Сумеречные люди
Шрифт:
— Прекрасно, старина! Как это мило с вашей стороны.
И тут, раздумывая о дружеских чувствах, Этуотер вспомнил, что сегодня днем он пьет у Барлоу чай. Он вернулся к столу, взял книгу и вновь погрузился в чтение:
«…отдавая, пусть и не вполне осознанно, отчет в том, что его воображение претерпевает постоянные изменения, он внимательно следит за тем, чтобы использованный продукт этого воображения не лег в основу его новых трудов. Форма, которую он придает определенной метафоре или же неким специфическим связям между близко или далеко отстоящими друг от друга полотнами, никогда не передается
6.
В квартире Барлоу было две комнаты и кухня. В одной комнате стояла кровать, и по полу были разбросаны многочисленные предметы туалета. Другую, побольше, Барлоу использовал под мастерскую. Здесь посередине стоял диван-канапе викторианских времен, в одному углу, у стены, был матрац, в другом, напротив, лежали холсты, в рамах и без. Дверь открыла Софи. Она здесь не жила, но Барлоу дал ей ключ.
— Привет, Уильям, — сказала она, увидев Этуотера.
— Привет, Софи.
— Барлоу еще нет.
Она улыбнулась. Полненькая блондинка, Софи была типичной подружкой художника, вроде Евы у Тинторетто[7]. Работала она в магазине женской одежды. Они прошли в мастерскую. Этуотер снял шляпу и присел на диван. Софи, подперев руками пышные бедра, стояла поодаль и смотрела на него. Что-что, а продемонстрировать свои стати она умела ничуть не хуже любой профессиональной натурщицы.
— Гектор писал тебя последнее время? — спросил Этуотер.
— Ты еще не видел вот этот портрет, Уильям, — сказала Софи. К друзьям Барлоу она обращалась по имени; к друзьям, но не к самому Барлоу — он был для нее слишком значителен. Среди сложенных у камина холстов она отыскала свой портрет: обнаженная Софи сидит на табурете на фоне стены, обтянутой вощеным ситцем.
— Нравится? — спросила она.
— Вставь холст в раму.
Она вставила холст в одну из прислоненных к стене рам и поставила его на мольберт, после чего отступила на несколько шагов, взглянула на портрет невидящим взглядом и слегка улыбнулась про себя, словно бы удивляясь тому эффекту, какой производит нанесенная на холст краска.
— Пойду поставлю чайник. Барлоу скоро придет.
Она вышла на кухню, и до Этуотера донесся звон тарелок: Софи была неловка.
— Как тебе вечеринка? — спросила она из кухни. Барлоу никогда не брал ее с собой на вечеринки, и они вызывали у нее живой интерес.
— Было неплохо.
— Барлоу здорово напился.
— Правда?
Этуотер осмотрелся. В комнате было пустовато, и в то же время казалось, что она набита вещами. Все здесь было каким-то временным, недолговечным; впечатление создавалось такое, словно вещи, здесь находившиеся, кто-то по случайности забыл или ленится переложить на другое место. Картины Барлоу были хороши, но их было слишком много. А вот книг было наперечет, на глаза Этуотеру почему-то попалась «Так говорил Заратустра»[8]. Не успела Софи принести чай, как пришел Барлоу.
— Прости, что опоздал, — сказал он. — Весь день сегодня мутит. Чуть не вырвало по дороге.
Он поцеловал Софи и спросил:
— Чай готов?
— Только
что заварила, — ответила Софи. — Уильям пришел минуту назад.— Я прямо от Прингла, — сказал Барлоу. — Демонстрировал мне все свои работы за последние пять лет.
— Он позвонил мне сегодня утром и позвал выпить чаю к себе в мастерскую, — сообщила Барлоу Софи.
— Черт бы его взял. Позвонил в магазин?
— Да.
— Откуда он узнал телефон? Ты говорила ему, как называется магазин?
— Ты же сам на днях упомянул о моем магазине. А номер он узнал по телефонной книге.
— И что ты ему сказала?
— Сказала, что придти не смогу, потому что пью чай с тобой.
— А он что?
— Сказал, что еще позвонит.
— Я бы на твоем месте не ходил, — сказал Барлоу. — Он, в сущности, мерзкий тип. Тебе он не понравится.
— Меня он мало интересует.
— Он ужасен.
Софи вновь взяла чайник для заварки и начала разливать чай. Барлоу повернулся к Этуотеру и сказал, закатив глаза:
— Съешь пирожное. Оно, впрочем, довольно черствое.
— Ты хорошо знаешь Сьюзан Наннери? — спросил Этуотер.
— Что она поделывает?
— Кто-то вспоминал о ней вчера вечером.
— Да, знаю. Она ведь была вчера на вечеринке?
— Да.
— Она по-прежнему живет с Гилбертом?
— А разве она жила с Гилбертом?
— Не знаю, — сказал Барлоу. — Может, и не жила. За такими девицами, как она, не уследишь.
Этуотер пил чай. Софи вышла на кухню поставить чайник.
— Вчера здесь была Мириам, — сказал, понизив голос, Барлоу. — Стоило бы, наверно, на ней жениться.
— С какой стати? Ты что, ее обесчестил?
— Нет.
— Что так?
— Сдается мне, ей этого не слишком хотелось.
— Она славная.
— Да, я непременно на ней женюсь.
— Ты ее часто видишь?
— Нет, не особенно.
В комнату вошла Софи.
— Чайник течет, — сообщила она. — Надо купить новый.
— Купим, — сказал Барлоу. — Я не говорил тебе, — обратился он к Этуотеру, — что на прошлой неделе мне удалось продать несколько своих вещиц. В том числе и маленький портрет Софи.
— На нем я очень на себя похожа, — сказала Софи.
— Да, тот самый.
— Как твой брат? Пришел в себя?
— Да, сегодня утром уехал на поезде.
— И как он?
— Вроде бы в порядке.
— Я бы не сказала, что он в порядке, — вмешалась Софи. — Бедный мальчик…
— За завтраком у него немного тряслись руки.
— Выглядел он не приведи Господь, что и говорить! — сказала Софи и, в подтверждение своих слов, энергично встряхнула головой.
— Ничего, придет в себя, — сказал Барлоу. — Попадет в кают-компанию, или на бак, или в кубрик — сразу станет самим собой!
— Вчерашняя вечеринка удалась.
— С кем это ты уехал?
— Ее зовут Лола.
— Кто она такая?
— Плакатистка.
— Я так и думал, — сказал Барлоу. — Имей в виду, теперь, ты от нее не отделаешься. От девиц, которые так одеты, отделаться невозможно. Как она тебе?
— Говорит, что читает Бертрана Рассела.
— Ты от нее в жизни не отделаешься. А как она попала на вечеринку?
— Ее Вочоп привел.
— Очередная подружка Вочопа?
— Она ходит на его занятия.