Судьба

Лицо Майи залилось ярким румянцем.

— Ты зачем пришла сюда? — грозно спросил у жены Яковлев, — Пошла прочь!

Авдотья затряслась всем телом, взмахнула кулаками, грозя не то мужу, не то Майе, и удалилась.

— Ну, так как, хозяин, — нарушила молчание Майя, — сейчас сочтемся или потом?

Яковлев с шумом вдохнул в себя воздух, словно ему тяжело было дышать, и расстегнул ворот. Письмоводитель, не глядя на Майю, теребил конец скатерти. Чернильница вместе со скатертью съехала на край и свалилась на пол.

Майя повернулась и, сильно хлопнув дверью, вышла.

Сидор суетливо поднял чернильницу и стал вытирать бумагой испачканные чернилами руки. На полу осталась темная лужица.

Они довольно долго молчали, избегая смотреть друг на друга. Первым заговорил Яковлев:

— А ты чего молчал, словно язык проглотил?..

Письмоводитель пожал плечами:

— С этой женщиной лучше бы не связываться…

— Что ей от меня надо?

— Вы же слышали. Требует вернуть дом, имущество и скот, которые перешли к вам после смерти родителей Федора.

— Но ведь я его за это кормил, одевал, обувал столько лет!

— А чем вы это докажете? Документальных подтверждений у вас нет, что вы его содержали как опекун. Суд только бумагам верит.

— А зачем тогда мне письмоводитель, если он не может сочинить такой бумаги? — повысил голос Яковлев.

— Нет уж, увольте, — в тон ему ответил Сидор. — Довольно того, что мы сочинили с вами векселя, а вы даже не догадались отобрать их потом у него.

— А кому нужны были фальшивые векселя?

— Кому нужны? — Письмоводитель все больше и больше раздражался. — Вы забываете, с кем имеете дело — с дочерью Харатаева. Она собралась жаловаться в суд, что вы, снабдив батрака фальшивыми векселями, совершили аферу… И векселя эти приложит к жалобе. Представляете, что будет?

— Что?.. — похолодевшим голосом спросил Яковлев.

— Тюрьма. И мне и вам. Как вы могли оставить у него эти векселя?..

— Мне даже в голову не могло прийти… — часто моргая глазами, пролепетал Яковлев.

— Надо отобрать у них векселя немедленно. Иначе — беда.

— Отобрать? — Яковлев положил на стол тяжелый кулак. — Это можно. Отберем.

— Только без насилия, — предупредил письмоводитель.

— Ну, а как это сделать? — заглядывая Сидору в глаза, спросил Яковлев. — Научи.

Сидор, морща лоб, забарабанил пальцами по столу.

— Надо сделать так, чтобы он сам отдал вам векселя.

— О-о, чего захотел! — Яковлев попытался засмеяться.

— Идите к нему с вином, с закуской, не поскупитесь, пообещайте вернуть все сполна — дом и землю, все, что потребует в обмен на векселя.

— И не подумаю возвращать! — зашумел Яковлев. — Да он у меня больше съел.

— А кто вам говорит, чтобы вы возвращали? — Сидор дивился глупости улусного головы. — Важно выманить у него векселя.

Яковлев тяжелыми, грузными шагами прошелся по комнате, потом сел на орон.

— Недаром говорят, что у образованного не один, а два ума. — Яковлев опять встал, подошел к двери крикнул:

— Авдотья, принеси бутылку водки!

Авдотья сидела в комнате и плакала от обиды на мужа за то, что тот накричал на нее при посторонних и прогнал.

— Ты что, оглохла?

— Зачем тебе водка? — спросила она. — Мало той, которую вылакали? Никак не напьетесь.

— Не твоего — бабьего ума дело. Неси водку да поскорее!..

VII

Майя вышла из дома Яковлевых и остановилась, прислонившись к сосне во дворе. В висках громко стучала кровь, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Успокоившись немного, она подошла к юрте, осторожно открыла дверь и тихо переступила порог.

Федор бросился к ней:

— Ну что там было? — Голос у него дрожал.

У Майи кружилась голова, в ушах звенело. Она, пошатываясь, подошла к орону и села.

— Что они тебе, доченька, говорили? — спросила Федосья.

Все, кто был в юрте, окружили Майю, приготовившись слушать. Федор, видя расстроенное лицо Майи, веял ее руку и стал гладить.

— Какую казнь они для меня придумали? — спросил он.

— О тебе даже и речи не было, — ответила Майя.

— Как?.. А зачем же хозяин меня вызывал?

Майя рассказала о своем разговоре с Яковлевым. В юрте стало тихо.

В это время дверь юрты открылась.

— Кто там? — спросила чуткая Федосья.

На пороге стоял Яковлев. Он вошел в юрту и стал глазами искать Федора. Увидев его, улыбнулся и подмигнул.

Батрачки выскользнули из юрты. За ними, с опаской косясь на хозяина, вышли батраки. В юрте остались Яковлев, Федосья, Федор и Майя.

— Кто к нам пришел, Федор? — спросила Федосья.

— Это я, слепая, я, — ответил Яковлев.

— Голова?.. — удивилась Федосья и в страхе подумала: «Ну, сейчас разразится гром».

— Что, сынок, отдыхаешь? — ласковым голосом спросил Яковлев, садясь рядом на ороне.

Майя и Федор переглянулись, удивленные, что Яковлев не кричит, не топает ногами.

— Отдохни, отдохни, сынок. А моего Федорку ты правильно проучил. — Яковлев достал из кармана бутылку водки. — Я ему еще добавлю. Ты думал, что я взыщу с тебя за это?

«Ух лиса старая», — подумала Майя.

Федор всего ожидал от хозяина, только не этих слов.

— С тех пор как ты привез жену, мы с тобой, сынок, ни разу не поседели. Это непорядок. У порядочных людей так не принято. Знаю: ты на меня обижаешься, считаешь меня извергом, кровососом. Мол, наобещал перед женитьбой и то, и другое и позабыл. Нет, не забыл, помню. И все, что обещано мною, ты получишь сполна. Слово мое твердое. Мне жить осталось немного, и я не желаю грешить перед смертью. И ты, доченька, прости меня, старого. — Он повернулся к Майе. — В старину, когда брали в дом невестку, бросали в нее рукавицей, то есть испытывали ее терпение и трудолюбие. Тебя тоже не миновало это. Зато я увидел, что ты достойная пара моему Федору, и теперь спокоен.