Сулейман. Я выбрал тебя

И пусть колкая девчонка стоит в другом конце помещения и вроде как общается с дедулей, интересуясь его здоровьем и родственниками, но фразу моего бывшего ловит на раз и сразу же парирует.

– А может, тебя еще и пожалеть надо? – упирает она руки в бока. – Хотя погоди-ка… а по какому поводу тебя так знатно отмутузили? По ошибке? Или за глаза красивые? А может, потому что над беззащитными братьями нашими меньшими издеваешься? Расскажи-ка, дружочек, ты для своих новых знакомых, – кивает на мужчин, – какую историю выдумал?

Кравцов молчит, но правый кулак сжимает до побелевших костяшек и челюсти до перекатывающихся под кожей желвак. Злится.

– На него бандиты вчера напали, в масках, деньги отняли, избили, – не выдерживает первым молодой парнишка и бросается на защиту нового приятеля, потом чуть медлит и добавляет. – Зря вы так, девушка, Вадим зарплату получил и еще премию большую, он с работы домой шел, хотел семью порадовать. А вот… беда приключилась.

Дедок же лишь кивает и согласно покряхтывает.

– Ну-дык, так и есть. Один, небось, кормилец-то работает.

– Ух-ты, один? – театрально всплескивает руками подруга, закусившая удила. – А что с остальными случилось? Обоих твоих родителей резко сократили с работы? Отец же вроде еще вчера водителем троллейбуса работал, а мать секретарем в музыкальном лицее.

Озвучивает она то, что я ей рассказала накануне, пока обсуждали мою предприимчивую не-свекровь.

– Ионова, ты как была стервой, так ей и осталась, – выплевывает Вадим, зло прищуриваясь и прожигая взглядом в Катюхе дыру.

Терять авторитет даже среди тех, про кого через пару дней и не вспомнит, для него слишком неприятно. Любит он быть лучшим в глазах окружающих.

Но на брюнетистую лису ничего не действует.

– Не, я-то нормальная. А вот про тебя такого сказать не могу. Мало того, что брехло, так еще на хрупких девушек набрасываешься, качая права, которых не имеешь, и над животными измываешься. Для тебя ударить беззащитного – дело пары пустяков.

На последнюю фразу дед снова громко крякает и расческу откладывает, переводя взгляд с Ионовой на Кравцова.

– Вадька, да как же ж это? – качает головой неодобрительно и печально.

– Да-да, Максим Петрович, представьте себе, он моего Сему ногой под животик пнул, – найдя в старичке добродушного слушателя, продолжает рассказ Катя, – котика моего любимого, за которым Маша присматривала, – кивает на меня, – пока я к маме с папой на Камчатку летала. Ой, вы тоже там жили? А я смотрю, такое лицо приятное. Вот не зря – не зря, родство душ почувствовала. Так вот… этот, – очередной кивок на Кравцова, – стал к Маше приставать и обижать, а мой котик, настоящий защитник, на него кинулся. Так этот живодер его ударил.

– О-хо-хо… как же нехорошо, Вадимка, – качает головой дед. – Нельзя девочек обижать, они же вона какие хрупкие, – кивает на меня, глядя жалостливо, – а животных тем более. Они же маленькие, беззащитные.

И так у него это выходит душевно, что и я проникаюсь стыдом за поведение бывшего.

– У нее кот бешенный, вот и получил по заслугам, – выдает Кравцов, краснея от негодования. – И вообще, шла бы ты, Ионова, отсюда. Тебя не звали. Тут больные лежат, им покой нужен.

– Так то больным, а тебя сегодня после обеда уже выпишут, – парирует язвочка.

Я же прикусываю губу, чтобы не улыбнуться.

Да, моя подружка – отменная хитрюга. Прежде чем идти в палату, она потащила меня искать лечащего врача Кравцова и очень подробно того расспросила о состоянии «умирающего» пациента. Вызнала всё от и до, вплоть до самого последнего синяка, на который тот мог бы пожаловаться.

В итоге оказалось, что ничего страшного по здоровью нет, да и на ночь его оставляли больше для перестраховки. Никаких переломов точно, в одном ребре незначительная трещина. Тугую повязку сделали на первые сутки, чтобы не геройствовал. По руке – выявлен вывих среднего и безымянного пальцев, потому наложили лангету. Ну а гематомы – так йодовые сетки с этим отлично справятся.

Потому сейчас, когда Вадим разыгрывает слабого и больного пациента, вновь получает по носу. И за дело.

Жаль, что я вот так бойко, как Катюшка, говорить не умею. А ведь давно следовало расставить все точки над «и» и послать его лесом. Нет же, не смогла.

Это только с Султановым у меня голос прорезается, и лихая смелость одолевает. А Кравцов, нет, с ним как-то совсем ничего не хочется. Кроме того, чтобы распрощаться поскорее и руки пойти помыть, как после чего-то грязного.

– Маша, скажи своей подруге, чтобы она ушла, нам нужно поговорить, – в своей излюбленной приказной манере выдает бывший.

– Не-не-не, – моментально грозит пальчиком Ионова, – не выйдет. Мы вместе пришли, вместе уйдем. Я подругу с тобой ни на минуту не оставлю, потому что не доверяю тебе, как мужику. И вообще, Ва-дич-ка, прекращай уже со своей мамой Машу дергать. Отстаньте от девчонки по-хорошему.

– Может, ее всё устраивает, – ехидно бахвалится Кравцов и переводит взгляд на меня, – да, Машунь? Поругались – помирились, не хрен посторонним бабам к нам лезть.

Смотрю на человека, с которым вместе жила и делила постель и поражаюсь собственной слепоте. Как я раньше не видела его сути? Его гнилого нутра и самолюбования?

Господи, полный мрак.

– Нет, Вадим – качаю головой, – Катя права, мы расстались. Я тебе об этом несколько раз уже говорила. Как и твоей маме. Но вы все не слышите или не хотите слышать. Так вот, эта встреча последняя. Пожалуйста, забудьте обо мне всей вашей семьей, – выпаливаю, сделав глубокий вдох и выдох.

Да, я сознательно пошла на этот шаг, чтобы говорить прилюдно, хоть и терпеть этого не могу. Но, может, хоть так до тугодума-Вадима дойдет.

– Пожалеешь ведь потом, – произносит злым шепотом мужчина, кривовато прищурившись.

Не то обещает, не то пугает, чем отталкивает еще больше.

Хотя разве еще есть куда? Хмыкаю грустно.

А потом встряхиваю волнистыми волосами, перекидывая их за плечо, и широко улыбаюсь.

– Не пожалею. Прощай, Вадим, – ставлю точку в наших отношениях, а выйдя за дверь больничной палаты номер шесть, вношу в черный список и его номер, и номер его матери.

– Ну наконец-то! – довольно комментирует Ионова мой поступок, обнимая за плечи.

Хватает за руку и утягивает вниз по лестнице.