Стратегия обмана. Политические хроники

Задан этот вопрос был явно в расчёте на то, что отец Матео согласится с этим утверждением и дальше разговор пойдет как по накатанной. Но собеседник ошибся.

— Я монах, отец Хавьер, цистерцианец, — глядя на него в упор, заметил отец Матео.

— Прекрасно, — даже не смутившись, ответил тот, — значит, вы понимаете, что такое служение миру…

— Нет, отец Хавьер, не понимаю. Когда-то ища святости я ушёл в монастырь, а не остался в миру.

— Ваш путь, без сомнения, похвален, но в наши дни не все могут осмелиться на подобный шаг. В конце концов, и вы, избрав путь монаха, приехали в Рим и теперь служите в Ватикане. Разве этим вы не обретаете святость в миру?

Последняя фраза была верхом лести, и отец Матео не удержался, чтобы ответить:

— Я грешен, отец Хавьер, как и мир в котором я вынужден пребывать. Если ваши миряне соблюдают монашеские обеты, то мир не лучшее место, чтобы избежать искушения.

— Конечно, вы правы, — опустил глаза представитель Опус Деи, — и потому пребывая в миру, так важно напоминать себе, что грех плоти всегда должен быть преодолён.

— Самобичеванием по субботам? Разве других более здоровых способов в вашей организации не нашли?

— Я понимаю, в XX веке очень тяжело свыкнуться с мыслью, что кто-то ради спасения души носит вериги. Но разве стоит осуждать этих людей?

— Осуждать людей не стоит никогда. В былые времена монахи смиряли плоть менее кроваво. Просто им было достаточно спать в ризе на соломе в нетопленной спальне, общей для всей братии, принимать скудную трапезу раз в день, работать от рассвета до заката в поле, а после, превозмогая навалившийся сон и смертельную усталость молиться, молиться, молиться.

Описав этот свой опыт смертных лет, отец Матео который раз с сожалением подумал, что с тех пор как он стал альваром, его не заботит ни пища, ни сон, ни усталость. Даже самобичевание не оказало бы на него должного воздействия, потому как боль быстро уходит, и раны вмиг затягиваются. Стало быть, Господу не угодно, чтобы он шёл к святости самым лёгким путем усмирения плоти.

— Вообще-то, — произнёс отец Матео, — я пригласил вас не для обсуждения внутриорганизационных практик и наставлений. Если этим заинтересуется Конгрегация доктрины веры, пусть она этим и занимается. Мне же хочется узнать о другом.

— Я весь в вашем распоряжении, — добродушно улыбнулся отец Хавьер, — спрашивайте.

— Сколько человек состоит в вашем ордене?

— На данный момент 69 784 человека, — с ходу ответил он, — из них 1689 священников, остальные миряне.

— Очень любопытно, — задумчиво протянул отец Матео, — такая точность. А можете ли вы предоставить списки членов вашего ордена?

— Боюсь, это невозможно.

— Почему же?

— Устав запрещает разглашать имена членов организации.

— Всего лишь имена и запрещает?

— Именно.

Отец Матео на минуту задумался:

— Помнится, вы говорили, что журналисты выдумывают о вас множество небылиц.

— Это верно…

— Тогда спрошу иначе, вы точно уверены, что Опус Деи не тайное общество?

— Абсолютно уверен.

— В таком случае ваша уверенность противоречит здравому смыслу, — заключил отец Матео. — Сколько членов Опус Деи служит в Ватикане?

— Я не могу вам этого сказать.

— Каков устав Опус Деи?

— Я не могу этого сказать.

— В скольких странах действует Опус Деи?

— Не могу сказать.

— Тогда я вас не понимаю, — честно признался отец Матео.

Представитель организации же оставался подчеркнуто спокоен и не выказывал и тени смущения.

— Хорошо, спрошу о другом. Устав Опус Деи предусматривает полное подчинения мирян старшим руководителям, ведь так?

— Да. Полагаю, как монах вы знаете, что такое обет послушания.

— Безусловно. Как миряне вашей организации пополняют казну?

— Мы никогда не скрывали, что Опус Деи живёт на пожертвования. Да, кто-то отдаёт весь свой заработок, кто-то часть, а кто-то освобождён от этого. Но вы же понимаете, живя в миру, и соблюдая все данные обеты, человек должен отказаться от благ и искушений.

— Конечно, понимаю. Даже понимаю, почему с вашей имитацией монашеской жизни в условиях мира заработанное отдаётся общине. Я только не могу понять, почему кто-то жертвует всё, кто-то часть, а кто-то ничего? Знаете, в монастыре братия живёт общим трудом, и привилегии ни для кого не назначаются. Почему же у вас иначе?

— Так ведь и Опус Деи не монашеский орден, — парировал отец Хавьер.

Спорить тут было трудно, а главное бессмысленно, потому отец Матео спрашивал дальше:

— Ваши миряне служат в банках?

— В банках? Конечно, устав ордена не запрещает мирянам работать там, где они могут. Напротив, каждый должен и может обрести святость в простой работе, будь она даже в банке.

Отцу Матео тут же вспомнился ИРД, епископ Марцинкус, и понятие святости применить к банкиру у него отчего-то не получилось.

— В связи с вышесказанным хочу уточнить. Если мирянин служит в банке, и должен всецело подчиняться руководителю вашей организации, может ли случиться так, что руководитель будет давать советы или наставления в мирской работе?

— Мудрый совет никогда не бывает лишним.

— Тогда значит ли это, что руководство Опус Деи может оказывать через подконтрольных ему мирян влияние на банковскую систему, скажем, Италии?

— Вы слишком преувеличиваете влияние Опус Деи, — улыбнулся отец Хавьер.

— Правда? — сверля немигающим взглядом собеседника, произнес отец Матео. — Тогда предоставьте мне список членов организации, которые занимаются банковским делом в Италии, и я лично это проверю.

— Это невозможно, — уже без улыбки произнёс представитель Опус Деи.

— Как я понимаю, вы ссылаетесь на секретность списка?

— Правильно понимаете.

— Тогда объясните, в чём отличие Опус Деи от тайного общества? Вы знаете, что в Италии запрещено существование объединений, чьи членские списки не предоставлены властям для ознакомления?

— Но мы же религиозная организация, а не какие-нибудь масоны, — возразил отец Хавьер и нисколько не убедил этим доводом отца Матео. — Поймите и вы нас, об Опус Деи пишут столько неприятного в прессе, разумеется, нашим братьям и сестрам не хотелось бы, чтобы об их принадлежности к организации знали на работе или дома.