Страж неидеального мира

– Кончай корчить из себя психа, - прорычал Такаги, - отвечай на поставленный вопрос.

– А я что делаю? – Обреченно буркнул Мейер, покосившись на застывшего рядом полицейского. Видимо, со второго раза все-таки сообразил, что бывает за неправильные ответы. Но линии поведения при этом не сменил.

– Я правильно понимаю, вы обвиняете двадцатилетнюю японку и ее столь же молодого товарища в событиях сороковых годов прошлого века? – На всякий случай уточнил Афонов. Неужто Мейер и впрямь решил, что разыграть психа – хорошая идея?

– Ей двадцать семь, - ни к селу ни к городу ляпнул Андреас. А парень, похоже, знает о Накано больше, чем штабс-капитан с инспектором. Что ж, и об этом расспросим. Позднее.

– Ага. – Александр произвел нехитрый подсчет, - то есть, леди родилась в девяносто втором году, а вы, стало быть, обвиняете ее в событиях, случившихся на полвека раньше?

– Что-то вроде того, - буркнул Мейер. С таким видом, будто отчаялся объяснять непреложные истины окружающим идиотам.

– А Ванеев, видимо, в сорок четвертом бомбил Лондон. Лично. – Подытожил Афонов. Ну прости, парень. Видит Бог, я пытался тебе помочь.

– По-хорошему не получилось? – Без особого труда догадался Такаги, молча слушавший разговор на незнакомом языке.

– Как видите, - коротко кивнул Афонов.

– В камеру, - раздраженно махнул рукой Такаги. – Простите, что отнял столько вашего времени, штабс-капитан. Думаю, сейчас смысла продолжать нет. Завтра утром начнем. Мы его за это время убедим в целесообразности сотрудничества.

В этом Александр не сомневался. Полицейская дубинка способна творить настоящие чудеса.

– Господин инспектор? – В допросную заглянул японец в полицейской униформе. Конвоиры, тем временем, потащили арестанта прочь. Афонов ему, честно говоря, не завидовал. Сам виноват… придурок.

– А, Ешида-кун. Как успехи?

– Пусто, господин инспектор, - полицейский виновато развел руками.

– Я отправил парней обыскать квартиру, которую занимал Мейер. Но, как видите, похвастаться нечем. – Объяснил Афонову Такаги.

– Он и квартирой разжился? – Удивился штабс-капитан. Накано и Ванеева Андреас напоминал нелепым документом, но вот амнезией и неумением обустроиться в незнакомой стране тут и не пахло. Найденыши-то жили исключительно за счет консульства и японской префектуры.

– Квартирой, пистолетом, наличностью… Если б не покушение и очередной, гм, поддельный документ, я бы в жизни не провел между ними параллели.

Афонов задумчиво кивнул. Мейер больше напоминал засланца американской или итальянской мафии... Вернее, напоминал бы при минимальном наличии мозгов. Опять же, вопрос – раз уж с серым веществом у парня явные перебои, где ж он пистолет достал?

– Вот здесь распишитесь, пожалуйста.

Виктор послушно поставил закорючку, знакомую лишь по продемонстрированному штабс-капитаном паспорту. Впрочем, рука привычным, отточенным жестом вывела причудливую загогулину. Заявление на получение российского гражданства исчезло в портфеле работника консульства. В небольшую квартиру, снятую Ванееву все тем же консульством, подчиненный Шипкина заглянул полчаса назад. Выпил предложенную чашку чая и заставил Виктора прочитать текст присяги на верность Российской империи, народу и императорскому дому – ее нужно будет принести перед получением паспорта. Ну и собрал целую коллекцию автографов на ворохе различных документов.

– Я слышал, госпожа Накано отказалась от предложенной префектурой квартиры… К ней вернулась память?

– Да нет, - улыбнулся Виктор, - решила поселиться у меня.

– Ну, в таком случае поздравляю. – щелкнул, закрываясь, портфель, мужчина поднялся из-за стола.

То ли из-за неловкого движения, то ли просто треклятый компьютер оказался слишком чувствительным, но чудо японской техники выскочило из спящего режима и продемонстрировало миру заставку очередного документального фильма – Виктор в последнее время очень ими увлекся. Как назло, именно в этот момент руки дошли до американских «поездов смерти».

