Судьи и заговорщики: Из истории политических процессов на Западе

Еще один лжесвидетель, некий капитан Денджер-филд, объявил; что ему было поручено вместе с несколькими католиками инсценировать протестантский заговор, чтобы подорвать доверие к Титу Отсу и другим достойным лицам, разоблачавшим происки папистов. Денджер-филд лгал, но потребовалось немного времени, чтобы его ложь обернулась правдой [191] . Мнимый «папистский заговор» ускорил возникновение вполне реального политического кризиса. Одно время казалось, что страна стоит на пороге новой гражданской войны. Парламентская оппозиция отступила перед этой перспективой, опасаясь народных масс. Карл II победил, и лидеры оппозиции, как и следовало ожидать, были обвинены в протестантском заговоре с целью убийства короля. Вскоре некоторые из них кончили жизнь на эшафоте.

191

Kenyon J. P. Op. cit., p. 106, 150—151, 173, a. o.

После вступления на престол Якова II Титус Отс в мае 1685 г. предстал перед судом по обвинению в лжесвидетельстве. Осуждением его Яков II хотел подорвать версию о существовании «папистского заговора». Ранее на процессах мнимых участников «папистского заговора» обвиняемые просили вызывать в качестве свидетелей воспитанников Сен-Омера, которые дружно утверждали, что 24 апреля 1678 г. Отс еще находился в их школе и поэтому не мог, как он уверял, быть на совещании иезуитов в Лондоне. Тогда эти показания были отвергнуты как инспирированные иезуитами. Теперь же суд, в состав которого входили и участники прежних процессов, счел такие показания заслуживающими полного доверия. Судья Джеффриз, стяжавший себе немного позднее репутацию организатора «кровавых ассизов» (судебных сессий), патетически клеймил бесстыдство и богохульство Отса. Обвиняемый был присужден к жестокому публичному бичеванию. Вопреки расчетам властей Отс выжил: он находился в тюрьме, пока Яков II оставался на престоле. Были осуждены и другие доносчики. После переворота 1688 г. Отс обратился с петицией к парламенту. Палата общин, не желая отказываться от вновь ставшей выгодной версии о католическом заговоре, была готова его полностью реабилитировать, но встретила сопротивление палаты лордов. Тогда король Вильгельм III назначил ему солидную пенсию, и лжесвидетель мог еще долго эксплуатировать снова приобретенную славу мученика за протестантскую религию [192] .

192

Ibid., p. 282—300.

В недолгое правление Якова II проходило много политических процессов, имя лорда-канцлера Джеффриза и его «кровавые ассизы» надолго остались в народной памяти [193] .

За «Славной революцией» 1688 г., приведшей к утверждению в Англии буржуазной монархии, последовала цепь заговоров якобитов, стремившихся восстановить на троне свергнутого Якова П, а позднее — его наследников. После 1688 г. лиц, обвиняемых в государственной измене, приходилось, как правило, предавать суду присяжных, что создавало немалые трудности для организаторов процессов. В начале 1696 г. был раскрыт якобитский заговор, ставивший целью покушение на жизнь Вильгельма III. Несколько сот его участников было арестовано [194] . Одного из главных организаторов этого заговора, Джона Фенвика, подвела излишняя откровенность на суде. Его показания компрометировали нескольких влиятельных придворных короля. В результате Фенвик угодил на плаху, тогда как другие обвиняемые были приговорены лишь к тюремному заключению [195] .

193

Schofield S. Jeffreys of the “Bloody Assizes”. London, 1937; Keeton G. W. Lord Chancellor Jeffreys and the Stuart Case. London, 1965.

194

Jones G. H. The Main Stream of Jacobitism. Cambridge (Mass.), 1954, p. 46—48.

195

Garret J. The Trumphs of Providence. The Assassination Plot 1696. New York, 1980.

