Судьбе вопрек

— Харви… мой…

— Моя… Флер, — прошептал он, до боли стискивая меня в объятиях и изливаясь внутрь. От этого меня накрыло очередной волной, но уже мягкой, нежной, невозможно сладкой, от которой захотелось выгнуться ласковой рысокотью и замурлыкать.

Мы затихли в объятиях друг друга, наслаждаясь тишиной и охватывающей тело приятной слабостью, усмиряющей клокочущее сердце, возвращающей ясность ума.

— После поединка с тор-аном, — едва слышно произнес Харви, благодарно целуя меня в губы, — ты переедешь ко мне.

— Мм? — все, что смогла проворковать, растворяясь в очередном поцелуе. Его губы манили, как сладкий мед, как бальзам, которым хотелось наслаждаться вечно. Мягкие, горячие, волнующие… А страстный танец языка и вовсе отключал разум. Стоп. Что он только что сказал? — Перееду? К тебе? А меня ты спросить не хотел?

Он даже не смутился. Ласково коснулся щекой моей щеки и прошептал на ухо так откровенно нагло:

— Нет.

— Если ты не в курсе, я иду по программе «три по цене одного».

— В моем доме хватит места для всех, — отверг очередной аргумент Великогад, лаская языком мою мочку. Да что же он творит? Мои руки отчаянно желали почувствовать тепло его кожи, но пока распакуешь этот подарок — сгоришь дотла…

— СМИ съедят тебя заживо!

— Подавятся.

— Братья не одобрят!

— Переживут.

— Ты хотя бы понимаешь, что сейчас говоришь? — я отстранилась и заключила его лицо в свои ладошки. Верно Зейда говорила, в порыве страсти можно всяких глупостей наобещать. — Ты это на эмоциях. Не серьезно.

— А, когда ты, наконец, привыкнешь ко мне и перестанешь сомневаться, мы поженимся. Официально.

— Эм… Ну, пожалуй, теперь я спокойна. Ты точно не в своем уме.

— Не в своем, — улыбнулся он, снова меня целуя. — Но будет так, как я сказал.

— Не будет, Харви. Даже пожелай ты в действительности на мне жениться, в чем я лично сомневаюсь, — очередной поцелуй, бесконечно медленный, нежный, — все равно сомневаюсь! Тебе никто не даст этого сделать. Такие как ты не женятся на таких как я.

— Я поставлю Зейду на место, — вдруг неожиданно серьезно произнес он. — Это от нее ты таких глупостей понахваталась. Ее любимая фраза. Вот только мне плевать, на ком должны жениться фетрои. Я женюсь на тебе, и к этому разговору мы больше не возвращаемся.

— А мое мнение тебя не интересует?

— Хочешь ответить под приказом великородного? Или будешь вешать мне лапшу на уши без него?

Приподнял бровь, смотрел так нагло, что укусить захотелось! Откуда только понабрался? Мне бы его уверенность в себе!

— Не надо приказов, — неизвестно, каких глупостей я под ними наплету! И ведь заранее знаю, что соглашусь!

— Хорошо. Встретимся после выступления.

— Не выйдет.

Харви склонил голову на бок и подарил мне суровый взгляд. Вот только эта напускная серьезность как-то не вязалась с тем, что он все еще был во мне, и это до одури волновало! Так и хотелось… поерзать.

— Мы ужинаем с фетом Сайонеллом и ребятами.

— Он не будет возражать, если я присоединюсь.

— Но это будет семейный ужин!

— Тем лучше. Посидим в теплом семейном кругу.

— Что ты имеешь в виду… подожди. Подожди! — догадка взметнула внутри меня волну обиды и негодования. — Ты знал! Знал, что Оуэн мой дед!

— Знал.

Кивнула и насупилась. Знал и молчал, чтобы в нужное ему время использовать эту информацию.

— Вслух, Флер, — заставляя посмотреть на него, Ползучее Великородие жестко произнес: — с этого момента привыкай озвучивать свои мысли. Я не Таххир. И не твой отец. В отличие от мужчин, которых ты знала или знаешь, я свое слово держу. Ты моя. Так было, есть и будет. И ты существенно облегчишь нам обоим жизнь, если перестанешь сомневаться в себе и придумывать этой маленькой чудесной головкой всякую ересь.

— Ересь? И почему же ты не сказал мне, что Оуэн мой дед, если знал?

— Потому что это разбило бы тебе сердце. Потому что ты не была готова простить его. А потом не простила бы меня.

Хлопнула ресницами. Хлопнула снова. Ланни, ты официально — полная дура, а перед тобой мужчина, которого ты не заслуживаешь. Это, енот меня раздери, настоящий идеал мужика!

— Харви… Прости меня.

— Я понимаю.

— Нет, правда. Прости меня. Сколько раз я накручивала в своей голове всякий бред. Приписывала тебе коварство и лицемерие. Я не стою тебя. Не стою ребят. Даже дружбы Лоби не стою и заботы деда о себе тоже.

Он тяжело вздохнул и как-то горько усмехнулся.

— Благодаря тебе Тан и Альби ни в чем не нуждаются. У них есть главное — семья, дом, в котором их любят и ждут. Благодаря тебе я жив, а твоя подруга занимает высокую должность и ждет ребенка, — открыла было рот, но всезнающий Хартман лишь улыбнулся. — Ты настолько великодушна, что смогла простить деда, отобравшего у тебя отца и уверенность в себе. Тебе этого недостаточно? Святой хочешь стать?

— Но… я… — замешкалась, не зная, что и ответить. Все перечисленное Харви я как-то в честь своих заслуг не записывала, да и вообще достоинством не считала. Но и набивать себе цену не хотела. Будем учиться. — Ты прав. Пора перестать думать задницей. В смысле…

Он усмехнулся, поцеловал меня и прошептал:

— Я не против, если иногда ты будешь думать именно ей!

— Харви!

В тот момент, когда мы чуть вновь не нарушили порядок в моей гримерке, раздался стук в двери:

— Фетрой, сюда направляются костюмеры и гример.

— Кажется, мне пора, — разочарованно протянул он.

Так не хотелось, чтобы Харви уходил. Жизнь только начала налаживаться. Я не сомневалась, что он найдет управу на Зейду и все будет хорошо. С другой стороны, теперь улыбка на моем лице во время танца будет в пять, а то и шесть раз шире.

— Мне хорошо с тобой. Я не хочу, чтобы ты уходил, — призналась честно и сама накрыла его губы своими. Так же просто, так же беззаботно, как в детстве с родителями. Просто потому, что Хартман занял почетное центральное место в моем сердце, а с каждым поцелуем я словно вбирала в себя частицу его тепла, становилась его частью сама.

— А я не хочу уходить. Полтора часа, затем ужин… где?

— У меня дома. Это уже серьезно, Хартман. Готов к такому повороту?

Он улыбнулся, потянувшись ко мне, но в двери опять постучали. Мы оба недовольно вздохнули и отстранились друг от друга. Я помогла своему Великогаду привести себя в порядок, а затем его лицо подернулось дымкой и явило мне того самого молодого рейгверда, что открывал дверцу волара.