– Гм, гм… Господин Ванеев… Вы ведь знаете, что в России сейчас идет дискуссия о запрете этого, гм, произведения как содержащего антироссийскую пропаганду? – Подчиненный Шипкина, увидев, чем развлекается на досуге Виктор, моментально помрачнел.

– Теперь знаю. – Новость не показалась такой уж удивительной, с учетом того, что фильм он посмотреть уже успел.

– Американцам в таких вопросах свойственна фантастическая пристрастность, - наставительно провозгласил чиновник, - некоторые вещи они в упор не видят, а другие раздувают до совершенно сумасбродных масштабов. Если уж вам так интересна эта тема – лучше посмотрите «историю Российской Германии».

Заверив мужчину, что он именно так и поступит, Виктор закрыл за ним дверь. Мало удивительного, что консул так отреагировал – американцы в киноленте наступили на одну из самых болезненных для России мозолей. Хорошо так наступили – с размаху и каблуком.

Немного подумав, Виктор удалил злополучный фильм. Эти документалисты вполне друг друга стоят. В России долго и охотно рассказывают о возникших после русско-немецкой войны губерниях, центрами которых стали Мюнхен, Берлин и Кенигсберг. О том, как немцы, которым нацисты успели основательно промыть мозги, наотрез игнорировали любые попытки царского правительства найти общий язык с новыми подданными. И о том, что фрицы, сами, в общем-то, развязавшие войну, называли присоединение к России не иначе как «азиатским игом». А самих русских – дикарями. И ждали освобождения со стороны «цивилизованной Европы». Некоторые даже всерьез рассчитывали, что после такого освобождения Франция позволит Гитлеру вернуться с Корсики, где он содержался не то как пленный, не то как заключенный. Наивно, конечно: при назначении главы Германской Республики – огрызка Третьего Рейха и, по совместительству, французского протектората, персона Гитлера даже не рассматривалась. Западные соседи к немцам относились со смесью презрения и злобы. И ближе к концу русско-немецкой войны охотно в нее включились на стороне победителей, сумев-таки урвать себе немалый куш.

Взошедший на престол Александр IV оказался перед очень невеселой дилеммой. С одной стороны – англичане, вовсю занимающиеся формированием в русской Германии подпольных отрядов. С другой – немцы, порождающие таких радикалов, что на их фоне и Гитлер казался респектабельным консерватором. Ну и война с бывшими западными союзниками по Антанте, в близости которой не сомневался никто. Великобритания и Франция, обнаружив на границе Россию, откусившую столь впечатляющий кусок, даже не слишком-то и скрывали военных приготовлений. Восточный сосед в их глазах стал главной и единственной угрозой. За спинами союзников отчетливо возвышалась тень Штатов.

А вот дальше российские фильмы умолкали. А американские и английские, напротив, заливались, аки соловьи. Было из-за чего. Осатаневший от бесплодных попыток подружиться с новыми подданными, Александр IV одним росчерком пера - вернее авторучки – поставил себя рядом с Иваном Грозным.

«В Сибирь!» - короткая резолюция императора на очередном докладе вызвала в российских верхах жуткий переполох. Одним из первых царя поддержал тогдашний глава охранки, граф Финкельштейн. Этнический, к слову, немец.

За сорок второй год на восток вывезли сорок миллионов человек. И, конечно, российские железные дороги к такой задаче оказались не готовы. Огромные эшелоны, под завязку набитые людьми, еле ползли сквозь сибирские морозы, не хватало теплой одежды, топлива для обогрева, провизии… К сорок третьему, когда война с англичанами и французами все-таки началась, немцев в России осталось чуть больше пятнадцати миллионов. Остальные лежат в безымянных кладбищах, раскиданных вдоль Транссиба. Или – в Сибири и Забайкалье, где переселенцев выбрасывали чуть ли не посреди заснеженной тайги. Мол, кичитесь заложенным в германских генах созидательным началом – вот и валяйте, созидайте. Гитлер, узнав о происходящем, покончил с собой.