Судьбы суровый матерьял…

6.

…И детство мое, загорелое детство,Опять предо мною. Глаза притушу —Цветные картины! Нельзя наглядеться.– Следи, успевай!– Успеваю, слежу…Старый домик на карте.Синь реки, а за нейЯ стреляю в азартеБелоперых гусей.Мне б не мяса, но хлеба!Мне б стакан молока…Гогот валится с небаНа коровьи рога,На крутые, витые,На подпаска – меня…То ли пули кривые,То ли ствол у ружья!… А душа-то как хочет!Ни крыла, ни пера —Только небо гогочет:– Эх ты, Витя-дыра…А мне и не жалко. Подумаешь, гуси!А мне и не стыдно. Подумаешь, хохот.И к дому пора. Вон, соседки МарусиКорова объелась и начала охать.И бык обожрался! Не стадо – одышка…Бичом отсекаю репейника шишкуТак звонко, что слышно околице всей…Напасся коров. Настрелялся гусей!

7.

Не знаю – черти как у вас?

У нас давно повывелись.

Коровы окоровились,

Кобылы окобылились…

Заря прошла зенит, и скот идет, рогат,Туда, где луг звенит, что выпасом богат.Я помню этот кров! Храню и не забылИ окоров коров, и окобыл кобыл,И выплеск поутру, и жадную игруГлотающих икру, и мечущих икру.И храм, на край села ушедший… за предел…Что бил в колокола, и в небеса глядел.Не трогайте меня! Оставьте это мне —И детство близ коня, и юность на коне.И трех смертей оскал, и небеса с орлом,Что грозы высекал из черных туч крылом.

8.

Столько солнца, что неба застиранный ситецТак просох и провис, что не вспомнить, о чемДумал утром за чаем, в стакане лучомРастворяя глюкозу. Был тополь, как витязь —Это помню. В кольчуге из жесткой листвы,Под высоким окном, горизонт озирая,Он рукою придерживал дранку сараяИ шеломом поддерживал край синевы;И слезилось окно, долгий взгляд напрягая,И отец за столом, в ярком свете зари,Говорил: «Хорошо-о…» – и пласт караваяМягко резал на части. На равные – три.

«Читаю сказку по седьмому кругу…»

Читаю сказку по седьмому кругу.Снега метут. Счастливая пора —Следи слова да молча слушай вьюгу,Грохочущую ставнями с утра.Уроков нет. Закрыты магазины.Спят поезда, уткнутые в пургу.Отец каблук из зисовской резиныНеспешно прибивает к сапогу.Играет кот колечками подзора.На окнах лед, за окнами ни зги.И Сталин жив-здоров, и лето скоро,И батя ладно ладит сапоги.Такие сапоги, что нате-будьте!В таких легко возьмешь любую даль…А в сказке снова камень на распутье —И жить охота, и конягу жаль.Направо ехать – быть убиту, значит.Налево ехать – значит, пешим стать.Сжимаю повод – лошадь прямо скачет.Скакать тебе, Каурый, не устать!

Картошка

Ведра, воткнутые в ведра.Вдоль обочины мешки.Отродясь, такое вёдроНе припомнят старики.Клубни ровные, что репы.Тридцать два кривых мешка!Целина! Разведай, где быВыросла еще така?Беловарка! Рассыпуха!На базар и про запас.Хмелем пахнет медовуха!Медом – выбродивший квас!В палисадах за плетнямиПаутины солнце вьет,И веселыми глоткамиИз колоды воду пьет.Пляшут перья огневые.В чугунах шумят пары.И лопаты штыковыеПрибирают.До поры.

Пятидесятые…

Набухала тоска в каждой вене и жиле.Пламенели закаты. Гремели ветра…Мы тогда не сходили с ума – просто жили,Постигали, как эта ведется игра.Как нечестные честных в грехах обвиняли,Хищно чуя барыш, набирали по две,И меняли столы, и колоды меняли,И хлюздили [1] , храня козыря в рукаве …Вёсны падали с гор и шумели крылами,Стаи птиц гоготали над ширью степей,И река, шевеля голубыми валами,Плоскодонные лайбы срывала с цепей.У далеких поскотин отары клубились,Увозили на запад оброк поезда,И в предчувствие счастья мы солнцу молились,А кому еще было молиться тогда?

