Струной натянутая нить, что крепче стали и легче звездной пыли
Шрифт:
Но все эти мысли, все запреты самому себе растаяли предрассветной дымкой, стоило открыться двери на короткий стук.
Дверь открыл Ник, одетый в брюки от костюма, ослепительно белую рубашку, а на шее вокруг расстегнутого на три верхние пуговицы воротника висел развязанный галстук. Внимательно смотря в потемневшие глаза своего капитана, Беркхард чуть склонил голову и сделал шаг назад, отпуская ручку двери. Будто притянутый магнитом, Шон сделал шаг через порог, отчетливо понимая, что он был роковым. Но ему было уже плевать на все. В сумраке полутемного дома покорно склоненная голова Гримма будила самые дикие инстинкты, которые брали верх над всеми доводами разума. А Ник будто не понимал, не чуял своим гриммовским существом, подняв блестящий взгляд на Ренарда, что едва ли не буквально подставляет мягкое беззащитное горло под клыки хищника. Шон почти чуял на кончике языка, как медленными, тягучими ударами бьется пульс под тонкой кожей.
Будто
Это странное движение продолжилось вверх по лестнице. На перилах внизу осталось висеть бежевое пальто Шона. Где-то на середине лестницы упал пиджак. На площадке второго этажа змеей свернулся галстук. Дойдя таким странным манером до спальни, оба замерли, как перед прыжком в ледяную воду. И первым в эту пропасть сорвался Ник: приподняв голову и закрыв глаза, он отдал себя во власть той тьмы, что сейчас незримо для других расправила свои крылья. Потребовался всего один широкий шаг, чтобы сократить дистанцию между ними. Запустив руку в короткие пряди на затылке Ника, Шон крепко сжал пальцы, оттягивая голову назад и накрывая его губы жадным поцелуем. Будто получив негласное разрешение, Беркхард отмер и увлеченно включился в процесс.
Не разжимая кулака, свободной рукой Ренард начал лихорадочно сдирать с Ника рубашку, не обращая внимания, как горохом сыпятся по полу оторванные от нее пуговицы. Потянув за воротничок так, что чуть его не оторвал, Шон попытался стянуть рубашку с плеч Ника одной рукой, но ему помешал сам Ник, который пытался все это время расстегнуть пуговицы уже на рубашке капитана. Тех нескольких секунд, на которые они прервали поцелуй, чтобы чуть отдышаться хватило, чтобы избавиться от верхней одежды.
От прикосновения кожи к коже обоих перетряхнуло так, будто ударило током. Первым не выдержал и сдался Беркхард, прервав очередной поцелуй и откинув голову назад. В тишине пустого дома раздался первый сдавленный стон. Решив, что горло вполне неплохая замена губам, Шон тронул поцелуем скулу, щеку, впадинку под ухом, точку бешено бьющегося пульса, но когда коснулся губами того места, где шея переходит в плечо, не выдержал и сорвался, потакая своим инстинктам – мягкое прикосновение губ сменилось острой болью укуса. Метка. Клеймо принадлежности, что будет сходить долго и напоминать, кто кому принадлежит.
Ник уже давно не старался сдерживать свои стоны, ему некого было стесняться, он никому не изменял и был вправе сам решать, с кем ему спать. Поэтому сейчас он пытался расстегнуть неподатливую пряжку ремня и тем самым мешал Шону, пытающемуся сделать то же самое. Не выдержав такого издевательства, Ренард нашел в себе силы оторваться от желанного тела на время, достаточное, чтобы уронить Ника на разобранную постель и быстро избавить их обоих от остатков одежды и белья.
Ника приподняло над кроватью дугой, когда недавний сон обернулся реальностью: тяжелое, горячее тело, прижимающее его к постели; твердое бедро, вклинившееся между ног; руки, оказавшиеся куда более настойчивыми и умелыми, чем во сне – этого оказалось так много, что он едва не кончил, как подросток, от одних только ощущений. Вовремя отследивший его реакцию Шон едва успел опустить вниз руку и пережать давно уже находящийся в полной боевой готовности член. От прикосновения к столь чувствительной части тела ощущения стали настолько интенсивными, что переходили все грани разумного. Пытаясь избавиться от чувства, что ему стало малО собственное тело, Ник попытался выскользнуть из-под Шона, чтобы получить хоть каплю передышки, но у него не получилось.
Едва только почувствовав, что Гримм под ним пытается сопротивляться, темная суть Принца едва не взбесилась, окончательно выходя из-под контроля. Стиснув руки Ника так, что назавтра они наверняка украсятся темными браслетами синяков, Ренард рывком перевернул Ника на живот и навалился сверху. Когда едва ли не перед носом оказалась шея с выступающими позвонками, Шон не смог устоять перед искушением и вцепился в нее зубами, которые уже ощутимо были острее, чем человеческие. От очередного импульса боли пополам с удовольствием, Ник даже обмяк. Эта короткая пауза позволила Шону приподнять голову и оглядеть сумрак спальни. Распахнутые дверцы пустого шкафа, пустые ящички прикроватной тумбочки – в пределах досягаемости не было ничего, что можно было бы использовать как смазку. Идти в ванную комнату не было ни сил, ни желания, поэтому оставался только один выход. Про презервативы мысль даже не мелькнула.
