Судьба Убийцы

Пожилая женщина встала и пригвоздила ее взглядом:

– Симфи, ты говоришь перед всеми этими людьми о вещах, которые касаются только Четверых. Придержи язык.

Она подняла бледно-голубые юбки, чтобы не испачкать их в крови, и величественно прошествовала из камеры пыток.

Облаченный в желтое мужчина проследил за ее уходом, встал, будто в нерешительности, а потом опустился обратно. Он кивнул Симфи и палачу продолжать. Что они и сделали.

Имя моего отца – вот что они заставила прокричать истерзанное существо, и не однажды, а снова и снова. Когда он перестал кричать, они столкнули бесчувственное тело со стола, и стража уволокла несчастного прочь. Винделиар помнил, как выплеснул ведро воды на забрызганный стол и пол, а потом принялся оттирать их начисто.

Его мало заботил подвергнутый пыткам человек. Он сосредоточился на своей работе и страхе. Кусочек плоти присох к полу. Он отскреб его ногтем и бросил в ведро. Ему было хорошо известно, что если он воспротивится Двалии, то может стать следующей жертвой жестокого урока на столе. Даже теперь он понимал, что это еще может его ждать. Она не станет сомневаться. И все равно ему не хватало духа сбежать или дать отпор. В глубине души я знала, что мой «брат» не станет рисковать собой ради моего спасения.

От этих воспоминаний меня затрясло. Несчастное создание на столе звало моего отца и молило спасти его. Мне не хватало многих фрагментов, чтобы сложить все события в единый ряд, но я сделала выводы наугад. Именно в тот день Двалия получила разрешения отправиться в Ивовый лес. В тот день решилась моя судьба. Я наблюдала за ней как будто со стороны.

А тот несчастный? Казалось невероятным, чтобы он мог выжить. Конечно же, он не мог быть нищим в Дубах-на-Воде, не мог быть Шутом моего отца. Обрывочные кусочки информации вертелись в мыслях. Двалия говорила об отце, которого я не знала. Все это не укладывалось в моей голове. Но ее прежние угрозы говорили об обратном. Ведь она обещала, что я окажусь на том столе.

Двалия все еще пинала Винделиара, но уже задыхаясь от усталости. С каждым ударом она хрипела, ее ляжки сотрясались. Когда Винделиар превратился в съежившуюся всхлипывающую кучку в углу, она вернулась ко мне. Двалия прицелилась, чтобы пнуть меня, но я тщательно выбрала укрытие, и ей не удалось вложить в удар достаточно силы. Она швырнула окровавленный кувшин, но он лишь слегка задел меня. Я на всякий случай убедительно взвизгнула и поспешно отодвинулась, жалобно глядя на нее и размазывая кровь по лицу. Я заставила подбородок задрожать и прохныкала:

– Пожалуйста, не надо больше, Двалия. Я буду тебя слушаться. Видишь? Я буду работать, не покладая рук. Пожалуйста, не бей меня.

Я торопливо вылезла из-под стола, подтаскивая одну ногу. Сгорбившись, я заковыляла по комнате, собирая разбросанные вещи. На каждом шагу я молила ее простить меня, обещала быть послушной и искупить вину. Она наблюдала за мной, и на ее лице подозрительность боролась с довольством. Я стояла, заливаясь слезами, рядом с сундуком для одежды, и окутывала их с Винделиаром болью и страхом. Вдохновение подсказало мне добавить немного отчаяния и уныния. Я поднимала вещь за вещью.

– Видишь, как аккуратно я их складываю? – Я подавила всхлип: – Я могу быть полезной. Я могу помогать. Я усвоила урок. Пожалуйста, не бей меня больше. Пожалуйста, пожалуйста.

Это было нелегко, и я не была уверена, что мой обман сработает. Она удовлетворенно ухмыльнулась, вернулась к разворошенной постели и шлепнулась на нее с довольным вздохом. Винделиар попался ей на глаза. Он свернулся на полу, как жирная гусеница под поленом, и рыдал в кулак.

– Я сказала, убери тарелки! – рявкнула она.

Он перевернулся и сел, шмыгая носом. Когда он поднял избитое лицо, я отдернулась. Его глаза начали заплывать, по подбородку лилась кровь, кровавая слюна капала из покосившегося рта. Он горестно взглянул на меня, и я подумала, ощутил ли он мое нечаянное сочувствие. Я усилила стены. Он это почувствовал, нахмурился и наградил меня мрачным взглядом.

– Она снова это делает, – сказал он тихим мрачным голосом, его слова прозвучали неразборчиво из-за разбитых губ.

Двалия наклонила голову:

– Подумай вот о чем, кастрат. Она выучила урок. Видишь, она повинуется мне? Большего мне пока и не надо. Если у нее есть магия, и я могу научить ее слушаться, то зачем мне ты? Лучше тебе постараться быть не менее полезным, – она посмотрела на меня, и от ее фальшивой улыбки, у меня внутри все похолодело.

Винделиар обиженно всхлипнул. Я посмотрела на него и увидела нечто еще более устрашающее, чем улыбка Двалии. Он буравил меня взглядом полным ревности.

Глава двадцатая. Вера.

Мне действительно хотелось бы знать больше, чтобы рассказать тебе. Мне кажется, я должен был бы знать его лучше, но он всегда становился скупым на подробности, говоря о своей юности. То, что я могу утверждать с уверенностью, может быть изложено очень быстро. Обстоятельства рождения лишили лорда Чейда власти и уважения, которые достались его старшему брату и младшей сестре. Шрюд стал королем, а его сестра послужила в своем роде причиной смерти матери: роды были сложными, и королева Констанция так от них и не оправилась. Принцесса, в свою очередь, была обречена умереть, дав жизнь сыну Августу.

Обстоятельства его печальной кончины тебе известны. Верити ненамеренно выжег разум кузена во время связи через него Скиллом со своей будущей королевой. Август после этого так и не оправился, ни физически, ни умственно, и умер относительно молодым в благословенной безвестности в «уединении» Ивового Леса. Пейшенс, супруга моего отца и одно время будущая королева, ухаживала за ним до тех пор, пока он не умер во сне одним зимним днем. Гибель моего отца в результате «несчастного случая», а затем медленное угасание Августа - вот что, по моему мнению, заставило ее вернуться в Баккипский замок и заняться моим воспитанием.

Но ты хотела знать о Чейде. Он никогда не любил откровенничать про детские и юношеские годы. Мать его была солдатом. Как она понесла королевского бастарда, мы не узнаем никогда. Так же немного известно мне о его жизни с матерью, или об обстоятельствах отправки Чейда в замок Баккипа. Однажды он упомянул, что мать оставила некое письмо. Вскоре после ее смерти ее муж дал этот свиток юному Чейду, снабдил едой в дорогу, усадил на мула и отправил в Баккип. Письмо было адресовано королю, и по какому-то удивительному стечению обстоятельств действительно попало к нему. Вероятно, именно тогда королевская родня впервые услышала о нем, но кто знает, как было на самом деле? В любом случае, его приняли.