Шел дождь по городу. ВначалеСто тысяч струн его звучалиИ радостно, и так легко!И скрытый в облаках маэстроРуководил большим оркестром,И слушался оркестр его.Но в тихом дождике, идущемНа стыке прошлого с грядущим,Есть ощущенье мятежа.И город верит, город знает!И в ожиданье замираетЕго огромная душа.И скоро в черных тучах с трескомЛомает палочку маэстро,И пламя брызжет, трепеща.Кривою молнией распорот,Дождь с ревом рушится на город,Смывая пыль с его плаща.А город складки расправляет!И подставляет, подставляетДома, а дождь – со всех боков!Мой город верит в это счастье,Как верующие – в причастьеИ отпущение грехов…Окончен ливень. Реже капли…Душа моя, а ты не так лиПорою жаждешь мятежа,Как тайны самой сокровенной,Чтоб жить – хоть несколько мгновений! —Свободой высшею дыша.
Видение
на Невском проспекте
О, не верьте этому Невскому проспекту!
Н.В. Гоголь
В театре шел спектакль. В ноль часовОткрыли двери (так вскрывают вены!)И действа дух поверх голов, со сцены,На Невский хлынул и заполнил всёПространство…И высокая былаЛуна, как знак в морзянке светофоров.Императрица в сквере ожила,И задранную юбку граф СуворовНа ней поправил шпагой…В пять утраОткрылась дверь в писательскую Лавку.Скрипит бортом и говорит: пора… —В Фонтанке катер, взятый на удавку.Гремит весло, заводится мотор.Конь прядает ушами. У ПассажаМелькает тень. Я знаю – это вор,Я с ним знаком по залам Эрмитажа.На выставке голландских мастеровОн снял «Ночной дозор» при всем народе,Потом сидел в Крестах и вышел, вроде,Из камеры ценителем ковров.Дай Бог…А от Московского вокзалаКрасавица по главной осевойС отрезанной шагала головой.Она жила на полотне ШагалаНогами вверх. Теперь живет, как все, —Без головы, но с пластикою мима.Замри, мгновенье, ты неповторимо,Как двести спиц у ведьмы в колесе!Часы бьют шесть. У Думы, на углу,Такси вскипает и горящей птицейЛетит к Адмиралтейству. И садитсяЛуна холодным задом на иглу.Какие сны приснятся ей сегодня?Наркотики и в космосе в чести!..Но первый дворник шаркнул в подворотне,Большая стрелка двинулась к шести,И в тот же миг оплавился востокИ желтым светофорам дал отставку.И, странно, дверь в писательскую ЛавкуПрикрыта плотно и висит замок.
«В саду, в полуподвале, где бильярд…»
За Паганини длиннопалым…О. Мандельштам
В саду, в полуподвале, где бильярд,Играет бомж на однострунной скрипке.Бичи молчат, погашены улыбки,И только пальцы бомжа говорят,Да конский волос вынимает голосИз одинокой тоненькой струны.Открыта дверь. Звезду роняет космос.Ладони вытирает о штаныПацан-сержант… Шары застряли в лузах,Лежат кии, развернуты углом,Напоминая циркуль в СиракузахВ тот час, когда ворота шли на слом.Кто рассчитает квадратуру круга?Кто рассчитает оптику зеркал?..Играет бомж, спина его упруга,Глаза прикрыты и блестящ оскал.Играет бомж и в этом зале темномНет никого – лишь пальцы да струна…А в профиль он похож на горбунаИз кадра, что мы видели и помним.
