Стратегия обмана. Трилогия

– Лесли, - в задумчивости обратился он к Вильерсу, - а что если я поручу тебе, а ты своим лаборантам, разобраться в методике бальзамирования тела Ленина? Что скажешь? Насколько я понимаю, методология официально опубликована и секрета не составляет.

– Ну, допустим, в теории разберёмся. Дальше что?

– А у лаборатории есть доступ к какому-нибудь лондонскому моргу?

– Это ещё зачем?
– удивился Вильерс и тут же твёрдо заявил.
– Второго Ленина я делать не буду. Это ж бешеные деньги, администрация мне голову оторвёт.

– Не надо никого бальзамировать. Просто попробуй впрыснуть кровь альвара трупу. И посмотри, что будет, исчезнут трупные пятна, разгладится кожа или нет.

Вильерс молча обдумывал это предложение.

– Я сам дам кровь на забор, - пообещал полковник, - только поставьте небольшой эксперимент. Вдруг это правда.

– А потом что, попросите слетать в Москву, взять образец подкожной жидкости из мумии Ленина? Нет, полковник, вот этого я вам точно не могу обещать.

– Я всё понимаю, - согласился он, - просто проверь метод Метца, работает ли он вообще. А после этого уже будем думать дальше.

– Ну, ладно, - наконец, согласился доктор и смерил полковника оценивающим взглядом, - закатывайте рукав.

Ещё неделю полковник выуживал из закоулков памяти эпизоды, когда он встречался и говорил с профессором Книпхофом и его внуком Метцем. Вспомнил он и о другой внучке профессора, Иде. В 1896 году молодая девушка влюбилась в него, а он сказал ей то же, что и не так давно Мадлен - выйди замуж, роди детей. Тогда она уехала в Мюнхен, и больше он её не видел, даже не интересовался, вышла ли она замуж, есть ли у неё дети. Мадлен почему-то с этим не спешит и уже четвертый год изводит Ника Пэлема ожиданием, то ли назначением даты свадьбы, то ли расставанием.

Измученный ожиданием результатов эксперимента от Лесли Вильерса, всё отнекивающегося тем, что нет подходящего трупа в нужной стадии разложения, полковник получил разрешение на командировку и отправился в Мюнхен. Найти документальные свидетельства, что некогда в этом городе жил доктор Пауль Метц оказалось крайне сложным. Под конец Второй мировой во время бомбардировок сгорели многие архивы, но кое-что найти всё же удалось - могилу Метца.

Смотритель проводил полковника Кристиана к искомому месту. "Пауль Метц, 1860-1934" - гласила надпись на могильной плите. Ну что ж, теперь полковник знал, что доктор дожил до тридцатых годов и почил в возрасте семидесяти четырёх лет. Значит, в 1924 году он мог оказать услугу советским бальзамировщикам.

Полковник присмотрелся к соседним могилам в поиске других Метцев, но тщетно, доктор покоился здесь один. Внимание его привлекла только соседняя могила с разбитым и неумело отреставрированным надгробным камнем.

– Наверно, бомбежки в конце войны?
– спросил он смотрителя.

– Нет, что вы, - мотнул головой седовласый мужчина.
– Молния ударила. Удивительный случай, на моей памяти била два раза, и все в одну и ту же могилу, вот эту, представляете?

Полковник прочел, кто же там похоронен и надпись ему не понравилась: "Даниэль Гольдхаген, 1895-1941".

Доктор Метц - альваресса Лили Метц, некий Даниэль Гольдхаген - альваресса-террористка Алекс Гольдхаген. Какие-то странные и нехорошие совпадения.

Полковник припомнил, что Книпхоф работал в университете Людвига-Максимилиана и, предположив, что доктор Метц преподавал в этом же заведении, полковник отправился туда. Удача ждала его почти сразу, но после того как он назвал имя не Метца, а его деда Книпхофа.

С опаской посматривая на человека, который не снимает темных очков в помещении, немолодая сотрудница архива поведала:

– Конечно, у нас есть материалы, касательно Иоганна Книпхофа, все-таки он был очень значимым специалистом своего времени. Если у Второй Империи был анатом Вирхов, то у нас в Баварии был свой не менее значимый профессор Книпхоф. Университет в свое время пытался получить его архив, но ничего не удалось. В квартире, где жили наследники профессора, случился пожар и личные записи сгорели.

– А где находится эта квартира?

– В центре, но та самая квартира была разрушена во время бомбежек. По счастью кое-что удалось спасти, но это по большей части личные вещи, фотографии, книги, диковинные препараты, но никаких рабочих записей или дневников.

И всё равно полковник пожелал на них взглянуть. Фотографий было немного, зато был сосуд с заспиртованным уродцем в виде маленького ягненка с одним глазом и пятью ногами - мерзость в духе профессора.

– Если честно, я бы хотел узнать хоть что-то про внука профессора, доктора Пауля Метца.

– Даже не знаю, что сказать, - призналась женщина.
– На фоне деда он ничем особым не выделялся, науку своими познаниями он не дополнил.

– А практику?

– В каком смысле?

– Он ведь был хирургом, практиком. Может в своей профессии он был не так уж плох?

– Может быть, - раздраженно бросила она, - я не знаю. Я занимаюсь историей науки. Гениев слишком мало, чтобы о них не знать, а практиков слишком много, чтобы их изучать.

Поняв, что спорить бесполезно, полковник приступил к осмотру старинных фотографий. Сплошь семейные портреты, на одних он узнал профессора. Удивительно, но если верить дате на обороте, и в сто лет Книпхоф неплохо сохранился. Увидел полковник и Иду, молодую, какой помнил сам, постарше, ещё старше... Не было с ней рядом, ни детей, ни мужчины, все больше дед и другие родственники. Нашелся и Метц, в годах и в окружении девочек-близнецов, которые от фотографии к фотографии становились все старше. Значит, дети у него были, а была ли жена, и что с ней стало - неизвестно.

– Скажите, а известно, кто был последним владельцем квартиры профессора Книпхофа? Я имею виду из родственников.

– После смерти профессора квартиру унаследовал внук, тот самый Метц, которым вы интересуетесь.

– Он умер в 1934 году, а кто остался в квартире после него?
– полковник указал на двух близнецов на фото.
– Они?

– Да, две дочери. Но в конце там жила только одна из них, со своим мужем. При них и случился пожар. Потом началась война, муж умер, её призвали на службу на оккупированные территории и квартиру закрыли. Да, эта дочь умерла в 1942, и тогда квартиру вскрыли власти, а университет смог забрать всё, что относилось к профессору.

– Простите за любопытство, а откуда вам известны такие мельчайшие подробности, кто когда умер, кто когда уехал?

– От старших коллег, которые занимались наследием Книпхофа, они забрали его вещи из квартиры. Это просто величайшая трагедия для Баварии и медицинской науки, что безалаберные потомки не сумели сохранить то, что им оставил великий прадед.

– Так, - полковник устало зажмурил глаза, - если одна дочь Метца погибла, то другая может ещё жива? Вы не пробовали её разыскивать?