Сумеречные люди

И тут, когда Прингл мучительно размышлял над тем, чего ждать от Харриет, ему на колени упал стакан с пивом. Стакан был полон, его уронила какая-то девушка, стоявшая у дивана. Кто-то толкнул ее и выбил стакан у нее из рук. Пиво вылилось на Прингла и с его ног потекло на пол.

— Простите, — сказала девушка.

Прингл вытер пиво с колен носовым платком, и без того довольно грязным. Он передернулся, и на лице его, сливаясь с рыжими волосами, заалели красные пятна.

— Пожалуйста, простите, — сказала девушка.

Лицо у нее было придурковатое, но от этого тем более запоминающееся. Такие лица бывают у гномов или у испорченных детей. За сосредоточенностью в них кроется удивительная, безграничная доверчивость. Кроличье выражение лица предполагало наличие крупных, выступающих вперед передних зубов, но зубы у нее были вполне нормальные; а впрочем, даже если б они и выступали вперед, на выражении лица это бы не отразилось.

— Вы случайно не сели на мою сумочку? — спросила она.

— Нет, ответил Прингл, — не сел.

Он встал и, насупившись, воззрился на прилипшие к ногам мокрые брюки. Но ничего не сказал. Передернулся и с застывшим от бешенства лицом затерялся среди танцующих. Девушка села на диван рядом с Этуотером.

— Ваш друг рассердился? — спросила она.

— Да.

— Я искала свою сумочку.

— Вот как?

— Стакан совершенно неожиданно вылетел у меня из рук, и пиво вылилось прямо на него.

— Он весь мокрый.

— Надо полагать, он найдет, чем вытереться.

— Будем надеяться.

— Вы не принесете мне выпить?

— Что бы вы хотели?

— На ваш вкус.

Добраться до стола с бутылками и стаканами с каждой минутой становилось все трудней. Когда Этуотер пробился к столу, на нем не оказалось ни одного чистого стакана, поэтому он взял стакан с какой-то красной жидкостью на дне, сполоснул его содовой и двинулся в обратный путь. На то, чтобы добраться до дивана, ушло несколько минут. Продираясь сквозь толпу, он следил глазами за сидящей на диване девушкой. Одета она была во что-то несуразное, и ему показалось, что он уже ее где-то видел. Учится, должно быть, в художественной школе, подумал он, и сюда попала совершенно случайно. Она явно стремилась к тому, чтобы походить на женщин с ранних рисунков Джона^[3], но стиль этот несколько видоизменила, сообразуясь с требованиями сегодняшней моды. Получилось не слишком убедительно. Он протянул ей стакан с пивом.

— Меня зовут Лола.

— Что, правда?

— Да.

— И кто же зовет вас Лолой?

— Я сама зову себя Лолой.

— Но ведь это не ваше настоящее имя?

— Нет.

— Должно же у вас быть настоящее имя, верно?

— А как зовут вас?

— Уильям, — сказал Этуотер. — Меня так назвали родители. Это мое настоящее имя.

— «Уильям». Какое хорошее имя.

Здесь тоже становилось невыносимо жарко. Брискет кончил играть и сидел перед пианино, уставившись в ноты. Бокал с вином стоял перед ним на клавиатуре; он курил. Этуотер видел, как хозяин дома, мужчина с красным лицом, подошел к Брискету и сказал ему:

— Патефон сломался, моя жена говорит, чтобы вы продолжали играть.

— Никто все равно не слушает, — возразил Брискет. — Все разговаривают.

— Она говорит, что вам это ничего не стоит.

— Я знаю, что меня никто не просил играть, — сказал Брискет с обидой в голосе. — Но не могу же я играть все время!

— Понимаю вас. Это ее слова, не мои.

— Гости будут слушать, если я заиграю снова?

— Сделаю для этого все возможное.

— Поймите, я ведь играю не только для себя.

— Во всяком случае, не для меня, — сказал хозяин дома. — Лично я терпеть не могу музыку. Даже Гилберта и Салливена^[4]. Это все жена.

И Брискет заиграл опять — очень громко и быстро.

— Я никого здесь не знаю, — сказала Лола. — Меня привел Вочоп.

— Правда?

— Да.

— Вы его знакомая?

— Я хожу на его занятия.

— Вы художница?

— Плакатистка.

— Какие же плакаты вы рисуете?

— Хотите придти посмотреть?

— Конечно.

А гости все прибывали и прибывали. Мистер Шейган танцевал с Харриет. «Ты моя малютка, — нашептывал он, — вот ты кто.» Этуотер видел, как младший Барлоу расталкивает танцующих локтями и ждет, когда танец кончится, чтобы на следующий пригласить Харриет. В гостиной он появлялся всякий раз, когда Брискет вновь начинал играть, а Харриет и Шейган — танцевать. В его движениях уже не было прежней уверенности.

— Вы читали Бертрана Рассела?^[5] — спросила Лола.

— Почему вы спрашиваете?

— Когда меня одолевает тоска, — сказала она, — я всегда читаю Бертрана Рассела.

— О Господи.

— Особенно когда он пишет про ментальные похождения. Когда читаешь про это, то поневоле испытываешь душевный подъем, вдохновение.

— Вдохновение какого рода?

— Просто вдохновение.

— А сейчас вы тоскуете?

— Да, пожалуй.

— В самом деле?

— Немного.

— Давайте поедем ко мне, — сказал Этуотер. — Выпьем что-нибудь.

— Зачем?

— Посидим, поговорим.

— О чем?

— Мало ли. О вдохновении и всем прочем.

— А здесь разве нельзя поговорить?

— Здесь слишком шумно, вам не кажется?

— Пожалуй.

— У меня есть кое-какие старые книги. Раритеты. С удовольствием показал бы вам их, — сказал Этуотер.

— Нет, я должна ехать домой. Я устала.

— Так ведь и я устал, — сказал Этуотер. — Это же не помешает нам побеседовать у меня дома.

— Нет, боюсь, не получится.

— Неужели вы не интересуетесь книгами?

— Ужасно интересуюсь.

— Так поехали.

— Нет, сказала она. — Я, правда, не могу.

Толпа танцующих затолкала краснолицего хозяина дома за диван, на котором они сидели, и он застыл в неестественной позе, прижавшись к стене. Полная дамочка в матроске подошла к нему и взяла за локоть.

— Вы хозяин или нет?! — выпалила она. — В ванной две девицы лишились чувств и не могут выйти.

— Чепуха, этого не может быть.

— Говорят же вам, не могут.

— Ванная не запирается, — возразил краснолицый. — Я сам снял замок перед началом вечеринки.