«Ленинградской весною омыт и опоен…»
Ленинградской весною омыт и опоен.Потому что любой в своем выборе волен,Выбираю опять эту прорву воды!Не люблю этот город, он просто несносен.Оживаю, когда появляется осеньИ, в муругом плаще проходя сквозь сады,То листом, то дождем в подоконники бьется.И чем ночи темней, тем свободней поется,И не хочется думать о том, что опятьЭти белые ночи нагрянут как пропасть,И кипящего солнца кипящая лопастьВ небе станет кружить и меня догонять.И однажды догонит! Загонит. Затопчет…Петропавловский шпиль! Воцарился бы кочетИ командовал зорям: пора, не пора…Я бы дружбу завел с этой огненной птицей,Я кормил бы ее золотою пшеницей,И поил бы шампанским, и спал до утра.Потому что любой в своем выборе волен,В этих белых ночах заблудившийся воин,Всё куда-то спешу, всё кого-то ищу.…Вот и снова июнь! Вот и снова, ей-богу,Не желая того, собираюсь в дорогу,Свою жизнь доверяя перу и плащу.Ведь не думал ни в жизнь, что добуду мороки —Жить на Западе и тосковать о Востоке,Где далёко давно под кривою лунойНочь, неслышный шаман, к моему изголовью(Ах ты, черная мгла, с азиатскою кровью!)Подступала и, что-то шепча надо мной,Предрекала судьбу…Эти белые ночи!..Этот медный чудак – по полтиннику очи!И о чем он мечтал, продираясь тайгой!…Были б ночи темны, не прельстился б гранитом,Но светлы окаянные, тянут магнитом,И тропу, что иду, загибают дугой.
«…И опять соловьи! Жаль, что там, где я рос…»
…И опять соловьи! Жаль, что там, где я рос,Не водились они… Беркута да вороны…Там тяжелые кряквы, из россыпи росПоднимаясь с гнездовий, у красной короныОбивая крылами тугие лучи,Улетают куда-то далеко-далеко,Где зови не зови, и кричи не кричи —На сто верст никого, только скачет сорока,Да хмельная черемуха свадебный цветОтрясает к ногам, да на взгорке волчицаЗадирая башку, тычет синий рассвет,И, ноздрею поймав жаркий дух кобылицы,Языком, что огнем, зачеркнет желтый клык,И загривок настроит, и выгнутся травы.…В Петербурге июнь!Хоть в ведро, хоть в башлыкСколько хошь собирай соловьиной отравы!Лета чаша полна. Закипает сирень.У Невы белый гребень – буксирами взрыта.Петропавловский шпиль!Очень длинная тень!Знать, и вправду высок, достает до зенита.Выходи и дыши талым духом ветвей!Неба светлого – прорва, и зелени – тоже.И
всю ночь, что на раннее утро похожа,За узорной оградой гремит соловей.
«Утро пахнет созревшей апрельскою почкой…»
Утро пахнет созревшей апрельскою почкой.Из подъездов собаки спешат на газон.Старый дом с расфасованной свежею почтой.Что нам пишут сегодня?…в Колхиде Язон…Это знаем.…вернулся Улисс к Пенелопе…Это тоже не ново. А что же еще?На второй полосе – потепленье в Европе.На шестой полосе – сдох Пол Пот. Хорошо.В Сумасшедшем Дому прокатили премьера…В метрополии шмон… Золотая ОрдаРазвалилась на ханства (с какого бы х…ра?)И никто не повесился.Эх, господа…Голубь жестью гремит. Ветер лижет афишамВсё, что можно лизать. В заржавелый каблукГрузит юный палаточник ящики с фишемСкандинавским, бананы и репчатый лук.Над рекою туман. Синий дым от излучинВеет мягким и теплым, подобно руну,И укрытый руном, мерным скрипом уключинНарушает Харон тишину.
«Минутный дождь…»
Минутный дождь…Веселые такси…Дождем отполированная вехаСтолпа блестит! Вокруг, как на оси,Вращаются огни…С лицом морпехаТяжелый Петр на медном скакунеГлядит на звезды – покорить бы, взять бы!Такая ночь!Всё от огней в огне!А днем ему надоедают свадьбы.И скачет он над черною волнойНеведомо куда, Бог весть откуда.Что ищет он, еще какое чудоМерещится ему во тьме ночной?
