Судьба кочевых обществ в индустриальном и постиндустриальном мире
Шрифт:
• Третья стадия – «капиталистическая» – представляет собой разумную реакцию на перегибы второй стадии, когда предприимчивые жители начинают понимать, что для того, чтобы что-то получить от туриста, нужно оказать какой-то достойный сервис: покормить, разместить на ночлег, удивить, рассмешить, в общем создать комфортную доброжелательную среду. В такой атмосфере возникает доверительное взаимовыгодное сотрудничество, которое может стать для представителей традиционной культуры очень важным способом интеграции в современное постиндустриальное общество «без отрыва от производства». В национальных парках КНР очень активно эксплуатируется эта идея – государство субсидирует общины национальных меньшинств, чтобы они сохраняли свой уклад и не разбегались с мест проживания, а мощный турпоток создает дополнительный немалый источник
Для разумного развития турбизнеса и вовлечения в него местных общин прежде всего необходим точный анализ потребностей на местах. Все, что дается сверху, должно быть выстрадано, иначе это все будет разбазарено, как это и было уже не раз. Общины должны учиться самостоятельности и чувствовать экономическую выгоду от туризма, лишь только тогда поступательный процесс будет необратимым. Нужно или нет это местному населению? По-моему, лучше участвовать в процессе и получать от него пользу, нежели быть просто пассивным заложником ситуации. Мир не стоит на месте, и люди будут путешествовать. Чукотка больше не будет находиться в полной изоляции. И, действительно, это выбор самих жителей Чукотки – какими им быть и как им общаться со своими гостями.
Конечно, сегодня появилась потребность и в современных электронных устройствах. Здесь ситуация напоминает описанную в ненецкой тундре [12] . Несмотря на то, что в тундре, как правило, нет мобильной связи, и пастухи выходят в эфир несколько раз в день в условленное время по допотопной рации, работающей от динамо-машины, вся молодежь уже пользуется мобильными телефонами, хотя бы и в ограниченном режиме, только когда попадает в поселки. Тем не менее, в бригаде смартфон используется для фотографирования, записи и просмотра видеосюжетов.
12
Головнев А. В., Лёзова С. В., Абрамов И. В., Белоруссова С. Ю., Бабенкова Н. А. Этноэкспертиза на Ямале: ненецкие кочевья и газовые месторождения. Екатеринбург: изд-во АМБ. 2014. С. 89–92.
Каждая бригада делится на два основных производственных района: 1) «яранги» – база, где находятся семьи, проживающие в ярангах или палатках и 2) стадо – где несут вахту 3–5 человек, в основном пастухи-мужчины, но могут быть и 1–2 женщины, в задачу которых входит готовка еды и ремонт одежды. На базе в ярангах можно увидеть ноутбуки и планшеты, которые используются для просмотра фильмов и фотографий. В поселках молодое поколение общается в социальных сетях со своими сверстниками из других районов. Учитывая огромные дистанции Чукотки и суровый климат, интернет является очень важным средством развития внутри-культурной коммуникации, которая необходима для сплочения этноса. Но эра интернета еще не пришла на Чукотку. В столице и крупных городах кое-как можно подсоединиться к сети, в некоторые поселки только что провели вай-фай, но есть еще много сел, в которых нет ни мобильной связи, ни интернета. Что уж говорить о бескрайней тундре, откуда можно связаться лишь по спутниковому телефону. Но такая связь очень дорогая и не по карману рядовым работникам.
