и прячет за бочку. Вернувшиеся разбойники во главе с женихом не принюхиваются и не ищут героиню. Им не до того — они привели с собой богато одетую девицу. Напоив пленницу вином, они раздевают ее догола, кладут на стол и разрубают на куски, посыпая их солью.

Жених-разбойник. Иллюстрация П. Хея (1939). Уютный лесной ломик таит в себе зловещий секрет. Как всегда, пейзаж у Хея восхитителен

Именно в этом месте читающие сказку взрослые усомнились: с какой стати шайка пьяных мужиков будет рубить и поедать голую бабу? Не иначе как они ее насиловали, а людоедство символизирует столь нецензурное действо. Лиха беда начало! Огры, следовательно, неспроста детишек кушали, педофилы проклятые! И пошло, покатило…

Вернемся в мир сказок. Один из разбойников отрубает девице палец с золотым кольцом, и тот отлетает прямиком за бочку, где сидит героиня. Начинаются поиски. Старуха прерывает их, отослав всю шайку на покой и усыпив зельем. Вдвоем с героиней они убегают, ориентируясь на горох и чечевицу, так как золу развеял ветер. Заключительный мотив сказок этого типа — разоблачение. На свадьбе в присутствии гостей невеста описывает свои злоключения, выдавая их за сон, но под конец демонстрирует палец с кольцом в качестве подтверждения сказанного. Жениха и его сообщников арестовывают и казнят.

Первоначально у братьев в роли жениха выступал принц — по аналогии с «Синей Бородой» или с рейнскими легендами о рыцарях-разбойниках, а шайка приводила в замок не девицу, а бабушку героини (неужели они на старуху польстились?). В версии, записанной Брентано, действует граф, в чей дом запросто приходят королевская дочь и ее служанка. Там они видят много оружия и бочку с кровью. Разбойники думают, что отрубленный палец подобрала собака, но спрятавшиеся девушки скармливают ей калач и уносят палец. В версии из Ганновера посторонней девицы нет, а разбойник хочет сварить и съесть героиню. Старая экономка помогает ей скрыться, оставив взамен себя куклу. Разбойник преследует ее и погибает от руки охотящегося принца ^[369] .

369

Науменко А. Указ. соч. С. 375; Colshom, Carl und Theodor. M"archen und Sagen. Hannover: Verlag von Carl R"umpler, 1854. S. 125–128.