Страждущий веры

— Зачем? — я рвалась из тенёт внушения отца. Он опустил взгляд, разрывая телепатическую связь. Говорить стало легче, когда никто не вытягивал признание силой: — Йорден с лёгкостью найдёт другую, а об этой даже не вспомнит. Лучше отмени помолвку. Он унизил нас в нашем же доме и недостоин чести родниться с тобой.

Отец понурил голову и отвернулся. Изучая надписи на стенах, он пробежался пальцами по ложбинкам, бормоча под нос выученные, должно быть, ещё в детстве имена наших великих предков.

— Боюсь, ничего не выйдет, — он устроился рядом на перинах. — Этот мерзавец нравится мне ничуть не больше, чем тебе, но так решил орден. Мы не можем противиться его воле. Единственное, что мне под силу — припугнуть Йордена гневом Совета. Наглец не посмеет причинить тебе вред, иначе я вызову его на поединок чести и вспорю его гнилое брюхо.

— Какое мне будет дело до брюха Йордена, когда я сама отправлюсь к берегам мёртвых? Я хочу жить, любить и быть любимой. Разве это так много?

Я всхлипнула и утёрла некстати выступившие слёзы кулаком. Отец приложил ладонь к моей щеке, посылая волну тягучего спокойствия. За этот день я ощущала его дар на себе больше, чем за предыдущие пятнадцать лет с моего рождения. Сколько можно?! Я не кукла, я живой человек!

— Ты любил маму? — с трудом удавалось держать ровный голос, смотреть в глаза и не плакать.

— Конечно. Хотя наш союз тоже был сговорён в ордене, Алинка с первых дней в этом доме стала солнцем моей жизни. Когда она ушла, моё солнце померкло.

Разве он не понимает, что я тоже хочу быть солнцем для своего мужа? Чтобы этот муж был такой же благородный и сильный, как отец. Для него я смогу стать мастерицей и красавицей, лучшей из жён.

— Ты не изменял ей?

— При жизни — никогда, — отец слабо улыбнулся, продолжая успокаивать, но я уловила в голосе едва заметную нотку неискренности. Должно быть, телепатическая связь обернулась против него и читающей стала я.

— А после смерти?

Отец вздрогнул и попытался отнять руку, но я успела её перехватить.

— Ты ведь не нарушал свадебных клятв и не брал в постель служанок, как Вейас и Йорден?

Он отвёл взгляд и ссутулился.

— Пятнадцать лет слишком долгий срок. Мужчинам иногда надо...

Я представила отца в постели с Бежкой. В той самой, которую он делил с мамой, в которой зачал нас с братом, в которую мы в детстве прибегали прятаться от бурь и гроз. Стало гораздо больнее, чем когда я услышала о коварном плане Йордена. Хотелось схватить булаву из замкового арсенала и поколотить отца по голове. И Йордена с Вейасом. И всех гадких, похотливых мужчин заодно.

— Пошёл вон! Пошёл вон отсюда!

Я швырнула подушку, не целясь. Отец попытался перехватить меня за талию, но я укусила его и вырвалась.

— Ненавижу! Убирайся! Ты мне больше не отец!

— Лайсве...

Он тоскливо глянул на меня, вышел и захлопнул за собой дверь.

Я опрокинулась на перину. Из груди вырвался истошный крик, выплеснувший всю скопившуюся горечь. Я билась в истерике, пока не охрипла и не обессилела. Когда лицо уже жгло от слёз, а тело ломило от усталости, я распласталась на спине, разглядывая звёзды через окно на потолке. Я просила их, чтобы моим отцом оказался кто-то другой, более сильный, благородный и смелый. Чтобы он забрал меня от этих злых, равнодушных людей в страну, где никто и никогда не изменял своим жёнам и любил их, даже самых некрасивых и неумелых. Так я и уснула, моля тьму и бездну поглотить меня.

Но сон продлился недолго.

Сердце трепыхалось, словно хотело выскочить и умчаться прочь от грядущего ужаса. Я задыхалась, глотая ртом воздух, и никак не могла унять дрожь во всём теле.

