Судьба. Книга 1
Шрифт:
Словно подброшенный неведомой силой, Мурад-ага вскочил и быстро пошёл к лавке Сухан-бая.
— Сухан-ага, выйдите сюда!
И, когда недоумевающий Сухан-бай вышел, Мурад-ага, глядя в сторону, тихо, но твёрдо сказал:
— Давайте пока оставим это дело!
— Да ты что, в игрушки играешь с людьми?! — рассвирепел бай.
— Как хотите, так и считайте, — отрезал Мурад-ага. — Не согласен я на это дело! И людям тем передайте: отец и мать не согласны, молода ещё девушка, чтобы замуж торопиться… Пусть в другом месте ищут… нет нашего согласия! — И торопливо пошёл прочь, не слушая выкриков Сухана Скупого. Пальцы чабана дрожали и судорожно сжимались.
Завечерело, и аульные ребятишки
Вместе со всеми вышел встречать отца и Дурды. До поздних сумерек стоял он у дороги, провожая глазами каждого эшекли. Вереница возвращающихся всё редела, превратилась в одиночных всадников, наконец проехали и они, а отца всё не было.
Мальчик пришёл домой и сел у порога, чутко прислушиваясь к каждому шороху на дворе. Прислушивались и Оразсолтан-эдже с дочерью, но время шло, а Мурад-ага не появлялся.
— Мама, — сказала Узук, — уже скоро спать ложиться. Может» ты сходишь к Сухан-баю, спросишь, что с отцом?
Оразсолтан-эдже, вздыхая, встала и пошла к байским кибиткам. На её вопрос Сухан грубо ответил:
— Не знаю! Подходил ко мне на базаре, а потом убрался куда-то. Я не сторож твоему Мураду.
«Как бы чего не случилось, — думала Оразсолтан-эдже, возвращаясь домой и тревожно всматриваясь в темноту. — От злых людей всё ожидать можно». В нескольких шагах от кибитки она заметила чёрный силуэт и услыхала тихое «чш!» — таким возгласом останавливают осла.
— Приехал? — спросила она, подходя к мужу. — Иди в кибитку, я сама привяжу…
— Погоди, присядем здесь, — отозвался Мурад, ага, опускаясь на корточки.
— Ты чего поздно? — упрекнула Оразсолтан-эдже.
— Злой был на бая. Прямо с базара в пески поехал. До Пешанали добрался, подумал, что дома тревожиться будут, назад повернул.
— Ну, а как разговор о нашей дочери?
— Что разговор… Сказал я баю всё, как ты наказывала. Мол, дочь молода, выдавать её пока не собираемся, да помощница в доме нужна — Дурды, мол, не скоро ещё невестку приведёт. Да разве бая убедишь! Бешеную собаку уговорить легче, чем его. Глаза вылупил, надулся, как бурдюк, слюна изо рта летит… Плохо, кричит, вам будет, коль не согласитесь… У меня, старая, голова кругом идёт. Не знаю, что делать, как беду от дома отвести… Вот времена настали — своим ребёнком распоряжаться не волен, делай, как бай прикажет…
Опершись локтями о колени и подперев ладонями щёки, Оразсолтан-эдже выслушала мужа и, немного помешкав, тихо сказала:
— Ты хорошо сделал, если сказал так… Наш ребёнок — мы вольны в его судьбе, а не бай. Пусть наша дочка не скажет, что отец с матерью её за руки-ноги бросили в огонь. А что бай грозит — пусть грозит. Сам он ничего нам не сделает, а чужие люди придут с недобрыми намерениями — у нас село дружное, в обиду не дадут… Ничего, старый, не будет… А там подумаем, может, что-нибудь придёт в голову… Разные выходы есть из положения…
Оразсолтан-эдже явно недоговаривала. Она могла бы предложить мужу свой совет, но мудрая женская логика подсказывала ей, что торопиться не следует — куда лучше будет, если Мурад-ага сам догадается.
И Мурал-ага догадался.
— Знаешь что, старая, — неожиданно сказал он. — незачем нам ссылаться па молодость дочери и выдумывать разные причины. Мы уже как-то толковали о Берды и Узук. Давай их обвенчаем немедленно — и дело с концом, никакие сваты нам не страшны.
Та же логика подсказывала Оразсолтан-эдже, что сразу соглашаться не нужно. Однако, обрадованная предложением мужа, вполне отвечающим её собственным планам, она не стала хитрить.