1

хлюзда – ненадежный партнер, тянущий игру на себя (жарг.)

Весенняя мозаика

1.

Кувыркалась весна. Слякоть била под ноги.Пахло прелой листвою в кустах и логах.Рвался лед на реке, размесило дороги,И угрюмо торчали грачи на стогах.Голубая страна! Ни конца и ни края!Даль подернута дымкою, утром – туман,И тоскует земля о тепле каравая,Свищет ветер над полем, ломая бурьян.Я проверю гужи, я поправлю постромки,Среди всей чехарды я увижу свое…Пусть кромсает река голубые обломки,Пусть грачи продолжают свое бытие.И река, и стога, и грачи – это нужно!И под клекот весны, ничего не тая,Оживает во мне боевое оружье —Это память моя, это память моя…

2.

Засунутый в яловые сапоги,Дед Лытнев с накидкой [2] стоит у реки.Цыганская трубка…Дед шамкает ртом:– А, ну-ка, здесь язь… – И с обрыва навскидкуВ клубящийся омут бросает накидкуИ топит ее, прижимая шестом…Дед – память моя!Я хожу рядом с ним.Весна! Половодье – сестрица разрухи.Я сумку ношу, в ней пузатый налим,Сорога, подъязок, четок медовухи…Оставлены улица, школа, друзья.Язя бы поймать.Жалко, нету язя.

2

накидка – рыболовная снасть в форме большого сачка (авт.)

3.

Стремниной проходит и кружится лед —То чистый и белый, то с сенной трухою…Чирки налетели, дед выстрелил влет —Застыл свистунок и упал на сухое.Я трогаю птицу, я вижу впервыеПрекрасные перья ее маховые.Дед трубкою молча дымит в стороне…И больно, и горько, и радостно мне:Я чувствую жизнь, я ее принимаю,Хотя и не всё до конца понимаю.А кровь, что сквозь перья сочится, сверкая,Наверно, соленая, как и людская.

4.

Под гомон гусей, что летели стадами,Шуршала река ноздреватыми льдами…Плывем в челноке. Душегубка-челнок!Я верую в деда, как в господа Бога.На дне челнока шевелится сорога,В руках у меня еще теплый чирок.Дорога неблизкая. Через стремнинуДед правит на мыс, на сухую осину,И ловко, по самому краю беды,Проводит челнок сквозь шуршащие льды…Обветрены губы, обветрены лица…Обидно за деда, обидно за птицу —За то, что убили, за то, что – весною…Зачем не пришлось ей лететь стороною,За поймой, за лесом, за дальнею далью.И первая радость покрыта печалью.Ну, кто мне на это расскажет-ответит?А солнце скаженное светит и светит.

5.

Мы на костре уху варилиИ молча слушали вдвоем,Как в небе гуси говорилиНа диком языке своем.То очень громко, то невнятно,То так тревожно, хоть кричи.И нам была она понятна,Их речь гортанная в ночи.Что Север!Голоден, простужен,Ветрами низкими продут.Зачем им этот Север нуженИ как они его найдут?

6.

Мы сидим у костра. Мы огонь шевелим.Стонет птица, полощет коренья ондатра.Дед роняет слова, что ни слово – то вкусно.Он не скажет: посолим уху – посолим.Прошлогодний тростник нам заменит постель.Мы перины взобьем и тела успокоим,И безрыбную речку не зло поругаем…Пиренеи уже перешел коростель!И по краешку Франции, прячась в траве,Примеряя к лодыжке «сапог итальянский»,Он бежит и бежит. Я читал это в книжке!Сколько за ночь осилит – версту или две!И не сплю я…Прохлада мне веки смежит,Потону в черном небе, как в омуте черном.Дед потонет со мной, он меня не оставит.Нам-то что, мы-то спим…Коростель всё бежит!