Стрельба по бегущему оленю

Потом он услышал над собой смех и обнаружил, что спит, свалившись со стула, а Надя потихоньку тормошит его за плечо.

— Не надо было тебя тащить. Я же забыла, что ты только что прилетел.

— Никуда я не улетал, — сказал он. — Я спал здесь всегда.

В соседней комнате ему положили на диван подушку, пошатываясь он перешел туда, лег и мгновенно, обморочным вертолетиком, полетел в черный блаженный провал сна.

Пробудился он уже на подлете к Петропавловску. Сколько часов он проспал, как делал пересадку в Хабаровске (и вообще, делал ли, «может, сейчас они напрямую летают?») — все провалилось в пьяные тартарары.

Рядом с ним сидела уже не старушка-учительница, а интеллигентного вида стручок-старичок — в пенсне! Читал книжку.

ДэПроклов как воззрился на него пьяным, диким спросонья взором, так и не мог оторваться.

Потом не выдержал:

— Вы меня, конечно, извините, — начал он сверхвежливым сладеньким голосочком. — Дайте, хоть на полминутки, ваше пенсне поносить. Ни разу в жизни не носил. Даже, ей-богу, ни одного живоносящего не видел!

Старичок вместо того, чтобы возмутиться, вместо того, бы послать куда подальше — с искренним весельем рассмеялся.

— Ради бога!.. — сказал. — Если уж вам так хочется.

— Замечательно! — сказал ДэПроклов, водрузив на переносицу пенсне. — Жаль только зеркала нет. Как я? — спросил он у старичка.

— Вполне. Похожи на революционера времен «Народной Воли». Вам бы еще бороденку.

— Почто же вы незнакомого человека и так обижаете?!

— Ну, извините! — усмехнулся старичок.

— Спасибо! — ДэПроклов вернул пенсне. — Теперь я не сомневаюсь, что действительно уже, считай, на Камчатке. В Москве, если б я с такой же просьбой к кому-нибудь обратился, меня облаяли бы.

— Да, — осторожно согласился собеседник ДэПроклова, — народ там цепной. У нас — попроще.

— Как у вас там (то есть, здесь), на Камчатке? — спросил ДэПроклов.

Тот пожал плечами:

— Так же, как и везде, наверное. Только не забудьте умножить на камчатский коэффициент.

— Значит, худо.

— Кому как. Кто как приспособится.

— Ага. Ну, это-то дело известное: «Кому — война, а кому мать родна». — заметил ДэПроклов, а затем церемонную сложил фразу: — Не окажете ли любезность откушать вместе со мной немножко коньячку-с?

Старичок был с чувством юмора:

— Коньячку-с? Отчего же? Давненько не вкушал-с.

— Неужели так круто? — серьезно спросил ДэПроклов, добывая из кофра полуотпитую бутылку и закуску.

— Относительно «круто», судить не могу, а вот, что до безобразия плохо, будьте уверены. Вы раньше бывали на Камчатке?

— Бывал.

— Значит, не могли не заметить, что и раньше легкой жизни здесь не было — все привозное — а уж сейчас-то: то, что у вас в Москве возводится в квадрат, у нас нужно возводить в куб.

— Ваше здоровье!

ДэПроклов опрокинул пластмассовый стаканчик махом, его сотрапезник принялся пить по-старорежимному, мелкими глоточками, вкушая — мука мученическая была глядеть на это.

— Зря вы смакуете, — морщась и сострадая, заметил ДэПроклов. — Это, увы, не «курвуазье» — чеченский, судя по всему, продукт.

— Ну, почему же? Коньяком пахнет… — добросклонно отозвался старичок, заметно удерживаясь от гримасы.

