Стрежень (= Юноша и машина)
Шрифт:
– Слыхал.
– Так-то, дружище. А времена ласковые пошли... Гляди, гляди, куда это он?
– говорит Истигней, показывая на Ульяна Тихого, который быстро, прижав руки к бедрам, идет по улице.
– Надо быть, в чайную. Вот беда!
Ульян круто заворачивает за угол, оглянувшись на стариков, торопливо прибавляет шагу. У него такой вид, точно ветер давит в его спину, подгоняет, торопит, хотя на дворе тихий прозрачный вечер.
Проводив его взглядом, Истигней мрачнеет.
– Напьется! Вот беда - потерял стежку в жизни. Сбился с тропки и не знает, как выбраться на вереть. Вот, Лука, еще тебе вопросец! А все почему? Да потому, что есть еще такие любители человека по голове бить, не разбираясь. Есть!
Пожалуй, даже не ветер, а крепкие, незримые руки подталкивают Ульяна к поселковой чайной, чужой голос нашептывает: "Выпей! Легче станет, просторнее, душа отойдет. Выпей, Ульян!" Ему представляется, как будет весело, легко от стакана водки, как поплывет мир, станет мягким, радужным, теплым; исчезнут мысли о тяжелом, мучащем; жизнь раздвинется, распахнется радостью, обернется к нему хорошей стороной; не нужно будет гнать тоскливые, черные мысли.
В чайной дымно, звякают стаканы, гремит радиола, блестит стеклом буфетная стойка, в углах - запыленные фикусы, на стене - картина с медвежатами. Две немолодые, но быстрые официантки обслуживают карташевских выпивох без заказов. Как только Ульян появляется в дверях, одна из них, круглолицая, полная, в белом фартуке и кружевной наколке на голове, покачивая бедрами, спешит к буфету, берет стакан водки, блюдечко с грибами, кусочек чайной колбасы и несет к Ульяну, который уже сел за свободный столик. Уплатив официантке, он мельком оглядывает посетителей - одному пить невесело. Компаньонов сколько угодно: справа за столом большая компания сплавщиков из соседнего поселка, где нет чайной, слева - те два мужика, что стояли над пьяным Ульяном в воскресенье: один тощий, в гимнастерке, другой в простом костюме с диковинно широкими брюками. Заметив Ульяна, тощий мужичонка радостно визжит:
– Ульян, сюды! Сюды вали, Ульян!
Сплавщики оборачиваются, ставят на стол торжественно поднятые стаканы, недовольно переглядываются, раздосадованные этим визгом. Их шестеро за столом. Это солидные, угрюмоватые люди, одетые в брезент, кожу и громадные сапоги размера на три больше, чем полагается каждому по ноге, чтобы можно было намотать побольше портянок. Все они великаньего роста, широкоплечие, у всех толстые шеи. Водку сплавщики не пьют, а употребляют, не проглатывают ее, а медленно процеживают сквозь зубы. От выпитого почти не пьянеют, не становятся разговорчивыми, а только краснеют лицами, наливаются силой, нужной им на трудной работе с тяжестью. Обычно, выпив по бутылке водки, съев по три порции второго, сплавщики пьют крепкий чай; напившись, поднимаются и дружной, плотной шеренгой выходят из чайной - молчаливые, багровые, сердитые.
Сплавщики не любят шума, громких разговоров; сами никогда не озорничают, не ругаются, а если кто из посторонних заводит ссору, молчаливо выделяют одного, и тот поднимается, громадный, как медведь, подходит к дебоширу, наклоняется к нему и раздельно говорит, будто диктует: "Бить не будем, а вот в окошко выбросить - выбросим. Почто людям отдыхать не даешь?" Этого достаточно для любого буяна, ибо все в поселке знают, что от слов к делу сплавщики переходят немедленно.
Обернувшись на голос тощего мужичонки, сплавщики, видимо, собираются предупредить его, чтобы он вел себя потише, но замечают Ульяна Тихого, и старший из них негромко зовет:
– Ульян, подсаживайся!
Ульян подходит, здоровается; сплавщики теснятся, освобождая ему место; они довольны, что он пришел, но особой радости не выражают. Люди сдержанные. Говорят поочередно.
– С народом, Ульян, веселей.
– Ты мастак! Нас догонишь.
– Одно слово - пожарник. Насчет водки он пожарник.