Планы властей не раз путали якобитски настроенные присяжные. Сложнее стало заранее распределять роли на процессе и тем более превращать его в простую инсценировку с предрешенным исходом. Правда, английская юстиция успела накопить немалый опыт обуздания и приручения присяжных. Во времена Реставрации в 1670 г. в Лондоне судили двух квакеров — Уильяма Пенна (будущего основателя Пенсильвании) и Уильяма Мида, обвиняемых в организации беспорядков и мятежа. Судьи не стеснялись в выражениях по адресу обвиняемых, а потом и присяжных, которые не сумели прийти к единодушному решению. Когда же присяжные вынесли вердикт, не устраивавший судью, им было заявлено: «Вас не распустят, пока вы не вынесете приговор, который будет приемлем для суда. Вас запрут в комнате без мяса, питья, огня и табака. Мы милостью божьей получим обвинительный приговор, или вы подохнете с голоду». Присяжных держали под стражей двое суток, не давая им, как передает один современник, «даже ночного горшка». Все же они так и не изменили вердикта. Тогда судья предписал взыскать с каждого из них крупную сумму и за неуплату ее отправил их всех в тюрьму Ньюгейт. Туда же были отосланы и оправданные Пенн и Мид, поскольку они тоже не внесли штрафы, наложенные на них ранее за неуважение к суду [196] . После 1688 г. влиять на присяжных приходилось более искусными методами, пуская в ход и судебное красноречие, и фабрикацию ложных доказательств, и апелляцию к укоренившимся предрассудкам, не пренебрегая, конечно, при этом ни прямыми угрозами, ни подкупом.

196

Babington A. The English Bastille. A History of Newgate Gaol and Prison Conditions in Britain 1188—1902. New York, 1971, p. 60.

Юстиция Валуа и Бурбонов

Во Франции во время растянувшихся на полвека религиозных войн изредка прибегали к оружию политических процессов. Осенью 1572 г. в Париже происходил суд над Брикмо и Кавенем — двумя приближенными лидера гугенотов, адмирала Колиньи, убитого 24 августа, в кровавую Варфоломеевскую ночь. 21 октября они были повешены на Грев ской площади в присутствии членов королевской семьи. Был совершен и обряд казни над изображением Колиньи. Цель этого процесса и казней была не совсем обычная — утвердить официальную версию событий Варфоломеевской ночи. Ведь гугеноты считали ее заранее подготовленной бойней безоружных людей. (Даже если решение об избиении было принято королем Карлом IX и стоявшей за ним королевой-матерью Екатериной Медичи внезапно, как склонна считать новейшая историография [197] , оно было подготовлено годами проводившимся натравливанием парижского населения на еретиков.) Процесс приближенных адмирала должен был доказать и Франции, и иностранным державам недоказуемое. Варфоломеевская ночь была якобы карой, которая обрушилась на мятежников, составивших заговор против короля.

197

The Massacre of St. Bartholomew. Reappraisals and Documents. Ed. A. Somen. Hague, 1974, p. VII—XIII, a. o.

Известность некоторых политических процессов покоится на том, что их участники стали персонажами исторических романов. К ним относится и процесс графа Ла Моля, с которым знакомятся читатели романа Александра Дюма «Королева Марго». Главная героиня этого романа Маргарита Наваррская никогда не была политическим деятелем, каким, несомненно, являлась, например, ее ближайшая родственница Мария Стюарт. Историческая роль, которую пришлось сыграть королеве Марго, была прямым следствием политической обстановки, сложившейся к тому времени во Франции и в Европе в целом. Дюма в своем произведении, первом из серии, посвященной драматическим событиям периода религиозных войн во Франции и общего противоборства контрреформации и протестантизма в Европе, широко использовал мемуары современников, в том числе и «Воспоминания» самой Маргариты Наваррской. Образ этой «знатной дамы эпохи Ренессанса» претерпел значительные изменения под пером романиста. Он воспользовался своим правом изобразить ее во время расцвета молодости и красоты, оставляя в забвении другие, более поздние годы ее жизни, когда Маргарита стала персонажем сатирических куплетов и предметом непристойных острот. Правда, ко времени брака с Генрихом Наваррским она, если верить ее последующим признаниям, успела побывать любовницей своих трех братьев — Карла IX, Генриха III и герцога Франсуа Алансонского — и герцога Гиза впри дачу (на что, впрочем, не раз намекал и Дюма).

Дюма подробно повествует о заговорах и интригах, в центре которых находилась первая жена Генриха Наваррского. Эти заговоры — тоже не вымысел автора, хотя в действительности они выглядели несколько иначе, чем показывается в его книгах, при иной расстановке сил и другом составе участников. И главное, их мотивы поведения и цели нередко отличались от тех, которые подсказаны писателю его неистощимым воображением. Эти цели были тесно связаны, если не прямо определялись, конфликтом, который раздирал Европу той эпохи.

