Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли

На головах дам повязки под стать поясам. На ногах уже знакомые сланцы-танкетки, ремни которых в полной гармонии с поясами и повязками: каждой по достатку и положению. Кстати, у обладательниц богато отделанной «кожгалантереи» волосы длинные, распущенные и тщательно расчёсанные. А у носительниц простых ремешков и верёвок, либо короткие стрижки, либо туго свёрнутые на макушках валики кос.

Мужики в основном красуются голыми торсами над короткими белыми юбчонками. Зато все при широких поясах — выставках оружия и, по всей видимости, орудий труда. У одного Юлька заметила целую гребёнку воткнутых в пояс крючков — рыбак наверно. У другого висело не меньше десятка ножей — тут никакого воображения не хватит угадать его профессию.

Повстречались ей и воины — тех ни с кем не перепутать. В кожаных безрукавках с разными нашивками, кожаных же юбках до колен и смешных колпаках. Голени и руки перемотаны кожаными полосками. Вместо танкеток почти закрытые сандалетки. Ну да — пристукнула Юлька деревянной подмёткой — в такой, как у неё, обувке не повоюешь.

Она поправила сползающую с головы тряпку и только тут сообразила, что таскает на себе что-то вроде чадры. Наглухо закрывающей голову — лишь щёлка для глаз. Понятно, почему так душно — раздражённо подумала она, но тряпку стаскивать не стала. Из предосторожности: раз натянула на себя этакое убожество, значит, так надо.

— Ты чего тут отираешься? — схватил её кто-то за руку и хорошенько встряхнул.

Больно не было — ни капельки. Будто она лишилась чувствительности. А вот внутри мигом вспыхнуло незнакомое прежде чувство. Даже названия без подготовки не придумать: помесь королевского величия и плебейского желания прикончить хама.

Жирный мужик — юбка которого болталась на бёдрах, рискуя обнажить его хозяйство — ещё разок встряхнул свою добычу. Юлька задрала голову, встретившись с ним взглядом. Пухлая мясистая рожа ублюдка затрясла сальными от пота щеками и складками. Заплывшие глазки вылезли из придавивших их мешков. Он тут же выпустил её руку и обрушился на землю. Заколыхался ничком, заелозил на брюхе, прерывисто блея:

— Пощады, девятисущая. Молю о пощаде. Кто ж знал? Чтобы ты… и тут…

— Пошёл прочь, — прошипела Юлька с неожиданным для себя ледяным презрением.

Людей так не презирают — только каких-нибудь… Даже не придумать кого. И откуда в ней это прорезалось? Жутко неприятные манеры. Отталкивающие. Не сны, а сплошное разочарование — уныло размышляла Юлька, разлепив глаза. А главное: какие подозрительно цельные, непрерывные и запоминающиеся.

Ящерка всё так же безмятежно раскачивалась, свесившись на хвостах с притолоки. И пялилась на Юльку немигающими глазками. Гипнотизирует — успела подумать Юлька, но не додумала: вновь заснула.

Глава 8 Она никуда не ухнула

Возвращение Кирилла она проспала. А он не стал будить свою любовь с поехавшей крышей. Они с Ирмой Генриховной свято верили: сон лечит половину болячек. Юлька сомневалась, что сумасшествие входит именно в эту половину. Но была благодарна, что её оставили без порции домогательств насчёт доктора и целительного отдыха в жарких странах.

Проснулась она среди ночи. Не дыша, выползла из-под одеяла и прокралась в ванную. Стянула футболку и глянула на себя в зеркало. Едва не зааплодировала: следов «насилия» прибыло. Её «эксперименты на людях» не остались безнаказанными: левую руку, плечо и даже правую лопатку украшали новые синяки. Если Кирилл, укрывая её, заметил, разговоров не оберёшься.

Что-то заставило поднять глаза к потолку. Ящерка выползала из решётки вентиляции. На миг замерев, она посеменила по воздуху к своей жертве. Добралась до лица и заглянула ей в правый глаз, как в окно или в зеркало.

