Судьба

— Да, люди, милые мои, люди! — воскликнула Федосья. — А людей-то негоже в землю закапывать вроде, деревьев. Вокруг-то ширь какая да благодать. Помню, когда еще была зрячей, часто ходила на Лену-матушку. Река-то наша без конца без края, с небом синим как будто сливается. И солнышко-то по утрам в летнюю пору выныривает из реки и вверх по небу поднимается. Поглядишь, бывало, совсем близко до солнышка, а на самом деле, говорят, далеко-далеко. И река-то нигде с небом не соединяется, течет себе одна в самый океан-море. Вот так и дорога: идет она через леса, поля, луга, и конца-края ей нет. Если поглядишь на нее с нашей елани, кажется, будто у леса ей конец. А подойдешь к лесу и видишь — пошла дорога дальше по просекам. И сколько бы ни шел — впереди будет дорога. Сидя в юрте, думаешь, что только и света, что в окне. А выйдешь за ворота — далеко, далеко видно, и глаза отыщут не одну, а много дорог. Дети, вам хозяин не даст теперь житья, вам лучше скрыться.

Майя наклонилась к Федору и прошептала.

— Старуха дело советует. Нам нужно бежать, и как можно скорее. Живя дома, я тоже думала, что только и света, что в окне. А поехала с тобой, не заботилась, куда приведет нас дорога. Оказывается, не туда мы приехали…

В юрту вошел Малаанай и сел возле Федора.

— Что ты, дурак, наделал, — сказал он. — Хозяин велел привезти урядника.

— Кого посылает за урядником? — спросил Федор.

— Меня. Сейчас седлаю лошадей и еду. К утру урядник будет здесь — Малаанай, видно, торопился, Потому засиживаться не настал.

Вскоре девушки батрачки и батраки вернулись в юрту. Молча поужинали и, сморенные дневной работой, легли спать. Никто ни о чем не расспрашивал Федора и Майю, понимая, что им и без того тяжело. Все уже знали, что хозяин послал за урядником.

Майя и Федор тоже легли на свод орон.

В эту ночь Федосья долго не могла сомкнуть глаз, ворочалась на своей жесткой постели, вздыхала, плакала. Ей жалко было Федора и Майю.

VIII

В полночь Федосья ощупью подошла к спящим Федору и Майе и разбудила их.

Майя поймала Федосьину руку и прижалась к ней щекой:

— Встаем…

Федор, громко посапывая, продолжал спать. Слишком много событий пережил он за день: драку, вспышку хозяйского гнева, испуг и после всего этого выпил.

Майя ерошила рукой жесткие волосы мужа и слегка толкала его.

Фадосья вернулась на свое место.

В юрте было тихо. Маланья во сне скрежетала зубами, что-то бормоча невнятное. Майя поняла только одно слово: «Досадно».

«Еще бы не досадно», — подумала Майя, невольно прислушиваясь к бормотанью Маланьки. На днях Маланья под большим секретом рассказала Майе, что Федорка ее изнасиловал и она забеременела. У нее начал было расти живот, и это заметила хозяйка.

— От какого кобеля ходишь брюхатая? — спросила она.

Маланья расплакалась.

— Чего молчишь? Или сама не знаешь от которого? Ну, признавайся.

И хотя у девушки ноги подкашивались от испуга, она призналась, что всему виной ее сын Федорка.

— Вот как… Быстро ты успела вокруг пальца его обвести. В невестки ко мне метешь? — Авдотья размахнулась черенком и ударила Маланью в живот.

Маланья несколько дней пролежала и родила мертвого ребенка.

«Надо бежать от этих извергов, как от чумы», — подумала Майя и затормошила Федора:

— Федор, вставай…

— А-а-а. — Он повернулся на другой бок.

Наконец Майя растолкала мужа. Он встал и, зевая, натянул торбаса. Майя свернула свою убогую постель, связала ее поводом, стала среди юрты, где столько времени они с Федором прожили. Ей не хотелось уходить отсюда неизвестно куда. Тут, какой ни кров, все же был кров, а впереди — неизвестность.

Федор сидел на ороне, обхватив руками голову.

Майя пошла за печку к орону старухи Федосьи.

— Бабуся, — горячо прошептала она, — вы теперь нам с Федором вроде родной матери. Прощайте… — Майя положила голову на иссохшую грудь старухи.

— Дитя мое родное, Майя. — Федосья погладила ее голову. — А где же Федор?

Федор встал и тоже подошел к старухе, сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Ему тоже казалось, что он расстается с родной матерью.

— Услышу ли когда-нибудь ваши голоса?.. — задрожала Федосья. — Мне недолго осталось жить…

Майя поцеловала ее в мокрую щеку.

— Прощай, Майя… Береги Федора. Ты побойчее его, а Федор у нас уж больно смирный. Живите, дети, мирно и счастливо. Поддерживайте друг друга, защищайте, пусть во всем у вас будет удача. Была бы зрячая, пошла бы с вами хоть на край света.

Федор и Майя с трудом, словно под тяжелой ношей, переступили высокий порог юрты и вышли во двор. Небо уже начинало светлеть. Было прохладно, и Майя почувствовала, как легко она одета.

Они перелезли через изгородь, вышли на тракт. Федор остановился, как бы спрашивая самого себя, в какую сторону идти. Он вспомнил о купце Иннокентии, у которого когда-то жил будучи в бегах, и удивился, почему только сейчас о нем подумал.

— Майя, знаешь, куда мы пойдем?

— Куда?

— К купцу Иннокентию.

О купце Иннокентии Майя слышала от Федора в прошлом году по дороге к Яковлеву. А потом забыла о нем, так как Федор больше не вспоминал. Ему претило слово «купец», напоминающее о его самозванстве.

— А далеко живет этот купец? — спросила Майя.

— Далеко… В Кильдемцах.

Обрадованные тем, что теперь ясно, куда идти, они заспешили на восток. Из-за леса выглянуло багровое солнце, как бы прислушиваясь к громкому птичьему щебету.

Миновав лесок, Майя и Федор вышли на широкую поляну. Дорога шла по суходолью, мимо омута. Вода в омуте блестела, отражая синее небо. За омутом, который легко было обойти, лежало кладбище. Там похоронены отец и мать Федора. Умерли они чуть ли не в один день от брюшного тифа, поэтому их похоронили в одной могиле.

Федор свернул с дороги к кладбищу, ведя за руку Майю. Та безропотно шла за ним.

— Здесь лежат мои отец и мать, — остановившись у крайней могилы, глухо сказал Федор.

Майя молча вытерла слезы. Она тут же вспомнила о своих родителях, «Где-то и мои отец с матерью горюют по своей дочери, потеряв надежду увидеть ее», — подумала она и еще больше залилась слезами.

Вдали показалась деревня Никольское. Внизу, вдоль протоки, стояли дома хамагаттинских жителей. Не желая показываться людям на глаза, Федор и Майя свернули с дороги, пошли по полю. Майя стала собирать подснежники.

— У купца Иннокентия большая семья? — догнав Федора, спросила она.

— Их только двое: муж да жена.

Солнце поднялось над лесом и осветило поляну. Настроение у Майи приподнялось. Голос ее звучал все громче и звонче:

Цветут, цветут, колышутся на ветру Травы и цветочки… Поют, поют громко и радуются Птицы и мотылечки. Жаворонки, жаворонки взмывают в небо, Паря под солнцем, Весна, весна стелет зелен ковер Под моим оконцем.