Страж империи

Я желчно хмыкнул.

– Тьфу… «патриоты»… – в эти два слова я вложил все свое разочарование ситуацией.

Граф вздохнул.

– Да, они патриоты. Могли бы просто не дать денег – и их дети остались бы дома, на непрестижных, но неопасных должностях. Патриот, Александер, это не тот, кто хочет пойти на войну за свою родину. Патриот – это тот, кто не хотел, но пошел, потому что так было надо. Хочу ли я, чтобы мой сын стал героем? Нет, я хочу, чтобы он просто вернулся домой живым. Он и так герой, потому что служит на Краю. Хотел ли я, чтобы он стал боевым магом? Нет, я не хотел. Но он патриот и я патриот, и потому я похвалил его за его решение, хоть и до сих пор ненавижу себя за эту ложь. И он, когда настанет время служить его сына, тоже будет хотеть того же самого – просто чтобы сын остался живым. Но ничего не возразит – потому что, как я только что сказал, он патриот, и его сын, мой внук, я надеюсь, тоже вырастет патриотом.

* * *

После разговора с графом я провел бессонную ночь, сидя на краю крыши его особняка и глядя на ночной город в компании невеселых дум и спящих голубей. Уснуть я просто не смог, мне казалось, что стены смыкаются вокруг меня, подавляют своей массой.

И вот на краю неба забрезжил рассвет, а думы мои все так же печальны. Настолько печальны, что обратно в Зону хочется, как никогда.

В самом деле, ну и кто я теперь? Ну, пока еще я тот, кем был, но кем мне предстоит стать? Я – лжец и мошенник, ведь я, по сути, обманываю кучу доверчивых ребятишек… И плевать, что некоторые из них даже старше меня – их детство прошло совсем не так, как мое. Они не сталкивались со всеми возможными пороками человеческой натуры, как это случилось с малышом Сашиком, а потом и со мной… Им не может прийти в голову, что человек, которого показывали по телевидению, причем по правительственному каналу, о котором говорил сам министр, которого в газетах уже обозначили как героя нового поколения, на самом деле собирается воспользоваться ими для достижения собственных целей, а потом выкинуть на помойку, как старую винтовку, которой пришла более совершенная замена… Да и то, старому оружию все же находится место – в музеях, в частных коллекциях, или хотя бы в подполе на черный день… А куда подеваются мои нынешние рекруты после того, как им скажут «Извините, парни, вы сделали свое дело, показали перспективу – а дальше геройствовать будут более способные»? По сути, у них будет лишь четыре года с момента выпуска – а потом их затенят пятерки и шестерки. Одно слабое утешение – пятерок и особенно шестерок и так мало. Да только много ли нужно таких, как я? Правду сказал один злодей из старого мультфильма: когда все вокруг герои – никто не герой. Сам принцип героизма теряет свою ценность, как становится ненужной красота в отсутствие уродства…

А с другой стороны – Зона никуда не денется. И когда появятся СИОшники-шестерки, для четверок все еще останется поле деятельности. Так что я просто сделаю то, что надо, а дальше поглядим. Кому будет мало быть героем четыре года – тот всегда сможет найти себе напарника для сафари по Зоне… в моем лице.

И – да, Чужак возьми, я тоже буду прыгать выше головы. Пусть они четверки – я не стану относиться к ним как к заведомым эрзац-сиошникам. Я пока не знаю как – но сделаю все, что возможно, и даже невозможное попытаюсь сделать, чтобы они стали достойными и эффективными истребителями. В конце концов, а кто сказал, что мои нынешние возможности – предел шестерки?! Вот не далее как этим вечером я внезапно, на ровном месте нашел в себе новый талант. Я никогда не то что не пытался – даже не думал, что способен «двигать» более одного предмета – а оказывается, что могу. Если я, шестерка, могу большее – почему четверки не могут дотянуться до нынешнего меня? А если смогут – этого будет вполне достаточно…

Я закрыл глаза, и перед моим мысленным взором снова появилось кольцо из стали и брони. И самая большая на свете бригада зачистки.

* * *

День «Д» настал.

Великий день. День, который, может быть, войдет в историю как поворотный момент борьбы с Зоной. День, когда было начато великое дело.

День, когда кадеты прибыли в спецучебку.

Им еще по пути выдали форму, утвержденную министром: по покрою аналогична военной, но без военной символики. Только на рукаве – шеврон с опознавательным знаком специального истребительного отряда: аббревиатура С.И.О. и два стилизованных скрещенных «кишкодера».

И вот они выгрузились из автобуса и выстроились на плацу. Подходим мы со Скарлетт – я в рубашке без кителя, она при полном параде.

