Стук-стук, я твой друг

– Святая вода?

– Да. Святая вода, чеснок, токсичные розы – всё это снижает скорость внешних реакций, позволяя несчастным какое-то время не просто жить, но и сохранять стабильность. Мне кажется, что алкоголь и наркотики блокируют каналы восприятия чужих состояний, позволяя несчастным хоть какое-то время сохранять свой естественный внешний вид. Идите, друг мой, – Гундарго вздохнув, отвернулся к окну. – Я ещё понаблюдаю.

Кирп вышел из палаты, присел на ободранную коридорную кушетку, каким-то чудом ещё не занятую – скорее, освободившуюся по причине высокой смертности. То, что ЧЕЛОВЕКАМИ не рождаются, ЧЕЛОВЕКАМИ становятся – было для него страшным откровением. Он уже не относил этих монстров в разделы мифов и сказок. Вампир понял, что каждый их тех, кого он видел ежедневно, с кем сталкивался на улицах, в транспорте, может встать на путь ЧЕЛОВЕЧНОСТИ.

Тело гудело, хотелось забыть и этот разговор, и самого Гундарго, и ещё – никогда не вспоминать о ЧЕЛОВЕКЕ.

Мысли впервые за день сменили направление. Кирпачек вдруг вспомнил о том, как он оказался в этой, существующей вопреки всем санитарным нормам, больнице.

После того памятного дня в родительском поместье, когда ему впервые привиделся ЧЕЛОВЕК, в жизни молодого вампира произошли такие изменения, что порой он задумывался, а было ли всё это на самом деле: Чертокуличинск, визжащие порося в поместье отца, и всё остальное? Настолько его теперешняя жизнь отличалась от всего, к чему он привык, что знал о мире вообще и о людях всех национальностей в частности. Теперь и гномы, и бесы, и черти, и каменные великаны, и даже деревенские ведьмы уже казались ему похожими – одной слившейся людской массой. Так город перемалывал видовые особенности, усредняя, подгоняя под неизвестную никому норму, добиваясь одинаковости всех и вся.

Последний день в родном провинциальном захолустье был таким, какими были бы все предыдущие и, наверняка, все последующие дни тоже, если бы Кирп остался в Чертокуличинске, как того хотел отец.

Глинни понесла на кухню бешенку, собранную в лесу, пообещав вкуснейшее жаркое из припасённого кусочка поросячьей грудинки. Кирпачек улыбнулся ей вслед, и направился в город. Решил встретиться с фельдшером Тобом, старым, лысым гномом, лечившим всех жителей и города, и окрестных деревень уже много веков.

Медпункт находился недалеко от здания муниципалитета. Кирпачек с удовольствием прошёлся пешком, пристально разглядывая знакомые с детства дома родного Чертокуличинска. Он жадно вглядывался в витрины магазинов, рассматривал клумбы, и удивлялся своей внимательности. Но, только подойдя к медпункту – маленькому, в две комнаты с приёмной, домику, Кирп понял, что так жаждал обнаружить в городе. Он просто хотел найти хоть что-то, что изменилось здесь за время его отсутствия, но всё оставалось прежним, даже клумбы возле одинаковых, безликих домов были такими же, какими он их помнил.

Зайдя в кабинет, Кирпачек увидел фельдшера Тоба, тот сидел в кресле, за большим столом, и что-то писал. Он поднял голову и его морщинистое лицо осветила добрая улыбка.

– А, Кирпачек, заходите, мил вампир! – приветствовал его фельдшер Тоб, протягивая обе руки к высокому юноше. Он обнял бы его за плечи, но по причине малого роста дотянулся только до локтей Кирпа. – Дайте-ка я на вас посмотрю!

И фельдшер развернул практиканта, недавно получившего синий университетский дипломом, лицом к свету. Видимо, осмотр удовлетворил старика – гном одобрительно хмыкнул. Шаркая огромными ногами по полу, выложенному самой дешевой рубиновой плиткой, Тоб прошёл к столу, грузно плюхнулся в кресло, и кивнул Кирпачеку:

– Ну-с, начнём приём. Запускайте по одному.

