Сумасшедшие двадцатые

Мальчик улыбается так тепло и ласково, что Авроре кажется, будто эта улыбка — в целый гигаватт, способная осветить без малого весь Мир. От этой непосредственной детской улыбки, такой лихой и задорной, будто обдает кипятком. Эта улыбка согревает. Будто она была там всегда, будто эти глаза всегда смотрели нее.

Сегодня Аврора Де Мартель не спешит покидать постель и наблюдает за играющем названным сыном.

— Мама, Рори, — говорит малыш, оборачиваясь к ней.

— Да, любовь моя, — отвечает она.

Подойти не решается: этот мальчишка «слишком» боялся, столько молчал. Молчал до встречи с Тоддом, который увидел в нем свет. Скрытый свет. Слишком яркий, неординарный, и такой притягивающий взгляд. Аврора все это видела тоже и поэтому решение сражаться за этого замкнутого и молчаливого мальчика. Сражаться, ведь они одна семья. Сражаться, пусть тот и не мог выговорить, такое сложное для него имя « Аврора.» и называл ее « Рори.» что со временем рыжеволосая привыкла и даже считала это милым.

— Бабах!

Аврора вздрагивает, когда малыш направляет дуло ее же револьвера.

Приоткрывает рот и понимает, что оружие он взял на ее туалетном столике. В мыслях она уже миллионный раз проклинает себя, за то, что вчера оставила настоящее оружие на столе. Малыш ведь не понимает, что это не игрушка, а настоящее оружие. Аврора боится закричать, испугать и тот ведь может убеждать, а что еще хуже — выстрелить. Спрыгивает с постели, словно зверь, готовый в следующую секунду сорваться и броситься на свою жертву, уволочь, в своё логово. Мальчик закроет глаза, когда та обнимет его и заберет оружие из его рук.

Он — особенный.

Он — их свет. Этот слабый свет не должен угаснуть.

— Поиграешь позже, а сейчас нужно завтракать, встретить твоих, бабушку Ариэль и дедушку Грега? И главное, отцу не говори, хорошо? Я принесу тебе другое оружие.

— Да, мама.

— Вот и славно. Беги к папе.

Он не отвечает, а просто целует ее в щеку и покидает комнату.

Де Мартель сходит с ума. Буквально. Вздыхает с облегчением и не хочет знать, как все могло обернуться. Не желает думать и просто прячет оружие в свою сумочку, там, где его уж точно не найдут. Теперь она может успокоится, ведь ее беспокойства и тревогу чувствует и будущей ребенок. Теперь она может одеться и выйти в кухню.

Он думает о ней даже тогда, когда ее нет рядом. Тодд Норвуд думает о своей жене двадцать четыре часа в сутки, даже, когда ее нет рядом. Думает и переживает: о ней, об их будущем ребенке. Переживает, потому что любит.

Зеленые глаза с хитринкой, пряди цвета манго, упавшие на красивый лоб, улыбка, тронувшая уголки губ. Он торопился после работы домой, а ведь сейчас новая должность и он не простой рабочей в цеху, по сборке деталей.

Замирает на пару мгновений, смотрит, как та поправляет локоны волос.

Замирает на пару мгновений, смотрит, как тот кружит на своих руках мальчика.

Видимо Тодд Норвуд сошел с ума вслед за сумасшедшей Авророй Де Мартель.

Сумасшедшая, как считали все, вот только вот в реальности она плевала на все ограничения и рамки и всего лишь нуждалась в заботе и понимании. Нуждалась в любви, которую ей даровал Тодд. Она ведь думала, что ее невозможно любить, а он любил, именно его крепкие руки сейчас обнимают ее за талию, притягивает к себе и целует в лоб.

Невозможно забыть, потому что любит.

Свет падает на худое мальчишеское лицо, который уселся за обеденный стол, после того, как Норвуд отпустил его и переключился на вошедшую жену. Глупо хлопает ресницами, сглатывая комок, застрявший в горле, ведь завтрак приготовил он, а ведь это ее, женская работа.

— Завтракать будешь?

— Да, мне же теперь нужно кушать не только ради себя. Только у меня на сегодня есть не женская работа.

— Думаешь, я отпущу свою беременную жену в логово преступности?

— Нет, но я все равно пойду. Я не под арестом.

— Ты не под арестом. Но я волнуюсь, и ты обещала оставить все это, Аврора.

— И я сумею защитить себя. Нас. Прекрасно Тогда, у меня остается примерно семь месяцев и две недели на завершение всех своих грязных дел. А теперь скажи, когда именно ты полюбил меня?

— Я полюбил тебя пьяную, со всеми твоими недостатками.

— И я тоже люблю тебя, Тодд.

Аврора даже думает, что так им значительно лучше. Она бунтарь, а он спокойный.

Мальчишка замирает, удивлённый, медленно поднимает брови, смотрит на тарелку с перловой кашей.

Аврора же сжимает в руках чашку с чаем, пусть она и ненавидела пить чай по утрам и предпочитала кофе, но сейчас все изменилось.

— Солнце, — выдыхает вдруг Аврора.

— Что? — пытается сказать та, отпивая горячий напиток.

— Ты. Моё. Солнце, — по словам ясно, что она говорит искренне.

— Нет, я Тодд Норвуд, — смеется он. — И я опаздываю на работу.

— А я Аврора Норвуд, и мне нужно, заниматься темными и грязными делами, — хохочет та.

— А я Сирил Норвуд, и я люблю вас, — улыбается мальчик, когда Тодд взъерошивает его волосы.

— Я знаю, что ты любишь нас, сынок, — произносит, берет в руки столовые приборы.

И улыбается. Ярко, тепло, обжигающе, заставляя лёд, наросший вокруг сердца Авроры тронуться, покрыться трещинами.

Тодд — персональное солнце для Авроры и его она никогда не потеряет. Не позволит угаснуть.

К моменту, когда Де Мартель должна была покинуть квартиру в ней собралась родители Тодда, к которым бросился Сирил, верная служанка Мелика, которая столько пережила с Авророй, но главное для нее — брат, который целует в щеку.

Тристан счастлив рядом с женой и дочерью, а это главное. Главное, что после стольких лет она смогла обнять племянницу, которая нашла в ней родственную душу и друга. Именно сейчас Рози обнимает свою тетю, которая смотрит на улыбающуюся Ирму. Видимо их мечты сбылись. Встает на ноги, пропускает племянницу, которая спешит скрыться в дверях кухни, когда Аврора говорит о медовом печенье и какао.

— Она считает тебя другом и не одинока, — вздыхает Поллет. — Столько времени прошло, а она Де Мартель, значит такая безумная, как и ты. Ей нужна была семья.