— Это было бы лучше всего, — согласилась она, — Обручим их и сразу избавимся от всех разговоров. А лучшего йигита, чем
Берды, не сыскать. Всем он взял и к нам, как к своим родным, относится, никуда от нас не уйдёт… Только бы этот Сухан Скупой, чтоб ему сгнить, не помешал. Если сказать ему, он не согласится. Может, тайком всё сделать?— Мы не воруем, — с достоинством возразил Мурад-ага. — Чего нам от людей таиться? Но и тянуть с этим делом не надо. Знаешь пословицу: «Пока умник раздумывал, дурак реку перешёл»? Я немедленно еду в пески и присылаю сюда Берды. А ты иди к баю. Даст своё согласие — хорошо. Не согласится — идите к Огульнияз: она всё знает, не боится, слава богу, ни бая, ни шайтана с рогами. Она сумеет быстро обвенчать наших детей, а там бай пусть бесится — дело будет сделано, Берды парень молодой, сильный, если что, везде сумеет кусок хлеба заработать. И мы с тобой тоже не пропадём. Всю жизнь я угождал Сухану Скупому — чего добился? Не Сухан Скупой — другой скупой найдётся, хуже, чем есть, не будет, проживём как-нибудь остаток дней… Значит, решили? Тогда я поеду, утра дожидаться не буду. Только прошу тебя: смотри в оба. У Скупого на языке — мет, а под языком — колючки. Сама мозгами раскидывай, как лучше…
Простившись с детьми, Мурад-ага уехал. А через несколько дней в село пришёл Берды. До его прихода Оразсолтан-эдже успела посоветоваться с незаменимой Огульнияз-эдже и другими близкими людьми. Все единодушно одобрили решение Мурад-ага, — и женщины и мужчины, — сказали, что он поступил, как хороший отец и добрый мусульманин, потому что даже Кораном предписывается отдавать дочь в жёны тому, кого она любит. Мурад-ага следует велениям пророка, и аллах не оставит его своей помощью, а если случится что, то люди помогут доброму делу.
— Вот не знаю только, как Сухан-ага, — колебалась Оразсолтан-эдже. — Сказать ему о свадьбе или просто пригласить, когда всё будет готово?
— Сходи для вида, попроси разрешения, — посоветовали ей. — Помешать он не помешает, но кровно обидится, если обычай нарушите. Скажите, мол, так и так. А будет против, без него обойдёмся, но — всё по закону, никто не подкопается, пусть бай хоть лопнет от злости.
Сухан Скупой лежал на кошме посреди кибитки вверх брюхом и охал, переваривая слишком обильный обед Своих домашних он не баловал едой, но для себя не скупился. В пищу он употреблял всё, даже то, что добрые люди собакам выбрасывают. Всё ему было впрок, хотя порой такая жадность приводила к тому, что он, постанывая и воровато оглядываясь, по десять раз на день бегал за стога колючки, придерживая руками живот.
— Салам алейкум! — поздоровалась Оразсолтан-эдже. Она была полна решимости, но в глубине души побаивалась шумливого и злого бая.
— Алейк… — буркнул Сухан Скупой, усаживаясь на кошме. Сунув руку под рубашку, он погладил свой арбузообразный живот, некоторое время пыхтел и чесался, потом лениво сказал:
— А-а-а… Оразсолтан? Это ты? Проходи, садись…
— Я ненадолго, Сухан-ага, — Оразсолтан-эдже присела у оджака. Я к вам по делу зашла.
Сухан-бай поскрёб один бок, задрал рубашку и почесал второй.
— Что же у тебя за дело ко мне?
— Мы вот посоветовались и решили обвенчать нашу дочь с Берды. Как вы на это смотрите?
Сухан Скупой сунул в рот бороду, пожевал, выплюнул откусанные волоски.
— Это какой Берды? Подпасок Мурада?
— Он самый, Сухан-ага. Хороший парень, ласко-вый, уважительный. И дочку нашу любит.
— Что ж, хорошее дело. Коль отец-мать решили, то других и спрашивать нечего.
— Да ведь совет яшули тоже послушать надо.
— Верно, но всё от отца с матерью зависит… Я предлагал вам отдать дочь в семью Бекмурад-бая, потому что они богатые люди. Какой калым не запросите — торговаться не станут. А вам деньги не помешали бы, о вашей пользе я думал. Откуда мне было знать, что у вас совсем другие намерения? Только сейчас слышу об этом. Мы сразу могли дать окончательный ответ Бекмурад-баю… Большой калым вы упустили!