Страждущий веры

Темнота демонического зверя слетела с Микаша, проникла в неё, опалила. Будто нежные лепестки иссохли и опали в руку. А следом и она сама. Мёртвая, бездыханная.

Микаш мгновенно оборвал телепатическую связь и в несколько скачков оказался рядом. Как раз вовремя, чтобы подхватить принцесску прежде, чем она успела рухнуть на пол. Гости шумели, озирались, шептались. Дражен моргал, не в силах постичь происходящее.

Сосредоточиться было трудно. Голова гудела. Дрожащими пальцами Микаш попробовал ослабить шнуровку на корсете.

— Воздух, ей нужен воздух! — просил он наступавших со всех сторон гостей, но они будто не слышали.

— Унесите её отсюда, скорее! — позвал неровный старческий голос.

Микаш нашёл глазами говорившую — немолодую служанку лорда Веломри. Может, нянька его детей? Она звала за собой, и он пошёл, не зная, что ещё делать. Они поднялись на второй этаж и проследовали в небольшую комнату, уставленную сундуками с одеждой.

— Лучше бы на улицу, — запоздало пробормотал Микаш, но служанка не расслышала.

— Клади сюда, здесь никто не помешает.

Микаш уложил принцесску на кушетку и снова принялся бороться с корсетом дрожащими пальцами. Со злости хотелось разорвать шнуровку, но страшно было причинить вред принцесске.

«Пожалуйста, пожалуйста, только живи! Я не хотел!»

Служанка оттеснила его к двери и взялась за дело сама. Микаш отвернулся, чтобы не видеть обнажённого тела. Того, что никогда не будет его.

Дверь громко хлопнула, и в комнату ворвался лорд Веломри.

— Что происходит? — строго вопросил он.

Микаш бездумно разглядывал его, такого важного, пышущего гневливой силой и властностью. Он был невысокий и подтянутый, в коротких светлых волосах пробивалась ранняя седина, лоб хмурился глубокими продольными морщинами, кристально-голубые глаза опаляли холодным презрением.

— Что происходит?! Я тебе отвечу, душегуб проклятый, что происходит! — вызверилась служанка на хозяина — тот аж опешил. — Ты же чуть собственное дитя корсетом не удушил! И для чего? Чтобы гостей потешить? Да пропади они пропадом, твои гости и твой орден поганый вместе с ними!

— Помолчи, Эгле. Все с ней в порядке будет. Не сахарная — не растает, — ответил он и обернулся к Микашу. — А ты кто?

— Я слуга мастера Йордена. Ей сделалось плохо, и мне велели перенести её сюда.

— Где твой хозяин?

— Отлучился. Устал с дороги.

— Побрезговал моей дочерью?

— Что вы, как можно! Она такая красивая!

Голос подвёл, выдав слишком много эмоций. Лорд Веломри расхохотался. Он же тоже телепат. Догадался!

— Проваливай отсюда, голодранец! Не смей больше ни прикасаться, ни даже смотреть в её сторону, иначе я велю живодёрам тебя выпотрошить и выставлю твоё чучело в трофейном зале среди демонов.

Микаш покорно опустил глаза.

— Да, милорд. Простите, милорд.

— Ступай. И ни слова, слышишь, ни слова о том, что здесь было, — лорд Веломри швырнул ему увесистый кошель.

Последний короткий взгляд на бледное, без кровинки лицо принцесски, и Микаш вышел за дверь. Там прислушался. Она заговорила. Он облегчённо выдохнул. Всё будет в порядке. Несуразные, навеянные паникой мысли о том, что он и впрямь жуткая тварь, разрушающая все, к чему прикасается, уступили место осознанию: это дар, принцесска отразила его телепатию и направила против него. Это выжало из неё силы. Вон как её отец перепугался. Говорят же: дар жены — проклятье для мужа. Для такого, как Йорден, уж точно, хотя Микаш бы справился. Нет, её отец прав, нечего голодранцу с принцесской делать.

«Я больше тебя не потревожу. Ты никогда не узнаёшь, как сильно я люблю тебя».

Микаш ушёл на конюшню, чтобы зарыться в тёплую солому в пустом деннике. И, прислушиваясь к мирному сопению лошадей по соседству, задремал. Сон пришёл странный. Будто принцесска плакала в темноте и звала его, звала хоть кого-нибудь. Настолько жалко и больно за неё делалось, что он протягивал к ней руки, обнимал и шептал ласковые слова, нарушая недавнее обещание. «Мы вдвоём против всего мира. Мы выстоим». Ладонь к ладони, пальцы переплетены — не разрубить.

Глава 4. Недостойный жених

1526 г. от заселения Мидгарда, Белоземье, Веломовия

Я очнулась от того, что на лицо брызнули противной холодной водой. Корсет уже не давил — сверху укрывала лишь мягкая простынь. Рядом горемычно причитала нянюшка:

— Ты же чуть собственное дитя корсетом не удушил! И для чего? Чтобы гостей потешить? Да пропади они пропадом, твои гости и весь твой орден поганый вместе с ними!

— Помолчи, Эгле. Всё с ней в порядке будет. Не сахарная — не растает, — раздался громкий голос отца. — А ты кто?

Голова закружилась, и я куда-то уплыла. Когда снова очнулась, уловила лишь неразборчивый лепет:

— Да, милорд. Простите, милорд.

Что-то звякнуло, похоже, отец отсчитывал монеты из кошеля.

— Ступай. И ни слова — слышишь — ни слова о том, что тут было!

Прижимая к себе простынь, я приподнялась с кушетки, но увидела лишь, как закрылась дверь.

Нет, мне почудилось.

— Простолюдины совсем обнаглели. Никакого уважения к знати, — посетовал отец, но, увидев меня, обо всём забыл: — Ты как?

Я легла обратно, подтянув простынь до подбородка. Глаза резало от света. Сердце бешено колотилось, пуская по телу волны пульсаций. Голова гудела и кружилась, напоминая о недавнем обмороке. Всё-таки опозорилась. Надо было больше отдыхать.

Отец нахмурился и сунул мне под нос походную флягу, которую обычно наполнял восстанавливающим силы зельем. Но оно действовало только на рыцарей с даром. Я недоумённо потупилась.

— Выпей — полегчает, — отец влил мне в рот ядрёный, отдающий мятой и базиликом напиток.

Удушливый кашель согнул пополам. Отец отставил флягу и провёл вокруг меня руками, внимательно вглядываясь во что-то, доступное лишь ему.

— Скажи, дочь, ты ведь не была с мужчиной? — спросил он.

Я аж дёрнулась от возмущения. Как он мог такое подумать?! Нянюшка надавила на плечи, заставив лежать неподвижно, и ответила вместо меня:

— Совсем чокнулся?! Девочка чиста, как в день своего рождения. Это и без дара видно!

— Я не Вейас, — устало прохрипела я и отвернулась. Гадко даже думать! Я бы никогда не отдалась мужчине вне брака.