На ее замечание о том, что мне стоило бы надеть парадную форму, я только беззлобно ухмыльнулся:

– Во-первых – мы не армия. Во-вторых – какой парад? У нас что, торжество? Торжество будет, когда мы выпустим отряд способных бойцов, а пока…

Молча подхожу к стою и начинаю неторопливый смотр: просто интересно посмотреть, что из себя представляют парни, показавшие высокие результаты на весьма неслабых испытаниях. И – сюрприз. Буквально четвертая с начала шеренги – девушка.

Признаться, тут я удивился. В спецназе, хоть пехотном, хоть морском, хоть десантном, женщин нет. Ни в Аркадии, ни в Рейхе, ни у сербов, ни у венгрочехов, ни у прибалтов. В других родах войск они есть, снайпера из женщин, говорят, получаются даже лучше, чем из мужчин, но спецназ – это спецназ. Там слишком высокие требования сугубо физического характера. И тут – оппаньки.

Останавливаюсь перед ней, внимательно смотрю. Рослая, крепкая, с сильным недостатком женственности – чем-то смахивает на пловчиху, пловчихи они такие, мужеподобные. Но, видимо, не пловчиха, просто сложена так. Лицо широкое, круглое, плоское, не блещущее красотой – степнячка. Это кое-что объясняет: степняки-одонги, кочующие у подножия уральских гор и по сей день, издавна славятся выносливостью и национальным характером.

Тут я заметил, что она начинает понемногу краснеть. Ну да, я слишком беспардонно пялюсь.

– Имя?

– Тая Бурах.

Поворачиваюсь к Скарлетт:

– Досье?

Она быстро находит в своей папке файл и протягивает мне. Так-с…

Бегло просмотрев результаты тестов, я обнаружил, что Тая Бурах – ни в чем не лучшая, во многом уступает другим, но суммарные показатели по выносливости очень высоки. Из-за того, что тесты для спецназа пошли в ход без изменений, кандидатам пришлось состязаться в том числе в таких необычных дисциплинах, как гребля, плавание и перебежки на полусогнутых с грузом на плечах. В перебежках на полусогнутых Тая оказалась четвертой, в забеге на десять километров – даже второй.

– Однако же, смотрю, ты умудрилась обскакать, перебежать и перегрести многих парней, – заметил я.

– Старалась, сэр!

– Заметно. Что народ в степи вынослив, я и так знал… Выносливость – это хорошо. Полезно в нашем деле. Моя самая долгая охота шла, чтоб не соврать, часов примерно тридцать восемь… Засады, обходы, перебежки… Но тот момент, когда ты в итоге встречаешься со своей добычей – он, как правило, очень короткий. Ты его или он тебя. Там уже выносливости недостаточно.

– Сэр, моя мать во время Херсонесской войны вынесла с поля боя двоих раненых – одновременно. А будучи в пожилом возрасте, убила медведя топором. Если я пошла в нее хоть вполовину – я справлюсь! – бодро отрапортовала она.

– Очень надеюсь и желаю успеха.

Я сделал еще пару шагов вдоль строя и внезапно заметил знакомое лицо. Аристарх.

– О, кого я вижу. Честно говоря, даже не очень удивлен, что ты здесь. Что подвигло тебя ступить на эту стезю, Аристарх?

– Сэр, когда я увидел ваш бой с одержимым – сразу же осознал всю тщетность бытия обычным пехотинцем!

– Это правильно, – одобрил я. – Всегда жил с убеждением, что только эстэошники – стоящие парни, а все остальные вояки – казенные дармоеды. Приятно, что мою точку зрения разделяют и другие. Добро пожаловать, и постарайся не вылететь через недельку.

От моих слов про дармоедов у парня, стоящего возле Аристарха, слегка перекосило лицо, и я сразу переключился на него.

– Что с лицом, кадет? Нервный тик?

– Несправедливость ваших слов о военных нарушила мое душевное равновесие… Сэр.

– Так ты не согласен со мной?

– Сэр, в том, что потусторонняя угроза наиболее опасна в данный момент, никто не сомневается, но все же замечу, что у Сиберии есть и другие враги. Как, впрочем, и у любого иного государства.

Я кивнул:

– Так-то ты прав… частично. Да, есть и другие враги… казенные дармоеды других стран, ага. Вот посуди сам, что делает обычный вояка? Тратит казенные деньги и периодически ходит убивать других таких же из-за всякой ерунды вроде политических разногласий и территориальных споров. Притом замечу, что в войне против других людей нет ровным счетом ничего достойного. Ведь ты сражаешься против того, кто ни в чем тебя не превосходит. Против равного, вооруженного равным оружием…

– Боюсь, что не согласен с такой точкой зрения, сэр.