Стрежень (= Юноша и машина)

Сейчас Николай Михайлович весело, нарымским говорком приговаривает:

– Давай действовай, действовай, пять плетенюг вам в мягкое место!... Степка, холера, через колено ломаный, руками действовай, чтобы заду было жарко... Наталья, гроб в печенки, почто Степку водой поливаешь? Наталья!

Он знает, что рыбаки его не слышат в гуле мотора, приговаривает просто так, от чувства легкости, удовольствия, радости, которые ему доставляет умение ставить невод.

– Наталья, не обливай Степку, черт тебе на шею!
– кричит Стрельников.

Наталья действительно, улучив минутку, поливает Степку пригоршнями воды, поливает и кричит, что именно это и нужно Степке, чтобы охолодиться. Поливает, хотя все заняты черт знает как - голову нет времени поднять, вытереть пот. Степка хохочет, отворачивается от брызг, кричит Наталье:

– Звездану!

– Я тебе звездану!
– несется в ответ. Руки Степки проворны, сильны, в неводе разбираются привычно ловко; ему не нужно думать что к чему, он ощупью находит нужное.

– Вот холера Наташка!
– весело кричит Степка.

Завозня наклонена, чуть не зачерпывает воду рабочим бортом, отягощенным неводом, и Степке опасно наклоняться вперед - можно вывалиться в воду. Однако Степка старается изловчиться. Он хочет одной рукой схватиться за невод, второй - окатить Наталью. "Сейчас!"- восторженно думает Степка и наклоняется, чтобы зачерпнуть воду.

– Не баловаться!
– испуганно кричит Виталий, но поздно: выравниваясь, Степка хватается рукой за верхнюю тетиву невода, которая течет в реку, не может, конечно, удержаться и, медленно завалившись на спину, мелькнув в воздухе тяжелыми броднями, валится в реку.

– Степка!
– пугается Наталья. Она понимает, что он может угодить головой в невод и запутаться в нем, ибо у завозни дель невода еще не стоит вертикально.
– Ныряй!
– вскрикивает Наталья.

Степка знает это и без нее. Инстинктивно оттолкнувшись ногой от тугой тетивы, он ныряет, уходит далеко в воду, но, вынырнув, оказывается опять в неводе, который не распрямился, а лежит на воде плоско. Степка собирается снова нырять, но Семен Кружилин уже останавливает катер, на больших оборотах ванта срабатывает задним ходом. Он спешит на помощь. И Степка первым понимает, что может случиться.

– Намотаете!
– ошалело кричит он, забыв о том, что находится в опасности.

Мотор стихает сразу, внезапно, словно его остановили сильной рукой.

– Намотали невод!
– говорит Виталий.

– Намотали!
– повторяет Наталья.

– Намотали!
– мрачно подтверждает Семен Кружилин.

Гулкая тишина стынет над Обью.

Степка, успевший поднырнуть под невод, плавает в тридцати метрах от катера. И Степку, и катер, и невод- все несет сильная обская волна. Степке хочется одного - уплыть от катера подальше, выбраться на противоположный берег и зарыться головой в песок, чтобы люди не видели его. Он так и собирается сделать, поворачивает к поселку, однако потом спохватывается и плывет к катеру.

– Возьмите греби!
– сердито говорит бригадир.

Рыбаки молча берут длинные, большие весла, отцепляют завозню - теперь им придется взять катер на буксир и тянуть его к берегу.

– Лезь в завозню, - говорит Степке бригадир и отворачивается от него. Наделал, парнишка, делов! Будем ставить вопрос!

Мокрый и жалкий, Степка выбирается из воды.

Волоча, как два поникших крыла, концы невода, "Чудесный" на буксире возвращается к берегу.

Виталий Анисимов докладывает рыбакам:

– Дело было простое, товарищи! Еще как сели в завозню, я приметил, что Степка сам не в себе. Разболтался, это, в руках, вообще колобродит. Я, конечно, как старшой, серьезно так посмотрел на него, а Наталья, конечно, говорит ему, что ты, дескать, котеночек и тебя надо отстегать хворостиной...

– Этого я не говорила... Про хворостину...

– Пускай не говорила! Ладно... Ну вот, значит, Наталья обозвала его котенком и сказала, что нужно отстегать хворостиной. Я еще пуще сердито на Степку посмотрел. Григорий вот может подтвердить...

– Мы ничего не видели, мы ничего не знаем!
– вертит черной головой Пцхлава.
– Мы думали о нашей теще!

– Пускай не видел! Пускай не знает! Ладно!.. Вот, значит, я на него посмотрел, а он свое - вертится, улыбается здоровенными губищами.

– Заостряй вопрос!
– требует Николай Михайлович.

– Заостряю! В общем, смотрю, он и верно на котенка похож, но руками действовает правильно, бирко...

– Ты короче можешь?
– злится Семен Кружилин.

– Я могу вообще не докладать!
– покладисто отвечает Виталий.
– Была нужда! Могу вообще не докладать!

– Анисимов, продолжай вопрос! Кружилин, молчи!

– Продолжаю вопрос... Значит, руками действовает правильно, бирко, а тут эта язва-холера, Наталья, давай его водой поливать. То есть давай со Степкой баловаться, заигрывать.

– Вот дурак!
– сильно покраснев, говорит Наталья.
– Я таких дураков...

– Пускай дурак! Ладно! А зачем в завозне баловаться, заигрывать? Вот пусть люди рассудят, кто дурак, кто умный... А я могу вообще не докладать!

– Ты кончишь когда-нибудь?
– выходит из себя Семен.
– Или тебя надо самого орясиной огреть?

– Анисимов, продолжай заострять вопрос! Кружилин, молчи!

– Значит, Наталья давай поливать его, заигрывать, а он - ее. Ну и вывалился!
– говорит Виталий и облегченно, радостно улыбается.
– Весь вопрос...

– Понятно!
– Николай Михайлович выпрямляется, встает над рыбаками во весь рост.
– Понятно! Вопрос ясный. Других сообщений не будет?

Рыбаки сидят недалеко от берега, в тесном кружке; Степка - в середине. У него жалкий, растерянный вид, губы посинели; он даже не переменил мокрую одежду, и она прилипла к телу, отчего он кажется еще более жалким. Среди рыбаков нет дяди Истигнея: забредя по грудь в воду, он рассматривает невод, лучами собравшийся под кормой катера. Старик жмурится, качает головой, курит огромную самокрутку и чаще, чем обычно, моргает. Сам не замечая того, он еще глубже входит в воду - по горло; шарит рукой под винтом, потом сердито выплевывает намокшую самокрутку...

– У кого есть вопросы?
– интересуется бригадир.

Рыбаки хмурятся, молчат. Произошло небывалое. Такого еще никогда не случалось в их практике, и они не только раздосадованы задержкой, но и удивлены - бывает же такое! Сгорая от стыда, Степка мается. Переживает. Он боится поднять глаза на товарищей, а пуще всего на Викторию Перелыгину.

– Значит, нет вопросов?
– обеспокоенно переспрашивает Стрельников. Тогда сам буду иметь слово... Колотовкина, отвечай, зачем поливала водой Верхоланцева?