Бесцеремонно надавив на губы Ника указательным и средним пальцами, который, похоже, окончательно потерял связь с реальностью, Шон заставил его взять их в рот. Видимо, отключив мозг, Гримм не растерял инстинкты,
и принялся с усердием облизывать длинные пальцы, обильно смачивая их слюной. Коротко рыкнув, Ренард чуть сместил их обоих так, что теперь они скорее лежали на боку, толчком колена заставил Ника подтянуть ногу к груди и без церемоний втиснул сразу два пальца сквозь тугое кольцо мышц. Слюны в качестве смазки оказалось чертовски мало, поэтому даже сквозь дурман возбуждения Ник ощутил боль вторжения в его тело и сжался так туго, что стиснул пальцы Шона как тисками, не позволяя ими даже шевельнуть. Дотянувшись второй рукой до полуопавшего от боли члена Беркхарда, Шон начал двигать ладонью по нему в четком жестком ритме. Подстроившись под него, Ник достаточно быстро расслабился, позволив Шону несколько раз развести пальцы ножницами. Распаленное тело не смогло отказать себе в удовольствии, и через пару движений Ренард смог втиснуть и третий палец. Он бы не стал заморачиваться подготовкой вообще, будь его воля, но его останавливало смутное понимание, что Ник вряд ли когда-нибудь был с мужчиной, учитывая, каким узким был его анус. А его размеры были чуть больше, чем средними, и стоит позаботиться о том, чтобы смазкой не стала кровь Беркхарда. Как только пальцы стали двигаться более-менее свободно, Шон сплюнул на ладонь, размазал слюну по своему члену и сильнее навалился на Ника, фиксируя того на месте. Обвив одной рукой плечи, а второй, подхватив согнутую ногу под коленом, Шон решительно толкнулся внутрь и замер, стиснутый внутренними мышцами на половине движения. Ник под ним напрягся натянутой струной и попытался сползти с распирающего нутро члена, но Ренард оказался предусмотрительней, тяжело навалившись на него и не давая двинуться. Не обращая внимания на сопротивление, Шон начал двигаться короткими неглубокими толчками, растягивая застывшее тело и одновременно входя глубже с каждым движением.Ник только и мог, что беспомощно цепляться за руку под своей щекой. Капитан был тяжелее, сильнее и не давал не то что двинуться, а даже нормально вздохнуть. Оплетенный его руками, нанизанный, как бабочка на булавку, на его член и удерживаемый зубами, стиснутыми на загривке, Ник сорвано уже даже не стонал, а почти хрипел от эмоций и ощущения беспомощности и принадлежности. Он уже не замечал, что зубы куда острее, чем должны быть, что рука на его члене, доводящая своими движениями до исступления и одновременно не дающая кончить, стала чуть грубее. Что мощное тело за спиной стало куда горячее, чем должно быть, а жестко таранящий его член – толще, чем казался вначале.
Такой накал не мог продолжаться долго, и конец стал похож на появление черной дыры, в которую было затянуто все.
Уже вырубаясь от накатившей слабости, Ренард все же нашел в себе силы опустить руку и пошарить ей по полу в поисках хоть чего-нибудь. Попалась какая-то тряпка, в которой с трудом была опознана футболка, которой Шон и вытер их обоих прежде, чем накинуть одеяло на себя и отключившегося после оргазма Беркхарда. Все, что могло случиться, уже случилось. О последствиях он подумает завтра…
***
Радостно порхая по кухне, Монро негромко мурлыкал себе под нос какую-то незамысловатую мелодию, готовя завтрак для той, что полностью владела его думами и сердцем, а сейчас – принимала душ наверху. В его спальне. От последней мысли Потрошитель даже замер на месте, в отличие от его сердца, которое сделало радостный кульбит. Только запах пригорающих кабачковых оладий заставил Монро снова двигаться, но не перестать улыбаться.
У него была только одна просьба к богам, Небесам и прочим сущностям, отвечающим за радость – пусть у Беркхарда будет все хорошо, и он не нарушит эту идиллию. Ну, пожалуйста! Что вам стоит, а?
Может быть, его молитвам вняли, так как ранний завтрак, щедро разбавленный теплыми улыбками, искрящимися взглядами и как бы случайными прикосновениями, никто не потревожил. Завтрак. Но не утро.
Обреченно открывая дверь, Монро уже готовился высказать наглому Гримму все, что он думает о людях, которые не имеют своей личной жизни, а потому – мешают чужой, но осекся на полуслове: на крыльце стояла Джульетта, а не Ник.
Не слушая никаких невнятных восклицаний, Монро затянул не слишком сопротивляющуюся девушку в гостиную, усадил на диван и принес ей с кухни чашку чая. Приглядевшись к ней внимательнее, он только покачал головой: девушка была куда бледнее, чем при их знакомстве, похудела, в глазах застыли печаль и, как ни странно, спокойствие.
Как только Монро перестал суетиться вокруг нее, Джульетта жестом попросила выслушать ее.
– Монро, Розали… Я просто не хотела уезжать, не попрощавшись с вами. Нас познакомил Ник, но я считаю вас и своими друзьями, поэтому не могла уехать вот так.
– О, Джульетта, - погрустнела Розали. – Мне жаль. Мне правда очень жаль. Если бы мы могли сделать хоть что-то… как-то помочь! Куда ты сейчас?
– Подальше от Портленда, - устало улыбнулась девушка. – Я просто физически не могу оставаться здесь, зная, что могу натолкнуться на Ника и… Я уже нашла себе работу и, даже, квартиру.