Стюардесса. Неоконченный портрет

– Добрый день. Добро пожаловать на борт. Ваши места слева.

Она указывает рукой пассажирам путь. Мягко и вежливо. Как нас учили.

– Это не повторится. Я успеваю.

– Вот именно что НЕ успеваешь. Ты привела хвост. Ты ставишь под угрозу наш проект.

– Здравствуйте, проходите сюда.

– Я решила покончить с этим, малышка.

Я застываю с каменной улыбкой на лице. Глаза вздрагивают.

– ...Ты раньше не была такой мягкой, милая. Мне надо было как-то вернуть тебя... Просто чуть помогу тебе решиться.

– Добрый день,- говорю я. Ноги подкашиваются. Новый порыв ветра в отрытый люк самолета заставляет зубы стучать.

– Решиться?

– Да, я думаю, ты должна решиться отбросить лишнее и вернуться в нашу “семью”... Ты права. Твой красивый москвич действительно хорош. Мы неплохо проводили время последние месяцы. Он не слишком скучал, поверь.

Костяшки моих рук белеют. Я смотрю мимо приближающихся пассажиров на полотно аэродрома. Медленно ползут самолеты.

– И все мы трое знаем, как он нуждается в уколах. Правда?

Она говорит:

– Добрый день, проходите, пожалуйста.

“Я, кажется, напутала что-то сегодня утром”.

Я не смотрю на неё. Я считаю, сколько времени занимает дорога до его дома.

– Я же обещала, что ты сама сможешь решить, что тебе делать дальше, милая?

Она улыбается.

– Добро пожаловать.

Я срываюсь с места в лодочках на невысоком каблуке. В лицо ударяет холодная волна. Стук по трапу. Ближайший транспортер и я, кажется, впервые по-настоящему пересекаю разметку.

9. ФРУНЗЕНСКАЯ

Нет ничего приятного в том, чтобы бить мало знакомых людей. Я стараюсь нанести минимальные повреждения.

Словно скорая помощь на встречной, расталкиваю локтями, и не слышу криков вокруг. Как не слышу слов поддержки и предложений о помощи. Им всё равно. Я дышу часто как пёс, но думаю только о Его дыхании.

Как она добралась до него?

C боем я прорываюсь на поверхность.

Бегу вдоль мёртвой реки. Черной настолько, что даже неясно, насколько она мутная. Может бездонная, а может мне просто хотелось видеть её такой, и под черным покрывалом всегда скрывались лишь острые камни.

Хотя скорее даже не камни – мусор. Я знаю этот город – там только мусор, сброшенный в реку, словно спрятанный под ковер.

Она красивая, пока ты смотришь на неё из иллюминатора. Вьется внизу между каменных домов и освещенных улиц. Но стоит войти в неё, и ты будешь лечиться от гепатита до конца своих дней.

Надо было быть умней – есть реки, которыми нужно любоваться, но не нужно входить.

Теперь я вижу её настоящую. Масляная плёнка, илистые берега, безжизненные воды. Ни одной птицы по близости, как я могла закрывать глаза на это раньше?

Рывком распахиваю тяжёлую дверь подъезда. Несусь вверх. Несколько пролетов лестничной клетки.

Вам тоже снятся сны, в которых лестницы нет и вы должны сами, как скалолаз, пробираться вверх от этажа к этажу?

Я взлетаю по ступеням.

Царапаю скважину ключами. Врываюсь в гостиную. Пытаюсь отдышаться. Его нет. Вбегаю в спальню.

Он лежит на кровати. На спине, с закатанным рукавом. В галстуке и рубашке. Бледно серый.

Бросаю горячие пальцы на запястье. Пульс. Моё сердце колотится за двоих.

– Живи! Давай!!!

Начинаю колотить его в грудь.

Когда вы пытаетесь дефибриллировать почти мертвого человека, ненависть к нему – это как раз то, что нужно.

Как ты ввязался в это, ублюдок?

Мы все совершаем ошибки. И правосудие порой бывает слишком жестоким.

Я разрываю рубашку и бью в левый бок, прямо в нижнее ребро, и в правую ключицу второй рукой.

Нет ничего приятного в том, чтобы бить людей.

Ловлю себя на мысли, что не вижу разницы между его обычным состоянием и нынешним. Холодные пальцы. Лицо, выбеленное офисом. Каменные губы, которые так соблазнительно смотрятся при ночном свете. Его аристократически щуплое тело никогда не пылало жизнью.

Ещё удар. Ещё.

Два через два. Я знала, что в твоей захламлённой квартире можно найти всё, что угодно, но не думала, что даже она бывала тут.

Мои зубы скрипят. Гримаса ненависти до боли стягивает кожу на лице. Во рту всё суше и суше. Нёбо становится ватным. Я рывками вбиваю его тело в кровать. Её волосы на постельном белье.

Я вижу только его с ней. Чёртов извращенец.

– Живи! Живи, скотина!!!

Самая типичная ошибка при дефибрилляции это нарушение темпа. Два мощных удара должны чередоваться с такой же длинны паузой.

Два через два.

Она была тут. Сколько раз?

Слёзы обжигают глаза. Я ору сидя верхом. Не закрывая рта, я вытягиваю руки, упираясь ими тебе в грудь и толкаю снова и снова.

Два через два. Ты закрывал дверь за мной и открывал дверь ей.

Все эти годы два дня я была с ним, затем два дня в рейсах.

И она была здесь каждый раз? Каждый раз, когда наши смены не совпадали?

– Давай, тварь! Ты ещё должен за всё ответить!!!

Ещё и ещё. Я ввинчиваю свои запястья в его торс. Но он не реагирует.

Я продолжаю лупить его в ярости. Он выпил меня как коктейль Красиво и с любовью. Идеальный мужчина – он избежал расплаты за предательство. Не дал ни единой возможности высказать ему всё в лицо.

Он подарил счастье.

Он же превратил его в разбитые черепки.

Два через два.

Я вся здесь: Мои разбитые надежды. Мой рёв отчаяния. Мои вцепившиеся ногтями в его влажную кожу пальцы.

Мне кажется, что это я валяюсь в остывшей постели на спине. Мёртвая.

Но это не я. Это моя надежда.

Самообман. Все растоптано. Все, что у меня было, она уничтожила.

Предательство в квадрате. И они словно оба смеются мне в лицо. Не осталось сил. Даже ощущения боли больше нет. Словно в груди поселились осы. Свили свой бумажный улей.

Иллюзии опасней, чем ядовитая инъекция.

Меня разменяли как мятую купюру. Услышав, как тикают часы, я отбрасываю его безжизненное запястье. И закрываю глаза. Даже слёз уже не осталось.

Я сама напросилась. Я сама виновата.

Она даже пыталась меня предупредить.