Стюардесса. Неоконченный портрет

Закатные лучи света озаряют моё лицо, я делаю шаг навстречу свободе из кромешного ада метро. Поднимаю гибкую руку с поручня и слышу легкий щелчок.

Он застегнул наручник у меня на запястье.

5. C ГЛАЗУ НА ГЛАЗ

В темной комнате он курит одну за одной. И даже сквозь табачный дым я чувствую запах его туалетной воды. Это Дзинтари.

Видимо подарок бывшей женушки. Он настолько пропах им, что уже и не чувствует сам. Старый советский аромат европы. Европы, которую он никогда не видел.

А вы знаете, что стюардесса по одному взгляду на вас может определить, где вы провели отпуск.

Я сижу, поджав ноги под казенный стул.

– Ваше имя?

Как-будто я знаю.

Я бросаю ему сквозь зубы:

– Алиса Селезнёва.

Что я должна ему сказать? Что столько раз меняла имя, что уже не помню настоящего?

В темной комнате я не вижу ничего кроме света лампы. По спине мурашки. Вы когда-нибудь делали что-нибудь такое, после чего хочется проснуться?

Нечто настолько неотвратимое и фатальное, что заставляет вас мечтать только обо одном: «только бы это оказался сон и на самом деле я этого не делала».

– Род деятельности?

– Музейный реставратор.

Что я скажу? Стюардесса, воровка, кикбоксер, медсестра? Сказать, что я просто живу и понятие “род деятельности” они могут оставить себе? Я чувствую себя инопланетянином на интервью с вождями племени майа. Я вне твоей шкалы ценностей.

– Давайте начистоту... – он расправляет грязный ворот сальной рубахи. Усталое лицо. На лице смесь из непонимания происходящего и чувства усталости от необходимости выполнять свою работу. Его лицо не может скрыть ничего.

Теперь вы знаете, зачем женщинам столько слоев мейкапа. Мы просто не хотим, чтобы кто-то увидел, что мы чувствуем на самом деле.

– Я знаю, что вы отсутствуете в нашей базе данных. Поэтому, скорее всего вы родились не в Союзе. Я также знаю, что вы появляетесь здесь лишь изредка. Словно привидение. Поверьте, мы высоко ценим ваши способности...

Мне страшно и я пытаюсь прикрыть глаза от света. Зажмурить так сильно, чтобы проснуться где-нибудь, где угодно, в теплой постели, на холодном полу или стоя в московском метро, держась одной рукой за поручень. Только бы проснуться.

– …Вам нравится быть приведением? Появляться и исчезать. Менять внешность? Играть с камерами наружного наблюдения?

Я знаю, что это. Он меня раскачивает.

– Вы спутали меня с кем-то. Я Алиса Селезнева. Я на реставрацию эту диадему взяла.

Жалостливый голос это единственный социально значимый багаж, который я вынесла из детства.

“Тебе идет, когда ты плачешь”,- слышу я её голос в голове.

Он закатывает глаза. Он отходит в дальнюю часть комнаты. Смотрит на наручные часы. Стискивает губы и едва заметно покачивает головой из стороны в сторону.

Что мне сказать ему?

Что это все не я придумала? Что воровать драгоценности из музеев для влиятельных западных и восточных господ совсем не моя идея? Что я лишь автор метода?

– Я кое-что знаю о вас.

Я гулко и с болью сглатываю. Словно те ортодонтические леса всё ещё на мне.

Никто не хочет целоваться с ней. Потому что её челюсти больше напоминают капкан.

Он бросает на стол фотографии. Интересно, у него есть специальный instagram с моими фотографиями сделанными скрытой камерой? Такая разная я.

– ...Вы были медсестрой на дому. Появляясь на два дня в городе, обходили пять-шесть пациентов… Вы помогали им. А потом исчезали. Вы знаете… они ведь нуждаются в вас до сих пор.

– Вы с кем-то спутали меня.

Откуда он… Зажмуриваюсь. Он знает уже не мало.

Когда у вас много свободного времени, вы можете стать кем угодно.

Я же просто хотела помогать людям. К тому же близкое общение с малознакомыми людьми заполняло дыру в моей груди.

Дыру ненависти размером с Новую Гвинею.

Я хорошо училась.

В городе, который никогда не спит полно диабетиков, которым некогда ехать в больницу на укол. Много детей, родители которых по-настоящему заботятся о них.

Ваша анкета в интернете может быть на чьё угодно имя. Многие откликнутся на предложение помощи от миловидной медсестры.

В чем вы хотите обвинить меня, если у каждого у кого есть одна анкета в соцсетях, есть и вторая, – чтобы следить за кем-нибудь?

Признайтесь: Мы настолько одиноки, что каждый из нас находит за кем следить.

– Я просто пытаюсь сопоставить... “Алиса”... И кое-что очень сильно не сходится... Вы не взяли ничего ни у одного из пациентов. Да что говорить,- все они просто в восторге от вас. Но теперь… теперь вы похищаете все эти… эти штуковины.

– Я не понимаю о чем вы. Мне нужно ехать в мастерскую…

Если мастерской можно назвать нашу воздушную крепость.

Я придумала это.

Готовить новое лицо, анкету, паспорт, резюме для каждого нового города, где приземляется наш рейс. Но вот использовать на таком уровне – идея не моя.

Он заметно нервничает. Или это бессонница? Я успела заметить, что обручального кольца на его руке нет. Одинокий, старый, с желтыми белками глаз.

– Вы знаете Андриана Веснина? Вы ведь под его “эгидой” работаете?

– Нет, у нас мастерская, если вы об этом. Меня ждут.

Последняя надежда – прикинуться дубом. Я не хотела бы остаться здесь навсегда. Я совершенно измотана.

Что он знает? Пока я была одна, самое противоправное, что я сделала это устройство на работу, получение пропуска в башню «Федерация» и регулярные опоздания на работу из-за пробок в Шереметьево.

Но Она всё изменила.

“Если тебя поймают – заплачь. Да-да, милая, у тебя такие вещи очень натурально получаются”.

Я плачу. Это помогало всегда: чуть-чуть расслабиться и чуть-чуть расположить к себе окружающих.

Он возвращается, выпивает стакан воды предназначенный для задержанных. Дребезжащим голосом:

– Мне кажется, вы не понимаете меня, «Алиса». У меня есть десять минут до того, как сюда войдёт офицер из следственного комитета, которому я обязан буду передать ваше дело. Очевидно одно из двух: либо вы в курсе покушения на первых лиц государства, которое готовит ваша банда, и валяете Ваньку, либо вы лишь фигурка в этой игре.