Он, судя по всему, очень любил сыр. И, судя по всему, давненько не едал его вволю. У ДэПроклова даже сердце сжималось от жалостного сочувствия, когда он видел, как старичок берет ломтики сыра, как, стараясь, чтобы это выглядело пообыденнее, будто бы в рассеянности пожевывает, а тощее петушиное его горло аж ходуном ходит в алчной плотоядной судороге, а рука — помимо воли! усилие требуется, чтобы сдержать ее! — уже тянется к следующему куску…

Сволочи! — неизвестно к кому обращаясь, вознегодовал ДэПроклов. — Интеллигентный старый человек, жизнь отдававший, по вашей сволочной воле должен на склоне лет вот так, сам перед собой, унижаться! Да один вот этот нищенский жест, с каким он, будто между прочим, берет, как уворовывает, копеечный сыр — за один этот жест всех вас без суда и следствия надо вешать за яйца на всех фонарях Садового кольца! И тут опять — по странной логике этого дня — всплыл в его воображении лик Надиного мужа, Игорька, и вновь он преисполнился жгучей неприязни к нему, почему-то именно к нему, и сам несколько недоумевал, почему же именно к нему? Он попытался разобраться в этом своем ощущении. Плохо получалось. Ничего, кроме: «Да вот именно потому! Потому что он, потому что такие, как он, крысиная эта порода!..» — ничего кроме косноязычно-злобного этого захлеба, ничего внятного не выговаривалось.

Он нарубил еще сыру, еще плеснул коньяка — (старик отказался) — спросил:

— Ну, и что вы обо всем этом думаете?

Тот мигом стал очень серьезным.

— Слабых троечников (ну, вы знаете, бывают троечники крепенькие, а бывают и такие, на грани с двойкой) так вот, — слабых троечников, — продолжал словно бы ощупью формулировать старичок, — бездарей, причем, самое грустное, бездарей, в большинстве своем не чуждых преступных наклонностей, привели к власти. Кто привел? Те, кому это выгодно. Ответы ищите в экономике, в мировой конкуренции, в геополитике, в мировом кризисе сырьевых и энергетических запасов и так далее. «Пакс американа» — вам этот термин знаком?

— «Мир по-американски»?

— Ну, примерно, так… Основное препятствие на путях реализации этой идеи — кто? — мы, Китай, Индия. Первыми в этом ряду оказались мы. Такое, в общих чертах, мое мнение.

— Мда, — сказал ДэПроклов, — «Паке американа», «пакс израилитано». А жизнь-то у людей одна; Ну, и чем кончится?

— Я очень надеюсь, что — сломают зубы. Хотя пока не похоже. Пока мы с вами — свидетели спешного и успешного, с их точки зрения, всего и вся разрушения. К сожалению.

— О-о! — без всякой связи с предыдущим вспомнил вдруг ДэПроклов. — Вы Крохинусов знаете? Как они там?

— Вы знали Крохинусов? — не скрывая удивления, спросил старичок.

— «Знали»? Значит, и они тоже. Давно?

— Году в восемьдесят пятом, если я не ошибаюсь.

— Отчего? Как? — ДэПроклов вдруг, к собственному удивлению, разволновался и опечалился.

— «Как», «отчего» — сказать трудно. Вы с ними где познакомились?

— У них там — на озере. Дальнем, кажется.

— Именно так. Озеро Дальнее. Там они… там их и нашли. Неделю не выходили на радиосвязь. Послали туда людей — думали, что, возможно, передатчик не в порядке. Судя по всему, они умерли один вслед за другим. Может быть, даже в один и тот же день.

— Красиво… — с восхищением сказал ДэПроклов. — «Они жили долго и счастливо, и умерли в один день».

— Можно и так сказать, — согласился старик, — «красиво». Его я знал — еще с довоенных времен. Ее — тоже немало, лет сорок.

— Странно, я часто вспоминал о них.

— Чего ж странного? — отозвался старичок. — Это были хорошие люди, достойные люди.

ДэПроклов налил, не спросясь, в оба стаканчика и предложил:

— Давайте, помянем!

Не возражая, старичок взял коньяк и немного отпил.