В окно забралась луна и затопила святилище серебристым светом. Багровая вуаль упала на неё сверху, и вдоль подпиравших небо стен хлынула кровь. Она покрыла меня с ног до головы толстым слоем. Лишь это смогло утолить боль и гудение. Я отдышалась и попыталась встать. Грянул раскатистый рык, не угрожающий, а зовущий. Я обернулась: вниз по стене крался Огненный зверь, пружиня, словно шёл по земле. Спустившись, он лёг на пол, прижав к мощным лапам голову. Заворожённая красотой танцующего пламени, я протянула руку и погладила косматую морду. Зверь отозвался басовитым мурлыканьем, почти кошачьим, если бы только кошки вырастали размером с лошадь. До чего же красив!

Пламя не обожгло, а лишь согрело и наполнило негнущееся от кровяного панциря тело лёгкостью. Ободрённая, я вскарабкалась на широкую спину и вцепилась в лохматую гриву. Зверь плавно поднялся и взмыл вверх по стене к звёздам. От стремительного полёта захватило дух. Я кричала, упиваясь неведомой доселе свободой. Рядом со зверем ничего не страшно! Я отпустила руки и воздела их к небесам, окуная пальцы в тёмные облака на тёмном небе. Холодный воздух жёг грудь, но не проникал под кровяной панцирь. Мы летели всё выше и выше, мимо хрустальных дворцов небожителей, мимо застывших изваяниями бессмертных героев, мимо выпасавших тучные стада бородатых пастухов в остроконечных шляпах. Они приветствовали нас и махали на прощание руками. Мы созерцали весь мир — гигантский голубой шар на плечах у дремлющего исполина, между ног которого катила чёрные воды Сумеречной реки душ. Мы несли туда багрянец рассветного шлейфа.

***

Спозаранку разбудил конюший, деликатно коснувшись плеча. Они везде добрые, видно, лошади смягчают нрав.

— Вам велено собирать вещи. Мастер Йорден отбывает сегодня, — бесстрастно говорил он, пока Микаш тёр не желавшие разлепляться глаза.

— А охота, турнир, увеселения для гостей? — удивился тот, вынимая из волос солому и стряхивая пыль с одежды.

Празднества должны были продлиться до конца недели, и потом ещё несколько дней позволялось погостить, чтобы отойти от обильных попоек.

— Лорд Веломри велел возвращаться в Заречье, чтобы подготовить свадебную церемонию, достойную его дочери. Говорит, что мастеру Йордену для этого придётся прыгнуть выше головы.

Надо же, сколько презрения к будущему зятю можно выразить несколькими чопорными словами. Лорд Тедеску будет недоволен, впрочем, без разницы. А вот принцесску жалко. Если бы только можно было ей помочь, но и дар, и воинская удаль против заведённых порядков бесполезны. Боги, Микаш даже сам себе помочь не в состоянии!

— В торцевом деннике племенной жеребец — подарок лорда Веломри. Сбруя на двери весит: твой хозяин непременно на нём ехать хочет, — конюший махнул рукой.

Микаш поднялся и пошёл посмотреть. Поджарый караковый конь с густой длинной гривой и вправду был хорош. Но почуяв человека, высунул в проход точёную морду, покосился недобрым сорочьим глазом и ударил в дверь денника копытами.

— Горячий! — подмигнул конюший.

Ну да, великолепный подарок! Чтобы свернуть себе шею…

Собрав тюки с вещами, Микаш отправился поговорить с Йорденом в отведённые ему гостевые покои. Дверь была нараспашку — слуги тащили к лестнице сундук с вещами. Внутри оставался Йорден с друзьями, уже полностью одетыми и готовыми к дороге. На приход Микаша никто не обратил внимания.

— Это непочтительно и нарушает все законы гостеприимства! Я буду жаловаться в Совет! — причитал Йорден.

Похоже, миловидная служанка послала его в дальние дали.

— А что ты хотел? Сбежал вчера от невесты, вот и получай теперь, — развёл руками Дражен.

— Так она в обморок бухнулась. Малахольная какая-то, небось, и рожать не сможет.

— Не пори чушь. Ей от духоты поплохело — с кем не бывает? Да и не дурна она вовсе, юная, свежая, податливая. Сам бы с ней закрутил, если бы ты моим другом не был.