— Не спится тебе, — вздохнув, укорила Юлька неугомонную нечисть. — И что, скажи на милость, ты забыла в вентиляции? Надеюсь, ты не вьёшь там гнездо? Не хватало ещё распространить эту заразу на весь город.

Ящерка выслушала её невозмутимо и даже, кажется, равнодушно. Развернулась и уставилась в зеркало. Вот Юлькино отражение её заинтересовало куда больше. Она буквально прилипла к зеркальной поверхности в районе отражённого лица с фонарём. Принялась ползать по нему сонной мухой — такое ощущение, что считая шаги.

Юлька чуть сдвинулась — ящерка догнала улизнувшее лицо. Качнулась в другую сторону — тот же эффект.

— А, ну тебя! — весело хмыкнув, совсем исчезла она из зеркала.

Ящерка резко обернулась к ней и надулась. Её тёмные глазки вновь побелели.

— Бесись, сколько влезет, — пожала Юлька плечами, немного злорадствуя, что сумела досадить безжалостной липучке.

И включила воду: нужно, наконец, вымыться. А после прокрасться на кухню и чего-нибудь пожевать. Всё-таки осталась без ужина.

Утро субботы прошло во всеобщем унылом созерцании последствий её вчерашнего ночного приключения. Ладно бы просто пялились на невообразимо живописный кровоподтёк, залепивший чуть ли не пол лица. Так ещё насторожённо следили за повадками чокнутой — которую, между прочим, лопатой не убьёшь.

Правда, на ней опробовали не железную лопату — облегчённый осовремененный вариант из пластика. Да и длинноухая песцовая шапка Кирилла — в которой Юлька вырулила на двор — встала на защиту хозяйской сожительницы. Так что мифические трещины в черепе — чем пострадавшую пытались запугать — ничем не выдавали своего тлетворного влияния на здоровье.

Она маялась в поисках пятого угла, слоняясь по всему трёхэтажному дому. Огромному и жутко неуютному: живёшь, как на пустом вокзале. Где трое его жильцов, при желании, могли бы не встречаться целый день. Но сегодня, как по заказу, Юлька то и дело натыкалась на Ирму Генриховну, Кирилла, Платоныча. Даже на водителя Алексея — у того, между прочим, нынче тоже выходной.

Возникало подозрение, что старушка вчера лазила на крышу и следила за её прогулкой. За гонками с «клетчатым» зомби и за борьбой с «пиджачным». Иначе, как объяснить повышенное внимание, если инцидент с лопатой считался исчерпанным?

Больше всего вымораживали взглядики, что ощупывали её миноискателями. В принципе, оправданно, хотя об этом знала она одна. Кирилл не в счёт: не поверил, значит, ничего и не было. Так, женские фантазии! На почве усталости и тлетворного воздействия художественной литературы, перенапичканной фэнтези.

В связи с чем, на повестку дня было вынесено предложение по урегулированию ситуации. В холле второго этажа, где Юльку зажали в угол.

— Мы едем на Ольхон, — объявил Кирилл, как о деле решённом.

При этом его руки на плечах казались пудовыми. А взгляд чересчур изучающим. Она подумала-подумала и поблагодарила:

— Идея замечательная, но не сегодня.

— Почему? — ничуть не удивился он. — Ты же обожаешь там гулять.

— Я гуляю там, когда обожаю это делать, — внесла поправку Юлька. — На Ольхоне хорошо, когда сердце просит. Когда на душе слишком тревожно, или наоборот слишком спокойно. А сегодня ни то, ни сё. И вообще никак. Ни желаний, ни чувств.

— Ты не будешь весь день слоняться из угла в угол, — предъявил Кирилл ожидаемый ультиматум, облапив её голову. — С видом мартышки, попавшей в невесомость. Тебе это не на пользу. А меня выбивает из колеи. Терпеть не могу, когда не могу помочь, — объяснял он законность своих требований, шерудя пальцами в волосах.