Стрелок-4
Шрифт:
Услышав это в первый раз, генерал Адлерберг [1] презрительно фыркнул и только что не покрутил пальцем у виска, но после явно выраженного неудовольствия светлейшей княгини Юрьевской быстро пошел на попятный. Сразу же нашлись и кареты, и кучера, и даже конвойцы.
После этого попытались встать в позу офицеры гвардии, дескать, мы охраняем священную особу государя, а не подставную карету с его охранниками, но единственным последствием этого демарша было предложение недовольным выбрать себе иное место службы. После чего фронда волшебным образом прекратилась. Так что теперь, когда царь отлучался из Зимнего
Старания подпоручика не остались не замеченными и, выбираясь из кареты, император с легкой улыбкой сказал ему:
— Что, брат, разворошил ты наше гнездо?
— Только начал, ваше величество, — вытянулся Будищев, — но будьте покойны, разворошу!
— Ну-ну, смотри не перестарайся. На тебя уж жаловаться начали.
— Значит, хорошо делаю свое дело!
— На Коха вот не жаловались, — хитро прищурился Александр II. — Думаешь, он плохо служил?
— Никак нет. Жаловались, просто вашему величеству не докладывали!
— Я смотрю, у тебя на все ответ есть, — засмеялся самодержец. — Экий молодец!
— На том стою!
— Завтра не пропади никуда. Будут объявлять о награждениях, так ты, пожалуйста, будь готов.
Договорив, царь поморщился, и двинулся дальше, еле заметно прихрамывая.
— Куда же я денусь, с подводной лодки? — задумчиво пробормотал ему вслед Будищев.
Несмотря на гвардейскую стать и представительный вид, император Александр никогда не отличался крепким здоровьем, а с возрастом состояние его становилось все хуже. Государя часто мучала одышка, имелись серьезные проблемы с пищеварением и множество иных болячек, о которых окружающие зачастую даже не подозревали. Добавьте к этому постоянный нервный стресс. Угроза покушения, конфликты внутри семьи и груз государственных забот непрестанно давили на плечи престарелого монарха, заставляя все больше сгибаться под тяжестью непосильной ноши.
— Ловко вы, — отвлек Будищева от раздумий недовольный голос Кох.
— Что?
— Я говорю, — ледяным тоном пояснил капитан, — что мало кому удается обернуть неудовольствие начальства себе на пользу!
— Кто на что учился, — пошутил Дмитрий, так и не уловив причину раздражения последнего.
— Видимо, хорошо учились, — не смог удержаться от сарказма Карл Иванович.
— Ваше благородие, дозвольте обратиться? — подбежал к ним стражник из числа остававшихся во дворце.
— Изволь, братец, — кивнул Кох.
— Так что, до господина подпоручика какой-то человек пришедши!
— Какой еще человек?
— Не могу знать!
— Он что не представился?
— Никак нет. Назвался этим, как его, графом Блудовым!
— Так бы и сказал, — усмехнулся Будищев.
— Ваш отец? — проявил осведомленность капитан.
— Так точно! Вы позволите?
— Не смею задерживать.
Пришедший и впрямь оказался графом Вадимом Дмитриевичем. В последнее время он несколько раз давал знать Дмитрию, что хотел бы встретиться с ним, но у того все никак не выдавалось свободное время. Судя по всему, папаша устал ждать и решил, что если гора не идет к Магомету, то придется идти самому.
— Добрый день, ваше сиятельство, — поприветствовал предполагаемого родителя подпоручик. — Чем обязан такой
чести?Услышав его Блудов непроизвольно дернулся, и постарался принять внушительную позу, но у него плохо получилось. Дело в том, что граф был невысокого роста и довольно субтильного телосложения, так что на фоне рослого и крепкого бастарда выглядел откровенно карикатурно. К тому же, физиономия Вадима Дмитриевича с годами поистаскалась, а голова изрядно оплешивела, но, несмотря на это, определенное сходство в чертах лиц между ними ясно прослеживалось.
— Нам надобно переговорить, — скривился как от зубной боли чиновник. — Но вам, судя по всему неугодно удостоить своим посещением отца!
— Прошу прощения, — удивился столь внезапному проявлению родительских чувств Будищев, — но служба занимает все мое время.
— Неужели у вас нет ни минуты для меня?
— Увы, но охрана его величества требует неослабного внимания. Враг не дремлет!
— Да-да, — торопливо закивал граф. — Я наслышан о вашем подвиге. Собственно, это и есть главная причина, по которой я хотел с вами пообщаться, сын мой.
— О как! Что же слушаю вас.
— Здесь несколько неудобно, — встревоженно озираясь, заметил Вадим Дмитриевич. — Впрочем, если угодно, можно и тут. Полагаю, вам известно, что завтра состоится большой прием?
— Разумеется.
— На котором будут присутствовать вся императорская фамилия и дипломатический корпус…
— Да, меня предупредили.
— Превосходно, но известно ли вам, что на этом приеме произойдет церемония награждения нескольких отличившихся в последнее время лиц, в том числе и вас?
— Конечно.
— Именно это я и хотел бы обсудить.
— Папенька, — не выдержал уставший от словесных кружев Будищев. — Скажите прямо, что вам нужно?
— Мне? — возмутился граф. — Мне давно ничего не нужно, то есть, почти ничего, но это не важно. Разговор про вас!
— В каком смысле?
— В прямом! Вы знаете, как наградили за такое же деяние Осипа Комисарова?
— В общих чертах. А что?
— Да то, что он не имел и половины ваших заслуг перед государем и отечеством. И уж во всяком случае, не принадлежал к такому древнему и славному роду как наш!
— Боюсь, что не совсем вас понял.
— Да что тут понимать! — рассердился Блудов. — Ведь очевидно же, что за одно и то же людей из разных слоев общества могут наградить совершенно по-разному. Там где мужику довольно полтины на водку, армейский офицер может получить очередной чин, а гвардеец титул!
— Кажется, титул мне обещали вы?
— Да! Но если бы он у вас уже был, ваша награда стала бы неизмеримо выше. Вы меня понимаете?
— И в чем проблема? Признайте меня и дело с концом.
— О, за этим задержки не будет, просто…
— Что, просто?
— Вы, кажется, мне тоже кое-что должны.
— Напомните, что именно?
— Э…
— Выплатить долги и назначить ежегодное содержание?
— Да!
— Видите ли, папаша, — криво усмехнулся Будищев. — Дело в том, что со времени нашего последнего разговора обстоятельства немножечко так изменились. Баронесса Штиглиц ясно дала понять, что не желает меня видеть, а потому титул мне как бы не очень теперь и нужен. Во всяком случае, не настолько, чтобы заплатить за него сто тысяч.