Кроме того, из технических новшеств используются GPS навигаторы. Но, к счастью, оленеводы никогда не полагаются только на
технические средства, так как они могут подвести в самый ответственный момент. В тундру можно пойти без навигатора, но никогда – без опытного местного проводника. Гаджеты на данный момент не заменяют людей, они лишь в чем-то облегчают решение некоторых задач. То же касается и транспортных средств. По-прежнему в бригадах используются старые гусеничные вездеходы советского производства (ГТТ и др.). Их несомненным преимуществом является проходимость – они оправдывают свое название. Их главный минус- огромный расход топлива, около 100 литров на 100 км, а также вред, наносимый тундре – гусеничный след уничтожает тонкое покрытие почвы и не проходит много лет. Отсутствие комфорта в расчет не берется – в суровых условиях Севера это ничтожный фактор. К тому же, эта техника уже изрядно изношена и постоянно требует ремонта и запчастей. Хорошей альтернативой гусеничным вездеходам был бы завоевывающий популярность на Чукотке колесный «Трэкол» или «Странник», но на такую технику у совхозов нет денег.Особое слово нужно сказать о снегоходах, которые сильно повлияли на бытовые условия тундровиков. Когда-то давно, четверть века назад, в советское время, в распоряжении чукчей был лишь «Буран» отечественного производства. В то время тундровики предпочитали ненадежной технике оленьи или собачьи упряжки. Сегодня ситуация изменилась. Наряду с устаревшим снегоходом «Бураном» появились японский «Yamaha», финский «Ski-doo» и пока самый престижный канадский «Arctic Cat». По техническим показателям они значительно превосходят первые модели и поэтому реально меняют мир кочевника, делая более доступными удаленные поселки и перекраивая режим его работы. На современной внедорожной мототехнике можно преодолеть до 200 км на одном бензобаке без дозаправки при нормальном снежном покрытии часа за 4. Но распространение снегоходов вовлекает коллективы бригад в большую зависимость от поставок топлива, этот вопрос возникает постоянно. Получается, чем интенсивнее эксплуатируется техника, тем чаще необходимо заглядывать в поселок. Эта необходимость постепенно становится неким оправданием для пастухов, которые хотят сделать перерыв в своей тяжелой работе. Сегодня многие работают именно в таком режиме – «вахтовым методом». Две недели дежурства в стаде – отдых в поселке (ротация как на фронте: передовая – тыл). Несмотря на популярность снегохода, он не вытесняет оленей, а помогает в выпасе стада (подобную ситуацию можно наблюдать в Монголии на примере мотоцикла и лошади). И здесь можно поспорить с мнением А. М. Хазанова о выборе народа и о целесообразности сохранения оленеводческого типа хозяйства [13] . Сколько бы раз при мне ни спрашивали тундровиков, зачем они продолжают вести такую нелегкую жизнь и не хотели бы они уехать в город, ответ был одинаков, и звучал он примерно так: «Нам есть куда уехать. Но что тогда будет с оленями? И что будет с нашим народом? В кого мы превратимся? Мы будем тогда не чукчи. Нет, наше место и наша жизнь здесь!» В этом ответе чувствуется и гордость за свою древнюю культуру, и ответственность за культурное наследие и экологию. Примерно то же самое можно услышать и среди охотников. Когда мы спрашивали их о том, каким они видят будущее своей общины, останутся ли охотники через 20 лет, то ответы были очень интересными: «Мы хотим сохранить себя, свою культуру. Нам показывают на Аляску – вот, мол, ваше будущее. А нам не нравится. Ну были мы там, встречались с теми, кто называет себя охотниками. Они толстые, очкастые и на джипах. Как они могут стрелять и прыгать через торосы? От гамбургеров и другой вредной пищи они толстеют, от компьютера теряют зрение. Они не смогут прокормить себя охотой. Если мы хотим себя сохранить, мы должны жить так, как живем. Нам созданы все условия – государство дает патроны и топливо, уголь для нас – 600 рублей за тонну, на зиму нам 5 тонн хватает. Если такая жизнь не по тебе – можешь уехать в другое место, никто не держит. А мы будем жить здесь!»
13
Хазанов А. М. После социализма: судьбы скотоводства в центральной Азии, Монголии и России // Вестник антропологии, 2017, № 2, с. 45–85.
Конец ознакомительного фрагмента.