Сулейман. Я выбрал тебя

В этот вечер я решаю расслабиться и довериться Сулейману. Именно он покупает нам с Ионовой вино, и я не контролирую его действий, а с улыбкой принимаю напиток из рук. Он словно догадывается о моих чувствах, склоняется близко-близко и говорит, чтобы услышала только я:

– Никто ничего плохого тебе не сделает и не подмешает. Я не допущу. Отдыхай, Машуль, и не думай ни о чем.

И я отдыхаю, танцую с Катюшкой под заводные миксы, пока ноги не начинают гудеть, а медляки провожу в жарких объятиях своего мужчины. И ни о чем не думаю.

А двадцать седьмого декабря мы неожиданно умудряемся поругаться.

В честь дня рождения начальника нам разрешают уйти с работы пораньше, но поведать об этой прекрасной новости Сулейману не успеваю, телефон разряжается, стоит начать вбивать сообщение.

В итоге прихожу домой на час раньше и застаю своего мужчину, сидящим на кухне в компании Марины, его нового бухгалтера. И всё бы ничего, вот только, во-первых, я не замечаю никаких документов, ради которых эти двое могли встретиться, а, во-вторых, выбешивает полублядский наряд девушки. Короткая юбка, обнажающая бедра так, что видна полоска чулок, и белая полупрозрачная блузка, не скрывающая черный кружевной бюстгальтер. Но сильнее морозит то, что эта курица громко смеется своим неприятным писклявым голосом, близко склоняясь к моему мужчине, а тот вполне спокойно это воспринимает и отвечает ей улыбкой.

– Привет, Маш, – спокойно кивает мне Султанов, когда я появляюсь перед ними, – а ты чего так рано? Я тебя не ждал.

Я поняла. Отвечаю мысленно, ощущая, как с каждой минутой колотит сильнее.

– Так получилось, – отмахиваюсь в слух и улыбаюсь… себе и своей наивности. – Не буду мешать, я все равно только на минутку. Зарядку от телефона забрать, – достаю из кармана умерший гаджет и зачем-то показываю темный экран, будто кто-то здесь может мне не поверить.

Бросаю еще один взгляд на присутствующих, почему-то четко отмечая, как близко с рукой Султанова лежит тонкая ладошка Марины с ярко-алым маникюром, разворачиваюсь и ухожу в спальню. В голове пустота и полное непонимание ситуации, а еще большое желание сбежать из этой квартиры побыстрее и подальше.

– Маша, всё в порядке? – голос Сулейман, раздавшийся за спиной, пугает.

Оказывается, он приходит в комнату почти следом за мной, но, пребывая в своих мыслях, я этого не слышу.

– Конечно, – киваю, не глядя, и отчаянно стараюсь вспомнить, что же я хотела тут забрать.

Ах да, зарядку. Резко меняю траекторию движения, устремляясь к розетке, и по широкой дуге обхожу мужчину.

– Помнишь, мы обещали друг другу никогда не врать? – вдруг произносит Султанов, когда я оборачиваюсь на шорох его шагов. Он подступает ближе, и мне это не нравится. – Мне кажется, сейчас ты делаешь именно это – врешь.

– А ты хочешь правды? – нервным жестом заправляю волосы за уши и поверх мужского плеча замечаю лукавые глаза его бухгалтерши и ее кривую ухмылку. Стерва совершенно не скрывает, что наблюдает за нами, пусть и с расстояния в десять метров. – Мне кажется, что я поторопилась с переездом к тебе и всем остальным, – дергано улыбаюсь, пряча дрожащие руки в карманы и глядя куда угодно, но только не на Султанова. – Не вывожу я всего этого, прости. И, наверное, никогда не справлюсь. Будет лучше, если мы… в общем, – хмурю брови и прикусываю губу, – я хочу вернуться домой.

– Не вывозишь чего, Маша? – Сулейман подходит вплотную и, легко поймав пальцами мой подбородок, заставляет посмотреть в глаза.

А меня ломает.

– Не надо, не трогай. От тебя ее духами воняет, – выворачиваю шею и дергаюсь в сторону, чтобы уйти.

– Ложь, – не отпускает. Даже хуже, с силой к груди притискивает, так что дыхание спирает, а потом на ухо шепчет. – От меня не может вонять этой девкой, потому что я ее и пальцем не касался. А то, что тебя так колбасит, называется ревностью, Машенька. И неуверенностью. И тут вопрос другой: ты мне не доверяешь или все-таки себе? И что мы с этим всем будем делать?

– Ничего не будем. Ты сейчас меня отпустишь и вернешься дальше пить свой кофе и мило ворковать со своей бухгалтершей, а я пойду к себе, – дышу, как загнанный заяц.

– Хер ты угадала, родная! – впервые на моей памяти Сулейман не сдерживает эмоций и повышает голос. – Пойдет отсюда Чистякова, тем более и Гордей уже прибыл, который просил организовать их встречу, – комментирует он раздавшийся звонок в дверь. – А ты останешься, разденешься и успокоишься. Сейчас я их познакомлю, выпровожу и вернусь. И мы поговорим.

– Нет, я…

– Не обсуждается, – отрезает мужчина, разворачивается и уходит, закрывая за собой дверь.

А я прямо в пуховике на кровать попой плюхаюсь, потому что ноги вдруг отказываются держать. В голове «белый лист» из разрозненных обрывочных эмоций и, кажется, шок.

Да, точно шок, потому что именно в такой дерьмовой ситуации мне окончательно становится понятно одно.

– Султанов, я тебя люблю, – чуть слышно озвучиваю то, о чем кричит душа, когда он опять появляется в комнате.

– Так разве ж это плохо? – спрашивает, присаживаясь передо мной на корточки и захватывая ледяные ладони в плен.

Смотрю на него, серьезного, собранного, на губы, поджатые чуть больше обычного, на щетину, не скрывающую, как перекатываются желваки, когда он сильнее сжимает зубы.

– Мне больно видеть, как ты мило проводишь время наедине с другой женщиной, поэтому да, плохо, – говорю открыто.

Султанов прав. Лучше все обговорить сразу, чтобы больше не возвращаться к неприятной теме. Да и заслуживает он правды.

– Хорошо, Маш. Мне эта работница тоже не нравится. Завтра я ее уволю. Только, милая, это не решит нашу проблему, потому что она у нас с тобой вот тут сидит, – легко касается пальцами моего виска, а следом и своего. – Думаешь, я тебя не ревную? Да еще как! Бешусь, как дурной. Вижу рядом с тобой этих чванливых мужиков-начальников и руки им вырвать хочу. Даже Соколову. Но держусь, знаю, что ты не оценишь. Потому и отрываюсь на груше каждый день по часу, мутужу ее так, что скоро, того гляди, песок посыплется.

– Но зачем, Сулик? – удивленно хмурюсь. – Это же просто коллеги, и я бы никогда. Я же с тобой и других не замечаю, – поворот разговора заставляет забыть о собственной боли и переключиться на близкого человека, которого, оказывается, тоже одолевают внутренние демоны. – Никогда, слышишь? Я же с тобой. Тебя люблю.

– А я тебя, дурочка моя. Только тебя люблю, запомни. А на других срать хотел. Машка моя, – притягивает к себе на колени, садясь прямо на пол. – Нет других. Никого нет кроме тебя. Клянусь. Ты – моя единственная.