Стратегия обмана. Трилогия

– И всё же...

– Всё же?

– Лили Метц, - был полковнику краткий ответ.
– Больше никого пока назвать не могу.

– Хорошо. Продолжайте.

– Она приходила ко мне в Нью-Йорке. Как я понял, она живёт в Штатах и в ближайшие годы намерена остаться там. Меня ей порекомендовала Семпрония, так что она должна знать о Лили Метц больше.

– Но вы же что-то слышали о ней, не стали бы вы открывать ей счёт по одной лишь рекомендации.

– Вы правы, не стал бы. Я слышал о ней ещё в пятидесятых годах, когда она жила в Аргентине. Немецкая эмигрантка, приехала с мужем, который к тому времени уже помер. Угадайте, кем был муж?

– Неужели СС?

– Имперская канцелярия, если быть точнее. Но суть-то не в этом. Насколько я слышал, году этак к 1936 из Германии выехали почти все альвары, на всякий случай.

– За исключением вашей Александры, - поддел его полковник.

– И Лили Метц. Единственное, почему меня удивляет, что она вышла замуж за эсэсмана, так это её природные данные. Она не особо похожа на чистокровную немку. Кожа хоть и светлая, но карие глаза и волосы глубоко чёрного оттенка, а ещё черты лица... В общем, я не могу отделаться от мысли, что её мать была южанкой. Но это лишь предположение.

– Раз вышла замуж за эсэсмана, значит, в родословной никаких южанок не нашли.

– Может и так. А может, всё дело в коррумпированности генеалогов и герольдмейстеров. Не знаю, когда Лили переродилась, до замужества или после, но полагаю, ей сейчас лет шестьдесят пять - семьдесят. Собственно это всё, что я могу сообщить о ней.

– Лили Метц, - задумчиво повторил полковник.
– Полное имя, скорее всего Лизбет. А вы уверены, что она немка?

Сарваш пожал плечами:

– Думаю, офицеру СС не позволили бы взять в жены иностранку.

– Официально нет. А что, если она приехала в Германию откуда-то извне и начала выдавать себя за немку. Может она вообще поднялась из Гипогеи и на самом деле ей лет двести.

– Это вряд ли. Она не производит впечатление умудренной опытом альварессы. Тем более Метц - чем не немецкая фамилия.

– Идишистская, например.

– О, да бросьте, Лили точно не еврейка, поверьте мне как специалисту.

– Верю, конечно, но вы сами живое подтверждение тому, что евреи могут выглядеть как угодно.

– Вы ещё не видели чернокожих эфиопских евреев, - лукаво улыбнулся Сарваш.

– С ума сойти, - только и сказал на это полковник.
– Больше вам нечего добавить про Лили Метц?

– Могу только намекнуть.

– Давайте.

– Шестое чувство подсказывает мне, - с сарказмом отвечал Сарваш, - что недавно госпожа Метц выгодно овдовела и теперь занята поиском спутника на ближайшие годы жизни.

– В Штатах?

Сарваш развел руками:

– То мне не ведомо. Такое глубокое проникновение в тайны личной жизни уже по части Фортвудса, а не моей.

– Ладно, разберёмся, - повел итого полковник.
– И все равно, не нравится мне её фамилия.

– Чем же?

– Знал я одного доктора Метца.

– Тот, который лечил Гёте в детстве?

– А что и Гёте лечил Метц?
– поразился полковник.
– Нет, это было позже лет эдак на сто пятьдесят. Я видел другого Метца, но не удивлюсь, что они родственники.

– Преемственность поколений, что может быть лучше.

– Скорее, хуже. Там была целая медицинская династия, начиная от Диппеля Франкенштайнкого заканчивая Книпхофом.

– О, профессор, - радостно протянул Сарваш, видимо, вспомнив былые годы.

– Так это он дважды раскапывал ваши могилы?

Сарваш даже не удивился такой осведомлённости полковника:

– Не совсем так. Он дважды видел, как я оттуда поднимаюсь. Интересный был человек, пытливый ум и неугомонный характер. Жаль, сейчас таких мало. Всё спрашивал у меня рецепт бессмертия, будто я знаю его.

– Внимательно посмотрев на полковника, он произнес.
– И почему я не удивляюсь, что вам знакома наша общая с профессором история?

– Потому что он сам мне о ней рассказывал.

– Да? Наверное, наплел всяких несуразностей.

– Он сказал, что лицезрение вашего восшествия из могилы подтолкнуло его к поискам рецепта бессмертия.

Полковник внимательно смотрел на Сарваша, изучая его реакцию на сказанное.

– И как, - произнёс тот, - нашёл?

– Понятия не имею, но прожил он долгую жизнь.

На этом Сарваш покинул Фортвудс, ещё раз заручившись поддержкой полковника Кристиана в поисках Алекс Гольдхаген.

А полковнику всё не давала покоя фамилия Метц. Этот доктор работал на медицинский отдел Фортвудса, когда тот ещё окончательно не был сформирован. Было это лет восемьдесят назад. Полковник прекрасно помнил, как тогда доктора Метца рекрутировал его родной дед анатом Книпхоф и ученик Книпхофа доктор Рассел - они оба приобщили Метца к бесчеловечному преступлению, когда почти тридцать лет подряд несчастной Мэри отщепляли кусочки мозга и вынимали их специальным крючком через ноздрю. И всё во имя экспериментальной науки. В итоге полковник не стерпел издевательств над женщиной и предложил для экзекуции свою персону. Вот тогда-то молодой ассистент доктора Рассела и задел ему крючком оба зрительных нерва и повредил капиллярную сетку. С тех пор зрачки полковника и приобрели отчетливый багровый оттенок. Ассистент тогда, конечно, горячо извинялся, а доктор Рассел заверял, что одна маленькая операция всё исправит, но полковник послал их к чёрту и предпочел запугивать служащих Фортвудса кровожадным взглядом, чтобы не забывали, с кем рядом работают и живут. С тех пор прошло пятьдесят лет, эксперименты над Мэри давно прекратились и полковник начал подумывать об операции на глазах, но только перед увольнением из Фортвудса.

А тот самый доктор Метц в то время был занят тем, что после смерти своего деда профессора Книпхофа продолжил заниматься фортвудскими экспериментами с альварским мозгом, вернее шишковидной железой, как называли её медики. Это ему в Мюнхен отослали железу Мэри с образцами крови, а потом и железу полковника. Что доктор Метц с ними делал, полковник не знал, хотя и предполагал, что впустую перевёл биологический материал, вырванный с невыносимой болью и унижениями.

Сами воспоминания о докторе Метце не вызывали в полковнике ни злобу, ни негодование, в отличие от своего жутковатого деда он был человеком неброским и бесхарактерным. Потому и Рассел манипулировал им как хотел.

Всё-таки тревожные мысли не оставляли полковника, и он решился отправиться в дальнее крыло особняка в библиотеку, она же архив, она же "склад макулатуры". Вспомнив, что в первый и последний раз шишковидную железу ему удалили в 1924 году, полковник пожелал увидеть документы Фортвудса тех лет. Но главный и единственный библиотекарь Оливер Рассел, по злосчастному совпадению, внук того самого доктора Рассела, картинно развёл руками:

– Ну что вы, полковник, в 1901 году Обществу ведь пришлось спешно покидать Лондон, все бумаги свалили в одну кучу и распихали по полкам как попало. Я давно пытаюсь навести хоть какую-то видимость порядка, но вы слишком много хотите от меня.