Сумерки Эдинбурга

Генри попытался закурить, но руки дрожали так сильно, что сигарета упала на ковер.

— Скверно выглядишь. Что, все бессонница?

— Хорошо я сплю.

— С самого детства только и делаешь, что врешь, — сказал, приближаясь к Генри, визитер, — да и всему тому, что в газетах пишут, тоже верить не стоит.

Генри сделал шаг назад:

— Не подходи.

Визитер растянул губы в жуткой улыбке, вобравшей в себя, казалось, все зло мира:

— Успокойся, чего испугался-то?

— Стой где стоишь.

— А я как чувствовал, что тебя все эти бредни газетные огорчат. Не ошибся, выходит.

— Понятия не имею, о чем ты, — пролепетал Генри, прекрасно понимая, что лицо его всецело выдает.

— Жаль, что нормально врать тебя никто так и не научил — хоть бы меня попросил, я в этом деле дока.

— Прекрасно, — прохрипел Генри, чувствуя, как паника сдавливает горло, — ну так научи.

— Боюсь, поздно учить-то.

Пятясь, Генри задел китайскую вазу, она рухнула на паркет и разлетелась вдребезги.

— Ты меня разочаровал, — сказал его мучитель, подходя все ближе с вкрадчивостью подбирающегося к жертве тигра.

Генри чувствовал, что поворачиваться спиной к противнику нельзя, но вместе с тем понимал, что голыми руками с ним никак не совладать. Внезапно вспомнив про канцелярский нож в столе, он бросился в сторону и, выдернув ящик, стал судорожно шарить в нем.

В тот момент, когда его пальцы сжали перламутровую рукоять, он почувствовал на своей шее стальную хватку.

С последним выдохом Генри закрыл глаза и позволил своему телу обмякнуть, отдаваясь неизбежной судьбе. Последним чувством перед наступлением тьмы было облегчение — скоро все будет кончено, и он наконец-то сможет отдохнуть.

ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ

Первым, кого увидел Иэн, когда тяжелая деревянная дверь полицейского участка на Хай-стрит захлопнулась за его спиной, был привалившийся к коновязи Дерек Макнайр со скрещенными на груди руками. На чумазых щеках были видны оставленные слезами светлые дорожки. Глаза мальчика покраснели и набухли, а подбородок, несмотря на крепко стиснутые зубы, то и дело подрагивал.

— Знаешь уже, — сказал Иэн.

— Ага.

— Кто рассказал?

— Газеты.

— Мне очень жаль. Я знаю, что он был твоим приятелем.

— Да, — сказал Дерек и сглотнул, стиснув губы, — верно.

— Хороший парень был.

— Уж куда лучше меня — потому, наверное, и умер.

— Когда вы с ним виделись?

— На Грассмаркет за день до того, как… как нашли его.

— Когда приблизительно?

— Часов в десять утра.

— Никого подозрительного возле него не видел?

— Нет, — покачал головой Дерек, — мы с ним… это…

— В толпе работали?

— О чем вы?

— Да перестань, не стану же я тебя арестовывать.

— Ну да, в толпе работали.

— Дальше что было?

Дерек пнул попавшийся под ногу камешек.

— Потом мы с ним вроде как поцапались, ну я и ушел.

— Еще что-нибудь вспомнишь? Народу много было?

— Ага. Базарный день ведь, толпы повсюду.

— Ясно, — сказал Иэн и зашагал по Хай-стрит в сторону одиноко чернеющего над городом Эдинбургского замка. Дерек шел рядом, то и дело ускоряя шаг, чтобы угнаться за инспектором. Они шли молча. В тени готических арок собора Святого Эгидия, похожих на огромные руки, Иэн остановился.

— Ну и? — сказал он. — Чего ты за мной идешь?

— Потому что вам помощь нужна.

— Да ну?

— А разве нет? — вдруг закричал мальчик, не сдерживая больше разрывающие его изнутри злость и слезы. — Если бы не нужна была, вы его давным-давно схватили бы! И что? Нашли вы его?

— Нет, — ответил Иэн, — не нашли. А раз уж ты так помочь хочешь, позволь задать тебе один вопрос.

— Ну?

— Ты рассказывал Джорджу Пирсону про карты?

— Не понимаю, о чем вы. — Дерек склонил голову набок.

— Ведь рассказал же, так?

— Ну а если и рассказал?

— Это закрытая информация.

— Так я ж сам одну из них нашел и вам отдал.

Иэн нахмурился:

— Впредь я бы попросил воздержаться от разглашения известных тебе подробностей дела.

Дерек ударом ноги отбросил случайный камешек, запрыгавший по мостовой прямо в сточную канаву.

— Сказали б раньше. Да только как хотите, а теперь это не только ваше, но и мое дело.

— Послушай, мне правда очень жаль твоего друга.

Дерек засунул руки глубоко в карманы.

— По таким, как я или Фредди, никто плакать не станет.

У Национальной галереи им повстречались прогуливающиеся франты в воскресных костюмах. Один из них, худой развязный брюнет, при виде Дерека надменно вскинул бровь и ткнул в мальчика тростью с набалдашником из слоновой кости:

— Вот тебе один из твоих типичных шотландских гренадыров, Родни.

— Он самый, — откликнулся его спутник, эффектный мужчина с аккуратно подстриженной серебряной бородкой и ироничным взглядом голубых глаз, — на тебе шиллинг, парень, — добавил он, бросая Дереку монету.

Она упала к ногам мальчика, и оба джентльмена засмеялись.

— Чего ждешь-то? Поднимай давай, — сказал черноволосый.

— Пока ворон считает, того и гляди крысы утащат, — хохотнул другой.

Иэн опомнился только в тот момент, когда уже крепко стискивал лацканы изящного редингота черноволосого.

— Ему ни к чему ваша милостыня вонючая! — прошипел он с густым горским акцентом, всегда проявлявшимся в моменты гнева. Иэн притянул мужчину еще ближе к себе, чувствуя исходящий от него запах лавандовой помады для волос. — Если б хотел, он ваши кошельки так вытряс бы, что вы, нипсы, и не заметили бы ничего.

— Послушайте, любезнейший, — начал было бородатый, но Иэн резко развернулся и ткнул ему в лицо полицейский значок:

— Если еще хоть раз увижу вас здесь сегодня, арестую за нарушение общественного порядка.

— Послушайте-ка, — заговорил черноволосый, но осекся, когда Иэн наградил его взглядом, от которого мигом вспыхнула бы груда хвороста.

— Идите куда шли, да поторапливайтесь, — добавил Иэн, — если не хотите в кутузке ночевать.

Покрасневшие как помидоры мужчины залепетали было что-то протестующее, но вскоре уже поспешно шагали прочь, то и дело боязливо оглядываясь, словно опасались погони.