Студент

У моего прежнего декана, мужчины жесткого, взгляд был колючий, а у этого взгляд оказался кротким и, мне показалось, немного замученным. Потом я отметил, что лицо его изредка передергивает гримаса, словно он недоволен чем-то, что-то его мучает или мешает. Мое внимание привлекло свечение вокруг головы этого человека. Голубоватое свечение разрушали красные, как бы пляшущие сгустки. "Господи, - подумал я.
– что же у них у всех головы-то болят". А, с другой стороны, чему удивляться? Я знал, что от головных болей страдает около семидесяти процентов населения.

Но я знал не только статистику. Я знал симптомы, и причины этих болезненных, неприятных ощущений и знал классификацию головных болей. Моего отца в первое время после контузии преследовала страшная кластерная головная боль, которая настолько сильна, что заставляет человека падать на колени и биться головой о стену. Вот почему я хорошо знал этот предмет.

В подростковом возрасте я мало что понимал из научных, непонятных и не очень интересных книг, которые читал отец, но становясь старше я стал интересоваться анатомией, поэтому знал расположение и функции основных органов. Анатомию я изучал по "Краткому учебнику анатомии человека" 1935 года, а потом по "Анатомии человека" М. Превеса и других авторов. С возрастом меня стала также интересовать техника и методика гипноза, и я читал толстую книгу "Психотерапия, внушение, гипноз" А. Слободянина, где автор дает научное объяснение сна и гипноза, или В.М. Бехтерева "Гипноз, внушение и психотерапия и их лечебное значение", работу, правда, еще начала века.

Казалось, все говорило за то, что моя прямая дорога лежит в медицинский институт, и мне сам Бог велел, чтобы я выбрал профессию врача, может быть, невропатолога или психиатра, но, как говорится, dis aliter visum . Я пресытился бесконечным присутствием около меня болезни и больных, разговорами, в которых постоянно возникало что-то медицинское, излечением чьих-то недугов. Короче, мне не хотелось связывать себя по рукам и ногам постоянной медицинской практикой. Природа одарила меня и другими способностями, кроме способности лечить, и мне нужна была свобода выбора.

– А почему вы решили перевестись в наш институт?
– спросил декан, посмотрев мои документы и особенно остановившись на выписке успеваемости за курс, где по всем предметам стояли оценки "отлично", после чего он более внимательно оглядел меня.

– Считаю, что здесь, в столице у меня больше шансов получить полноценное образование, - сказал я.

– Достойный ответ, - оценил декан. Он сморщился от очередного приступа боли, которая, вероятно, отдалась в висках, потому что он стал тереть их большим и средним пальцами правой руки, отчего ладонью закрылись глаза и нос.

– Не скрою, мужского пола студентов у нас дефицит, - продолжал декан после небольшой паузы, с трудом справляясь с болью.
– В педагоги почему-то идут все больше девушки. И аттестация у вас более чем достойная... Но сейчас я вот так сразу оформить ваш перевод не могу. Давайте приходите - он полистал перекидной календарь, который лежал справа от него, - ну, скажем, числа второго сентября, когда численность всех групп полностью определится. Я думаю, вопрос решим.

Говорил он медленно, словно цедя слова сквозь зубы. И видно было, что головная боль сейчас занимает его больше, чем я со своим вопросом.

– Михаил Александрович, - обратился я к декану.
– Послушайте. Только не перебивайте. У вас сильно болит голова. Стабильная боль в области затылка, и боль отдает в виски.

Михаил Александрович смотрел на меня с недоумением. Глаза его постепенно приобретали строгое выражение. Казалось, он сейчас попросит меня выйти вон. Но я не дал ему опомниться.

– Я сниму вашу боль, - мой голос приобрел металлические нотки, и я уже не был собой, и не был властен над собой. Меня вела неподвластная мне сила, которая могла подчинить другого человека.

– Смотрите на меня. Вы слышите только меня и подчиняетесь только моему голосу.

В такие мгновения я физически ощущал импульс своей воли.

Декан обмяк, глаза его как-то потухли. Я не считал, например, до десяти, как обычно делают многие гипнотизеры, вводя в состояние гипнотического сна свой подконтрольный объект. Я мог бы вообще не подавать голосом какие-то команды. Все обстояло проще. Я знал, чего хочу, и мой мозг подчинялся мне, только мне какому-то другому, и подчинял чужую волю. Все отступило на задний план. Я перестал видеть окружающие предметы, я видел только лицо декана. Он был в полной моей власти, и я приказал:

– Позвоните секретарше и скажете, чтобы она никого к вам не впускала.

Михаил Александрович послушно выполнил приказ, сняв телефонную трубку и деревянным голосом попросив пока к нему не входить. Я подошел к нему и сделал несколько пасов над головой, больше уделяя внимание области затылка, где особенно пульсировали красные сгустки. Свечение постепенно выровнялось и стало прозрачно-голубоватым. Красные сгустки растворились.

Когда я помог в свое время освободиться от головной боли Лике Токаревой из компании Валерки Покровского, мне это стоило достаточных усилий. Но это осталось в том времени, когда я еще не обрел вновь ту силу, которой я обладал до болезни. Сейчас все вернулось, и я мог бы просто, в течение двух минут снять головную боль Михаила Александровича без всякого гипноза, но тогда мне пришлось бы потратить время на долгие объяснения, чтобы преодолеть его недоверие, и он разрешил бы мне эксперимент над собой.

– У вас больше не болит голова. Вы чувствуете прилив сил и у вас хорошее настроение, - пожелал я, провел рукой перед глазами Михаила Александровича и пошел на свое место.

Михаил Александрович несколько секунд сидел молча, как-то по-детски хлопал ресницами, потом сказал:

– А что происходит?

– Голова болит?
– спросил я.

– Совершенно не болит, - удивленно отметил Михаил Александрович и зачем-то даже постучал пальцами по голове.

– Это вы? Гипноз?
– в голосе его угадывалось недоверие.

Я вкратце объяснил ситуацию, немного рассказал о своем умении снять боль с помощью бесконтактного лечения руками, но не вдавался в подробности.

– Что же вы так вот просто взяли и ввели меня в состояние гипноза, а я даже пикнуть не успел?

Теперь он смотрел на меня подозрительно, хотя весь вид его говорил о расположении ко мне. В его голове мелькнула мысль, что человек, обладающий такими гипнотическими способностями, может быть в чем-то опасен и колебался, не зная, как на это реагировать, и я счел нужным успокоить его, коротко рассказав о болезни отца и о том, как я лечил дочь генерала КГБ.

– Знаете, Михаил Александрович, - сказал я.
– Есть какой-то внутренний запрет, которому я подчиняюсь, и я знаю, что никогда не смогу переступить ту грань, за которой начинается зло. И это что-то выше меня.

Не знаю, насколько это все его убедило, но он вдруг сказал:

– Пишите заявление и оформляйтесь, как это положено. Я подпишу.

– Спасибо!
– обрадовался я и, обнаглев, спросил: - Михаил Александрович, у меня еще две просьбы.

Михаил Александрович все также доброжелательно смотрел на меня и ждал, что я буду просить еще.