Дюма изображает графа Ла Моля, завоевавшего сердце ветреной красавицы-королевы, молодым человеком 24–25 лет, приехавшим в Париж из Прованса. В действительности он был на двадцать лет старше — почти старик, по понятиям того времени, хотя и не уступал никому в галантных приключениях, составлявших скандальную хронику двора. Ла Моль был далеко не новичком и в политических интригах. По поручению очень благосклонного к нему Карла IX граф ездил в Лондон сватать королеву Елизавету за герцога Алансонского. Ла Моль, кажется, произвел впечатление на Елизавету, но миссия его не привела к успеху. Тем не менее Ла Моль из приближенных короля перешел в свиту герцога Алан-сонского, которого надеялся превратить в орудие своих честолюбивых планов. К этому времени из-за своих любовных похождений Ла Моль успел снискать ненависть ряда влиятельных соперников, особенно герцога Анжуйского — будущего Генриха III. Тогда же в окружении герцога Алансонского оказался и пьемонтец Аннибал Кокконнато, известный более под именем графа де Коконнаса.

В конце 1573 г. Екатерина Медичи, убедившись в неудаче своей попытки подавить протестантов во Франции, снова, как и в преддверии Варфоломеевской ночи, попыталась добиться соглашения с ними. Пришедшие к власти «политики», особенно маршал Монморанси, вновь стали выдвигать идею войны против Испании, а Екатерина опять резко осуждала эти планы. В последовавшем очередном туре интриг Ла Моля обвинили в попытке организовать по поручению Монморанси и герцога Алансонского покушение на герцога Гиза. Монморанси получил отставку. Но Ла Моль не сдался и решил своими силами осуществить план вовлечения Франции в войну против Филиппа II. Как раз к этому времени — январю или февралю 1574 г. — и относится начало романа опытного соблазнителя и королевы Наваррской, казавшегося для современников необыкновенным из-за разницы в положении и возрасте. Королева Марго в это время под влиянием Ла Моля примкнула к партии «политиков».

Успехи провансальца вызвали ревность у герцога Алансонского и самого Карла IX, которые даже сговорились задушить его на дворцовой лестнице. Ла Моль сумел ускользнуть с помощью Коконнаса и его любовницы — герцогини де Невер. Об этом подробно повествует Дюма. В дальнейшем Ла Моль и Маргарита убедили герцога Алансонского принять участие в заговоре, составленном «политиками» и протестантами. Он предусматривал восстание против Карла IX и фактически передачу власти в руки герцога Алансонского. Попытка бегства герцога Алансонского и Генриха Наваррского из Парижа, намечавшегося на 10 апреля 1574 г., не удалась — они были выданы Шарлоттой де Сов, являвшейся одновременно любовницей их обоих и шпионкой королевы-матери.

14 апреля испанские войска в сражении при Моор Керхейде разгромили отряд одного из участников заговора. Герцог Алансонский поспешил изменить своим сообщникам. Ла Моля предали суду парламента. У обвиняемого нашли фигурку Маргариты с короной на голове. Кстати, магические действия над такими, обычно восковыми, фигурками считались способными вызвать страсть или навести порчу. Поскольку было удобно принять фигурку за изображение короля, суеверная Екатерина даже всерьез стала приписывать ухудшение здоровья Карла действию колдовских чар. По приказу королевы-матери начались поиски астролога Ружиери, лепившего такие фигурки. Переодетого крестьянином астролога — он пытался укрыться в флорентийском посольстве — доставили к Екатерине Медичи, которая решила его пощадить, рассчитывая, что Ружиери сумеет исцелить Карла. Ла Молю инкриминировалось злоумышление против особы короля. Даже под пыткой Ла Моль не сделал никаких признаний. Напротив, Коконнас, проявивший себя свирепым убийцей во время Варфоломеевской ночи, пытался спасти себе жизнь, донося на всех, кого только знал, приписывая им всяческие преступления [198] . Однако это ему не помогло, и 30 апреля его казнили вместе с Ла Молем.

198

Erlanger Ph. La reine Margot ou la rebellion. Paris, 1972, p. 122.