Стукач

Профессор продиктовал адрес.

Название журнала мне ничего не говорило. Но приглашение самого редактора, показалось невероятной удачей.

Может быть напечатают... Я живо представил, миллионные тиражи, слава, назойливые корреспонденты… Перебирал варианты. Может быть дадут денег....Или возьмут на работу.

Я страшно волновался. Ведь эта встреча могла стать моим звёздным часом. Меня пригласил сам редактор. Да ещё и профессор.

Я трепетал. Но готовился встретить предложение без эмоций. Я прямо-таки слышал свой нарочито равнодушный голос:

«Ну если вы считаете, что это гениально и нужно читателю! Я готов заключить контракт и согласен на гонорар в ...»

Я не знал, стоит ли мне соглашаться на сумму в десять тысяч евро. С одной стороны много. Можно будет купить приличную машину. Отдохнуть у моря... С другой стороны. Это Германия. Сам профессор наверняка деньги гребёт лопатой.

Решил дать себя уговорить на пятнадцати тысячах.

Чтобы ускорить волнительный момент подписания контракта взял такси. Отдал пожилому водителю, с ярко выраженной восточной внешностью, последние деньги.

…Дверь отворила женщина неприметной внешности.

На диване сидел бородатый мужчина в мятой домашней рубахе и старых заношенных трениках. Он с достоинством кивнул мне головой, приподнял зад над диваном. Затем вновь опустил его.

Потом последовало долгое и нудное пересказывание мытарств редакции. О работе же — ни слова… Ни звука и о деньгах…

– Вы издадите мои рассказы?— напрямую спросил я.

– Мы возьмём ваши рассказы. В них что-то есть, но сами понимаете, мы не можем за них много платить. Я сам работаю на общественных началах.

Далее вновь последовал долгий монолог на тему долга, подвижничества, служению литературе.

Я уже понял, что мне вряд ли заплатят.

– О какой реальной сумме мы можем вести речь?- Прямо спросил я.

Профессор что- то быстро подсчитал на карманном калькуляторе.

– Пятьдесят евро.

Это было чуть больше того, что я отдал за такси. Но до конца месяца ещё оставалась неделя. Денег больше не было. Почему то они у меня быстро кончаются, в отличие от тоски.

Вспомнилась знаменитая фраза Кисы Воробьянинова.

«Я думаю, торг здесь неуместен»!

И я решил согласиться.

Тогда я впервые понял, что если ты в Германии собираешься заработать с земляками, тебя ждут неминуемые сюрпризы.

* * *

Примерно через месяц Агнесс прислала мне приглашение на литературный семинар. После семинара мы должны были посетить международную книжную выставку. Мероприятия проходили в соседнем городе.

Оплату проезда и гостиницы общество брало на себя.

Я поднялся на второй этаж гостиницы и ключом отпер дверь номера.

Деревянная односпальная кровать была аккуратно застелена. На перекладине распахнутого стенного шкафа болтались пластмассовые вешалки. В углу уютно урчал небольшой холодильник.

Где- то вдалеке раздавались весёлые крики. Вероятно народ уже приступил к обсуждению творчества русских писателей

У меня был трудный день. Разговор с экс- женой. Телефонное объяснение с тёщей. К счастью, тоже бывшей. Мне нужно было отдохнуть. Завтра с утра предстояли новые встречи.

Я открыл рюкзак. В руки мне попала банка пива...ещё одна. Наконец солдатская фляжка с водкой. Фляжка у меня ещё с Чечни.

Я погрузился в лёгкую алкогольную нирвану. Спал на удивление хорошо. Проснулся без привычной головной боли.

Утром я проходил по коридору. Нужно было позавтракать.

Услышал за дверью полный страданий голос.

– Ну не хочу я чай. Надька! Во-ооодки дай!

Я вернулся в свой номер. Достал из холодильника уцелевшую банку холодного пива.

В соседнем номере на скомканной постели сидел Толя Штайгер в кальсонах бежевого цвета. Рядом с ним стояла полная некрасивая девушка лет за тридцать, с локонами как у поселковой путаны и строго говорила:

– Водки вам нельзя. У вас сер-рррдце!

Она грассировала, буква «р» получалась твёрдой как булыжник.

Мне сразу вспомнилась моя бывшая жена. Она обращалась ко мне с такими же твёрдыми интонациями:

– Сер-ррргей! Почему у тебя бардак на письменном столе?

Я ей говорил, что в разговоре с ней чувствую себя первоклашкой, которого ругает строгая школьная учительница, угрожающая вызвать родителей и это грозит стойкими сексуальными комплексами.

– Гер-рррман, почему ты не сделал уроки? Гер-рррман, почему ты пропустил ур-рррок физкультуры?

Девушка походила на крепко сбитый гриб- боровик. У неё были хорошо тренированные ягодицы и икроножные мышцы. Светлая футболка не скрывала, а подчёркивала огромные груди.

Я почувствовал сухость во рту и одновременно лёгкое удушье. Протянул Штайгеру пиво.

Надежда удалилась, презрительно кивнув нам головой. На прощанье вызывающе вильнула своими замечательными ягодицами.

У Толи безобразно дрожали руки. Он открыл банку, захлёбываясь пеной долго пил. У него некрасиво дёргался плохо выбритый кадык.

Я отвернулся.

Штайгер допил. Поставил банку на стол. Икнул.

Потом достал сигареты, закурил. Передразнил пьянеющим голосом

– У вас сееееердце! Вам нельзя! Вот из- за таких дур и сердце.

Затем перевёл взгляд на пустую тару. Огорчённо взмахнул руками.

– Извини... увлёкся. Может спуститься в бар? Там есть!

Я замахал руками.

– Не стоит. В хорошей компании у меня нет задней. Как у «Боинга».

Это не стоило мне больших усилий. От первого стакана я могу отказаться без проблем. Гораздо сложнее воздержаться от последующих.

Штайгер.

Родился он в год начала войны, в немецкой колонии под Одессой.

При отступлении немецкой армии в 1944 году его семья ушла вместе с частями вермахта. Оказался в Германии. Родители получили германское гражданство, проживали в Мекленбурге. В 1946 депортирован в Сибирь. Навечно. Без права возвращения. Таким образом, в пять лет был признан особо опасным государственным преступником.

Не успев ещё как следует подрасти уже работал разнорабочим на стройках.