«Что мне комфорт…»
Что мне комфорт,Я ездил на корове!Гужи, тяжи, седелка да вожжа…Июль, проселок, сено в изголовье,Ни облачка и бездна куража —Твори, что хошь! – выдумывай и смейся,Грусти и пой,Секи бурьян кнутом,И удивляйся, как висит на рельсеСопревший столб…Зато потом… потом…Ты это всё, по Невскому шагая,Однажды вспомнишь.Жалко будет?Нет.Иная скорость и вожжа другая…На шесть полос размеченный проспектБензином пахнет, шелком и духами.Плывет кораблик.Движется народ,Мослами шевеля и потрохами…И вдруг увидишь речку… луг… зарод…Закат в полнеба… хату и за хатой,Идущую сквозь сумерки в зарю,Корову Елку, лоб ее покатый,Тяжелую и влажную ноздрю.
Июнь-1
Этот город из камня, воды и ветров,Отдающих гнильцой метростроевских штолен…Зачинает комар свою песнь острововПод высокую чистую медь колоколен.Наступает эпоха великих ночей,Время белых бантов и шикарных нарядов,Время четких подковок, блестящих ключейОт блестящих машин, время жарких закатов.Ах, любовь! Пахнет вечер таким неземным!Пухнут губы от жажды и тихо сжимаетКто-то что-то внутри, и дыханье сбивает.И плывет над шоссе, и качается дым.Тихий шорох авто… Есть у вечности мигИ любому дается попытка обжечься,И на травы упасть, как на плахе разлечься,Ощущая, как сухо немеет язык.Бьется легкою бабочкой мысль в пустоте.Небесам и светло, и свободно, и жарко.Чудеса твои, Господи, все в решете,Натряси этой радости, сколько ни жалко.
Узбечка
Ц.
Напитан ветер горечью грибной,Листом брусничным, шкурою лосиной,И я тебя смешливой и счастливойНа облаке рисую. Будь собой!Плыви, качаясь и зрачки кося.Раскосая! Болотною осокойРазрезы эти сотворить нельзя,Но только кровью чистой и высокой!Откуда ты, безгрешное дитя,С каких степных курганов-эверестовВозникла, восторгаясь и шутя,В краю чухонцев и холодных эстов?Зачем тебе сей сумеречный край,Где влаги больше, чем в любом арыке,Где каждый дом, что караван-сарай,А бронзовые кони безъязыки.Их так сумели ладно изваять,Что от табунных отличишь едва ли,Им жилы натянули, подковали,И на мосту оставили стоять.Они мертвы!О, как они мертвы!Мертвее не отыщешь во вселенной.Им вскрыли кровь, у них пустые вены,А в гордом повороте головы, —Внимательней всмотрись – увидишь ярость,И брызжущая с повода слюнаВсем говорит, что жизнь не состоялась.Но эта боль не всякому видна.А потому, подковками звеня,По Невскому с подругами шагая,Раскосыми глазами не мигая,Ты разгляди коня…
«…А ведь только что шумели соловьи…»
…А ведь только что шумели соловьи,И садились птицы-гуси на жнивье…Новый запах мандариновой хвоиЗаползает в петербургское жилье!Отступает из подъездов темнота,Влажным холодом не тянет из щелей,И всё ярче и нарядней суета,И кошелки всё полней и тяжелей.А на каменных на невских площадях,Где морзянкой светофоры говорят,Бляхи медные на медных лошадяхВ медном свете медным золотом горят!А ведь думалось: забот – невпроворот,И казалось: неудачи все – твои…Не венчанье, не крестины – Новый год!Пьяный запах мандариновой хвои!Нехороших и обидчиков простим.Всё, что спешно – отодвинем на потом.И откроем, и нальем, и погрустимНезаметноО себе и о своем.