– Становь грибы к гуляшу. Колбасу не надо - несолидный продукт. Старший говорит:
– Прикрыли месячный план. Справляем досрочное окончание.
Сплавщики уважительны к Ульяну. Они помнят его штурвальным "Рабочего",
знают, каким большим мастером своего дела был он, как ловко проходил опасные обские перекаты. В Нарыме речников все уважают. Они, речники, - долгожданные гости в каждой семье; им готовятся лучшие кушанья, ставится на стол самая крепкая брага, отводится первое место.Ульян и сейчас для сплавщиков остается тем, кем был, - штурвальным. Им наплевать на то, что сейчас Ульян не у дел, - споткнулся человек, ошибся, но ничего, со временем найдет свою точку, снова встанет на мостик "Рабочего". Не отнимешь же у него знания обских перекатов! А такая болезнь, как алкоголизм, неведома им. Сколько ни выпьют, а утром не опохмеляются- встают свежие, крепкие и идут ворочать бревна в ледяной воде. Солнце, воздух, вода, обильная пища, природное здоровье не дают им спиться, и потому сплавщики считают, что в водке нет вреда, а только польза для организма. Им и в голову не приходит, что Ульян спивается.
Сплавщики усаживают Ульяна, придвигают гуляш, вареное холодное мясо, свиное сало. После стакана водки они съедают столько, что иному хватило бы на два обеда.
– Хвати, Ульян!
– приглашают сплавщики.
Первый стакан Ульян выпивает мучительно трудно. Сначала морщится, судорожно гоняет по шее кадык, будто задыхается, кажется - сейчас бросит стакан. Но нет, преодолев отвращение к запаху водки, он разжимает зубы, останавливает дыхание и одним глотком выпивает стакан до дна.
– Тяжело пьешь, братишка!
– удивляется старший из сплавщиков.
– Не в ту жклу, что ли, пошла? Закусывай!
После первого стакана Ульян не закусывает. Он вообще мало закусывает, когда пьет, - ковырнет вилкой раза два, поморщится, неохотно съест кусочек, и все.
Пьянеет Ульян медленно.
– Берет!
– удовлетворенно говорит он, когда чувствует, что в груди потеплело.
Ему уже хочется поговорить, но он привычно молчит, смотрит на людей открытым, беззащитным взглядом: "Пьяница я - правильно! Ругайте меня, кричите! Ничего не поделаешь..." Ему, пожалуй, кажется, что стало легче, на самом же деле в груди стынет прежнее тоскливое чувство. Оно только чуть приглушено.
– Дерни вторую. Догоняй!
– говорят сплавщики, наливая Ульяну водку из своей бутылки.
Он торопливо вскакивает, чтобы заказать самому. Ульян не хочет, чтобы его угощали водкой. У буфетной стойки он заказывает еще стакан, бережно, осторожно берет его дрожащей рукой, медленно поворачивается, чтобы вернуться к столу, и видит злое, насмешливое лицо Натальи Колотовкиной.
Она в стареньком, заношенном платье, узковатом для нее, голова повязана синей косынкой, на ногах - хромовые сапоги.
– Пьете? Зенки заливаете?
– тихо спрашивает она сплавщиков.
– Ты откуда, девка, спрыгнула?
– недоумевает старший.
Ульян подходит к Наталье, глупо улыбается и здоровается.
– А, Наталья, здравствуй!
– Здравствуй! Давно не виделись!
– отвечает она.
– Здравствуй, милый мой! Купил еще стаканчик? Мало стало!
– Купил...
– улыбается Ульян.
Наталья вновь обращается к сплавщикам:
– Закусываете, значит, выпиваете? Время весело проводите?
Сплавщики никак не могут понять, что это за женщина стоит перед ними, уперев руки в бока. Их старшой угрожающе пошевеливает густыми бровями.
– Ты, девка...
– грозно начинает он.
Но Наталья не дает ему кончить. Она поворачивается к сплавщику так резко, что кончики косынки парусят в воздухе.
– Я тебе, сивый черт, покажу девку!
– кричит она.
– Такую девку покажу, что родных не узнаешь! Девки на базаре семечками торгуют - понял?
Она подбегает к столу, хватает бутылку с водкой, опрокидывает и выливает на пол остатки, потом бросается к Ульяну, выхватывает у него стакан и тоже выливает.