И Кирпачек запустил… Запустил нечто такое, что даже рассмотреть не смог – так оно стремительно оно влетело в дверь и пронеслось по кабинету, опрокидывая стулья, роняя вазы и стаканы с градусниками, сметая со столов и полок аккуратные стопочки карточек. Если бы буря в стакане чая «Принцесса Нюра» была возможно в самом принципе, подумал оторопевший Кирпачек, то она наверняка выглядела бы так. Маленький кабинет фельдшера показался ему сейчас именно таким стаканом, в который по какому-то невероятному недоразумению залетел смерч или торнадо. Но старый гном был невозмутим, он прекратил это, занесённое в список пациентов, безобразие, одним хлопком большой волосатой лапы. Просто поднял руку и прихлопнул к столу маленького троллёныша – тот как раз нёсся к противоположной стене через стол. Троллёныш заверещал высоким, режущим уши, голоском.

– Ну-с, молодой тролль, на что жалуетесь? – спросил фельдшер, не поднимая руки с извивающегося детёныша песчаных троллей.

– Он что-то ослаб последнее время, – утирая слёзы, ответила проявившаяся в дверях троллиха. Она стояла, одной лапой прижимая сумочку к тощей, впалой груди, а другой утирая обильно льющиеся по сморщенному лицу слёзы. – Так плохо ест, – пояснила мамаша хулигана и громко всхлипнув, высморкалась.

– Так, а что же это у нас с аппетитом, юноша? Есть не хотим-с? – Поинтересовался гном, быстро ощупывая впалый животик троллёныша и заглянув ему в зубастую маленькую пасть. Тот заверещал, и с удовольствием включился в игру, искусав пальцы фельдшера. Старый гном, закончив осмотр, взял гиперактивного детёныша двумя пальцами за шкирку, поднимая малыша над столом. Так, держа пациента на весу, он обратился к рыдающей мамаше:

– Мальчик здоров, и я не понимаю, чего вы от меня хотите, дорогая.

Троллиха шмыгнула носом, ещё раз высморкалась и пропищала:

– Рецептик бы нам… или таблеточку…

– Рецептик? – Гном на мгновенье задумался, потом, передав Кирпачеку извивающегося мальчишку, достал из кучи бумаги лист и что-то коряво нацарапал.

– Вот-с, получите-с, милейшая, – сказал он, протягивая мамаше рецепт. Она, стуча когтями по твёрдой плитке пола, подошла к столу, взяла рецепт и, пробежавшись по нему взглядом, растерянно спросила:

– Тут написано: футбол, гимнастика, лёгкая атлетика и танцы. Это новое поколение лекарств?

– Это лекарство для нового поколения, – усмехнулся старый фельдшер. – Таблетки только усилят активность вашего малыша, девушка. Так что все те спортивные секции, что мною рекомендованы, посещать обязательно. И танцы лучше тролличьи народные, ни вампирских бальных, ни ведьминских хороводных не рекомендую.

– Но малыш переутомится, – попробовала возразить троллиха, на что фельдер Тоб с нажимом в голосе ответил:

– Малыш будет хорошо кушать, а переутомление скорее грозит всему Чертокуличинску, если это шило не найдёт мирного применения своей энергии.

– Вы удивлены, юноша? – спросил гном, когда мамаша выволокла своё визжащее чадо за дверь. – Не стоит. С троллями иначе нельзя. У них сильно выражена невидимость. На внешнем плане они проявляются только тогда, когда на них смотрят – пристально, внимательно и непременно с восхищением. Иначе такие вот разрушения обеспечены, – он хмыкнул, разглядывая погром, устроенный в кабинете маленьким хулиганом. – И ведь рушится всё, а не знаешь, что явилось причиной таких вот разрушений, пока не вспомнишь о том, что в нашем мире сразу невозможно заметить только троллей.

– И всё же, Тоб, меня смущает рецепт, – сказал Кирпачек, собирая с пола разбросанные карточки.

– Ну, мил вампир, а где же на троллей будут смотреть с восхищением? Только на спортивной арене, на сцене театра, ну – и ещё в том замечательном приборе, который называется жуткохрусталлическим телевизором. – Гном улыбнулся, немного помолчал, и громко крикнул:

– Следующий!

Следующим был тот самый каменный великан, что привлёк внимание Кирпачека ещё в вагоне поезда. Молодой врач поставил ему тогда диагноз: камнеедка. Сейчас он с жалостью смотрел на то, как каменный великан, едва переступая больными лапами порог, вваливается в кабинет.

Конец ознакомительного фрагмента.