?Студёная любовь?

— Мы, женщины, иногда говорим, что нам это не нужно, — Лимия вдруг залилась краской, на порозовевших щеках распустились сверкающие лимонным светом лозы, — но тайно мечтаем, чтобы вы… мужчины, были настойчивей.

— Ты имеешь в виду?.. — я приподнял бровь и многозначительно заулыбался.

— Да, — девушка сильнее стушевалась, даже ладонью глаза прикрыла. — Именно это и имею. Истинная связь будет звать, сталкивать ваши желания, заставлять совершать безумства, гореть в неугасимом пламени, но упрямство вещь непоколебимая и разрушительная. Любава будет сопротивляться до последнего.

— Предлагаешь силой ее взять? — я нахмурился.

— А ты мог бы? — девушка всмотрелась в мои глаза. Внимательно и строго, отчего стало не по себе.

— Никогда, — выдохнул. — Это и не нужно, Любава сама желает меня.

— Наслышана о твоей самоуверенности, — Лимия ласково заулыбалась. Она маму вдруг напомнила. Та тоже всегда видела меня насквозь. — Да только на одном желании далеко не уедешь, Синарьен, принц Криты. Нужны чувства посильнее: привязанность, доверие, любовь… А это не так просто завоевать и принять. Я своей гордостью и упрямством чуть не убила Даниила. Любава… же. Она… — Ли вдруг запнулась, — она будто я. Очень похожа. Только упрямство губительно.

— Тоже предчувствие?

Девушка кивнула и обняла себя руками.

— Не дай ей себя уничтожить, — шепотом произнесла хозяйка и, резко отвернувшись, будто не желая показывать слабость, пошла к выходу. Бросила, не оглядываясь: — Мы ждем тебя к столу. Не опаздывай, все уже собрались.

Я не ответил. Смотрел вслед странной женщине, дождался хлопка двери, но так и не смог понять, что она имела в виду.

Нельзя дать Любаве погибнуть? Или не позволить себе навредить?

Мы теперь с Любавой связаны. Умрет она, умру и я. Это похоже на кританское обручение, но вовсе не оно. Я чувствовал, что стигма не принадлежит нашему миру, ее истоки нужно искать на родине Любавы. Но я видел лишь одну цель: вернутся в замок, сыграть пышную свадьбу с Белянкой и выдохнуть.

А если девушка не захочет возвращаться домой? Ради нее остаться навсегда здесь, в мертвой пустоши?

Смогу ли я пожертвовать жизнью ради упертой безродной девки, что забрала мою магию? Безродная… меня перекосило. Даже думать было неприятно. Девка — еще хуже. Словно кто-то другой вбросил мне в голову эти мысли, измазав душу в черный.

Любава не безродная… и вовсе не девка.

Размышляя, почему необоснованно обозлился на невесту, размотал бечевку, открыл баночку с мазью и поморщился от резкого запаха прелой травы. Лучше перед ужином не буду этого делать. Отставил пузырь на комод и поплелся следом за Лимией.

Истинная регенерация благодаря Любаве спасла мне жизнь от укусов зверья и затянула глубокие раны, но не вылечила полностью. Я еще в купальне заметил проявившиеся алые полосы на груди. На лице незаметны, но это пока. Думал, что временно случилось, пока ткани в местах самых глубоких повреждений восстановятся, а оно нет, оказалось яд… Не помню, чтобы наши, энтарские, оски так воздействовали на человеческое тело, но я с ними сталкивался, будучи архимагом водной стихии. А теперь практически пустой, без дара, простец, каких в нашем мире немало.

Нужно сделать все, чтобы магия вернулась ко мне. Я зло улыбнулся, мазнув взглядом по отражению в коридорном зеркале. И не узнал себя. В лице незнакомца, что стоял напротив, было что-то темное и необъяснимо пугающее.

Глава 20

Любава

От голода сводило желудок. Я вспомнила, что нормально так и не ела за эти несколько дней. Перекус лепешкой с ягодным вареньем, что девочки принесли в комнату еще днем, не в счет. Она показалась мне жесткой и безвкусной. Затолкала в себя, только чтобы не упасть в голодный обморок.

Хозяева еще час назад просили спуститься к ужину, но я не успела умыться и не горела желанием видеть Синарьена, потому медлила.

После поцелуя с принцем во дворе замка долгое время не могла нормально вдохнуть. Царапала грудную клетку, словно это поможет впустить воздух под ребра, жадно открывала губы, будто упала в воду и не получается выплыть на поверхность.

Забежала в спальню, словно за мной стая осок гналась, прижалась к стене лопатками и, глядя в потолок, долго смаргивала нахлынувшие слезы, пока они не пустились бурным потоком по щекам. В груди давило, алые ленты стигмы оплетали прижатую к ней ладонь.

Хотелось плакать навзрыд, но было стыдно, потому я грызла пальцы, стряхивая бессовестную парную магию, оплетающую кисть, кусала до крови губы и беззвучно орала в кулачок.

Что со мной? Почему не могу принцу отказать? Почему сердце бешено колотится в груди? Два сердца! И я чувствую каждое, как свое. Разве парная метка должна так делать? Разве имеет право магия подчинять мою волю, сводить с ума? Я хочу сама выбирать, с кем быть и кого любить.

Этот напыщенный наследник не тот, с кем хочу пройти бок о бок до старости. Да и примитивная простушка, вроде меня, не для него, по глазам же видно, как он оценивает, прищурившись, словно я из леса сбежала. И эта уверенная улыбочка, мол, я давно на все согласна, выводила из себя. А эти нападки, поцелуи, ласки… Хамство и наглость!

Мы еще посмотрим, кто на что согласен.

Непривычные мощные чувства взрывали мое равновесие, лишали покоя и веры в себя. Я будто потеряла ориентиры, лишилась настоящей личности. Не помнить и не знать свои желания было намного легче. Хорошо, что память не вернулась, иначе я бы свихнулась от переизбытка эмоций.

Но внутри еще есть силы, чтобы противостоять, я не сдамся просто так.

Когда в дверь громко постучали, щеки обожгло краской. Я суматошно приложила ладонью растрепанные волосы и быстро стерла с горячей кожи слезы.

Несколько раз длинно выдохнула перед дверью, чтобы прийти в себя, но лицо все равно опухло, не скрыть, что плакала.

Дернув волосы вперед, я прикрыла густыми прядями пылающие щеки. Распахнула дверь.

— Можно войти? — хозяин замка показал на сложенную на локте ткань. — Принес тебе чистую одежду.

Я молча отступила и пропустила Даниила внутрь.

Это было новое платье. Кремовое, длинные рукава по краю отороченные тонким белым кружевом. Голубое, что Данил давал раньше, испачкалось в кровь и грязь.

Я смущенно окинула себя взглядом и натянуто заулыбалась в благодарность, чтобы тут же отвернуться к окну и спрятать взгляд. Все поджилки тряслись, выдавая мое напряжение и подступающую панику. Я боялась, что ночь сведет меня с ума, что я снова позволю Синарьену это сделать… Боялась, что сама хочу этого, но признать не могу. Никогда не признаю.

Наверное, выгляжу со стороны беспомощно.

— Любаша, ты в порядке? — Даниил разложил платье на кровати и повернулся ко мне.

Он так интересно изменял мое имя. По-домашнему правильно, от этого вдруг потеплело в груди. Флер покоя окутал плечи, опустился ниже, на живот, усмиряя жар.