Судьба генерала

3

В павильоне уже всё было готово к вечернему чаепитию. Приехал и государь император.

— Николя, — обратилась к нему Александра Фёдоровна, — мне нужно с тобой поговорить.

— Я весь в твоём распоряжении, — учтиво склонился Николай Павлович и повёл супругу в павильон.

По выражению её лица он понял, что она сильно не в духе.

«И какая муха её укусила? — беспокойно подумал император. — Может быть, ей уже донесли про эту крошку из Смольного? Но ведь дело благополучно замяли, выдали её замуж... Чего из мухи слона-то делать?»

Они зашли в просторную комнату, обставленную мягкой мебелью, обитой алым бархатом. Царь дал команду лакею пошире распахнуть шторы.

— Не надо, — простонала императрица, — у меня мигрень, и яркий солнечный свет мне просто невыносим.

Николай Павлович вздохнул.

«Ну, началось, — пронеслось в его уже плешивой голове, — если с мигрени начинает, значит, держись! И как она про эту смолянку пронюхала?»

— Николя, ты что, не понимаешь, какая сложная обстановка сейчас складывается в России и в Европе?

— А что? — насторожился император. «Эк она как издалека заходит», — подумал набедокуривший муж. — Ты что, получила письмо от сестры?

У императрицы была сестра, герцогиня Мекленбургская, которая часто писала о том, что думают и говорят при дворах в Германии и вообще в Европе о действиях нового русского царя.

— Да, получила, но не в нём сейчас дело. Ты отлично знаешь, что в связи с восточными нашими делами (началась война с Персией и назревала с Турцией) в Европе очень чутко реагируют на то, что у нас творится. Англичане и французы к нам всё более враждебны. Австрийцы тоже не в восторге от твоей политики. И вот на таком фоне ты сам им всем даёшь повод науськать на нас всю свою прессу.

— Какой повод, дорогая? — спросил, посматривая подозрительно бесцветными оловянными глазами, император. «Неужели какой-то писака за границей тиснул статейку о моих похождениях в Институте благородных девиц?» — вновь пронеслось у него в голове. Николай Павлович слегка покраснел.

Александра Фёдоровна заметила это.

— Господи, Николя, я не имею в виду твои пакости с девицами. Это мой крест, и я буду его нести до конца, хотя тебе и над этим подумать надо. Ты ведь император и вести должен себя соответственно. Но сейчас разговор о другом.

У Николая Павловича отлегло от сердца. На его лице появилась улыбка. Он склонился к жене и поцеловал её белоснежную ухоженную руку, пахнущую изысканными духами.

— Так о чём же речь-то, я никак не пойму? — весело спросил он.

— А речь о том молодом поэте, Андрее Полетаеве, который ждёт тебя в жандармской карете у чёрного входа.

— Доставили уже, — хмыкнул император. — А с какого боку тебя волнует этот виршеплёт? — Он откинулся в кресле и посмотрел на супругу подозрительным взглядом.

— Остановись, Николя! Нельзя же так начинать царствовать. Ты что же, всех, на кого донесут какие-нибудь завистники или просто негодяи, хочешь пересажать в тюрьмы, сослать на каторги и в ссылки? — спросила прямо в лоб Александра Фёдоровна.

— Не знал, что ты стала такой либералкой! — недовольно проговорил император и закинул ногу на ногу. Ярко блеснули в свете вечерней зари его начищенные сапоги.

— Да ты кого угодно либералом сделаешь! Разве можно так начинать царствовать? Подумай об общественном мнении! — вспыхнула его супруга. — За невинные стихи даёшь команду арестовать известного поэта и, я вижу по тебе, намереваешься сослать его в Сибирь.

— А что с ним прикажешь делать? Орден ему за его безнравственность дать?

— Не тебе бы печься о нравственности. Весь Петербург отлично знает о твоих гадких похождениях в театральном училище и в Смольном. Если выдал Матвееву замуж за провинциального дурака и разорившегося негодяя, даже не выдал, а всучил вместе с деньгами и поместьем, то, думаешь, всё шито-крыто? И это что, в первый раз? А с фрейлинами ты что вытворяешь? Стоит только показаться при дворе молоденькой хорошенькой девичьей мордашке, как ты сразу же тащишь её к себе в постель, а потом она идёт по рукам твоих дружков, забулдыг вроде Алексея Орлова! После всей этой грязи, содеянной тобой, ты ещё, с невинным видом закатывая глаза, печёшься о нравственности подрастающего поколения!

«Всё-таки пронюхала, стерва», — подумал Николай Павлович и защёлкал продолговатыми ухоженными ногтями по подлокотнику кресла.

— И что ты хочешь, чтобы я сделал с этим поэтишкой? — мрачно спросил он, отводя глаза в сторону.

— Я хочу, чтобы ты оставил его в покое.

— Не могу, дело уже начато.

— Так дай команду замять его. Ведь это и в твоих интересах. Николя, посмотри вокруг. Россия уже не та, что при твоей бабушке Екатерине, и декабрьские события показали это. Нельзя править сейчас только при помощи дубинки. А ты ещё считаешь себя европейцем. Вспомни, наконец, судьбу своего батюшки... С огнём играешь на пороховом погребе, Николя!

Царь вздрогнул, когда услышал от супруги намёк на судьбу своего отца, забитого в спальне пьяными офицерами.

— Ну какие же вы все неблагодарные дураки! — Николай Павлович вскочил. — Я же о вас забочусь и о своих потомках. Как же вы не видите: эта молодёжь поганая, эти молоденькие дворянчики — самая гангренозная часть империи. Нахватались, неучи, всяких идеек якобинских, и всё их к революциям тянет, недоумков. На худой конец реформы им подавай! А вот этого не хотите, сукины вы дети?! — выставил перед собой император кукиш. — Я вам покажу реформы, я вам покажу тайные общества! В порошок сотру! — орал уже совсем разъярённый император.

За окнами все притихли. Придворные уже прикидывали, а не сесть ли им в экипажи и не укатить ли подальше подобру-поздорову. Попасть под горячую руку Николаю никому не улыбалось.

— Кроме кулаков, мужчине необходима ещё голова. — Александра Фёдоровна резко выпрямилась во весь немалый рост и с презрением посмотрела на своего разошедшегося супруга. — Прав был мой папа, когда говорил, что, кроме начищенных сапог и того, что у нормального мужика между ног болтается, больше у тебя ничего нет. Ты просто тупой, злой, похотливый сатир. И попомни мои слова: умные люди загонят тебя в клетку и всенародно, на глазах всей смеющейся над тобой Европы, выпорют, попотчуют кнутом. Этим ты и закончишь.

Императрица стремительно вышла из комнаты, хлопнув оглушительно дверью.

— Прикажете разливать чай? — в соседней комнате перед ней склонилась фигура в красной ливрее.

— Разливайте, только без меня. — Она потрогала вспотевший лоб. — Я плохо себя чувствую, и вообще, что за ужасные и аляповатые эти драконы. Налепили их на всех стенах, просто смотреть противно. Я уезжаю на «ферму», и оставьте вы все меня в покое!

Александра Фёдоровна, прямая как палка, прошагала, тяжело ступая, по скрипучему песку дорожки к экипажу и вскоре укатила со своими фрейлинами прочь.