Сумерки Европы

Однако фактически историческія условія вызвали дальнѣйшее расширеніе этой формулы уже въ новое положеніе. То же исканіе соблазнительныхъ и выгодныхъ лозунговъ толкало въ эту новую сторону. Народы вѣдь не всѣ оформлены въ государства; въ одномъ государствѣ сожительствуютъ разныя націи и одна нація разсѣяна по разнымъ государствамъ. Задача построенія національнаго государства опредѣляла политику многихъ народовъ за послѣднее столѣтіе; задача разрѣшенія національныхъ проблемъ стояла за послѣднія десятилѣтія особенно обостренной передъ государствами востока и юго-востока Европы. Уже до войны лозунгъ самоопредѣленія національностей былъ выставленъ, отстаиваемъ и вызывалъ напряженную борьбу. Этотъ лозунгъ, который былъ направленъ на раздѣлъ государствъ, на ихъ перестройку, — и былъ использованъ Антантой, какъ духовный динамитъ, долженствовавшій взорвать составную часть враждебной коалиціи, именно, въ первую голову — Австрію.

Односторонность фактическаго направленія принципа на врага, а не на себя можетъ быть выставлена въ доказательство того, что онъ примѣнялся не во имя тѣхъ идей и того строя, который провозглашалъ, а во имя военной выгоды провозглашавшихъ. Но подобный разборъ могъ имѣть значеніе во время войны, во время провозглашенія принциповъ и агитаціи съ ихъ помощью; сейчасъ интересъ получаетъ другая — пожалуй противоположная — сторона вопроса. Лозунги, принципы, идеи выставлялись въ виду ихъ привлекательности, соблазнительности, значитъ, въ своемъ содержаніи они во всякомъ случаѣ считались соблазнительными и привлекательными, признавались таковыми даже и тѣми, кто въ нихъ въ сущности не вѣрилъ. Въ такой мѣрѣ дѣло именно такъ обстояло, что вѣдь и Германія признала соблазнительность этихъ идей и сочла цѣлесообразнымъ воспользоваться ими съ цѣлью въ свою очередь обратить ихъ противъ своихъ враговъ — что было сдѣлать чрезвычайно легко, ибо и враги Германіи въ нѣкоторыхъ своихъ частяхъ обнаруживали ту же многонаціональную государственность, какъ ея союзники. И здѣсь какъ и въ первомъ изъ разобранныхъ отношеній обнаружилось, что позиціи, на которой объективно стояла Германія и на которую она частью становилась сознательно — она выдержать не умѣла. Она поддавалась идеологическому напору своихъ противниковъ, она начинала оправдываться, перетолковывая свои дѣйствія, она старалась усвоить себѣ оружіе изъ арсенала враговъ и, заимствовавъ у него и лозунгъ самоопредѣленія, сочла за ловкое и умѣлое — противъ нихъ его и обратить. На самомъ дѣлѣ это только обнаруживало и увеличивало неувѣренность ея въ своей правдѣ, расшатывало твердость и цѣльность ея духа. Германія не была достаточно проникнута своей правотой, она не сумѣла эту правоту идейно обострить и идейно пронести въ міръ на ряду съ силой своей техники, своей организаціи, своего творчества, своего оружія. На самомъ дѣлѣ заимствуя ло-зунги у противника, она не ослабила своихъ враговъ, она не пріобрѣла себѣ друзей, потому что эти идеи и дѣйствительно не соотвѣтствовали ея объективной позиціи; она не убѣдила и не заставила ни забыть этой своей объективной позиціи, ни повѣрить въ свою искренность; она только закрѣпила въ сознаніи окружающихъ правоту своихъ враговъ, а слѣдовательно свою виновность. Она только ослабила свое собственное самосознаніе и, можетъ быть, этимъ ускорила и усугубила ту внутреннюю неустойчивость, которая вызвана была, конечно, не этимъ, а тягостями міровой войны. Идейное самодовлѣніе не проявилось равнозначнымъ мощи и не оказалось на уровнѣ задачи. Здѣсь сказалось преклоненіе, податливость передъ той системой западно-европейской идейности, которая (независимо отъ искренности или военной условности) какъ бы подавляла германскій духъ. Конечно, сама эта идейность не была чисто франко-англійской въ противоположность германской; то была въ нѣкоторомъ родѣ общеевропейская идейность, соотвѣтствующая общеевропейскому литературному гуманизму 19 вѣка; и потому, поддавшись ей, Германія поддалась не просто чужому духу, а частью и своему собственному. Но ея объективная позиція требовала неуступчиваго чекана собственныхъ идейныхъ формулировокъ, требовала не поддаваться формулировкѣ чужой.

Лозунгъ защиты малыхъ государствъ отъ засилья большихъ — самоопредѣленія малыхъ государствъ — перешелъ или осложнился лозунгомъ самоопредѣленія національностей, вкрапленныхъ въ инонаціональныя государства, при томъ въ формѣ ихъ самоопредѣленія государственнаго. Эта точка зрѣнія и была противопоставлена германской позиціи — имперіализма. Самоопредѣленіе національности и имперіализмъ — таково въ этой плоскости противоположеніе антантистской и германской позицій.

Самоопредѣленіе государствъ и негосударственныхъ народностей — представляетъ существенное различіе и потому о нихъ приходится говорить порознь, хотя они и были объединены военной идеологіей.

* * *

Сравнительно проще стоитъ вопросъ съ самостоятельностью малыхъ государствъ. Принципъ здѣсь безспорный; это правовая идея прошлаго (въ отличіе отъ второй идеи государственной самостоятельности безгосударственныхъ націй, выработанной современностью и еще только ждущей своего осуществленія отъ будущаго), — идея государственнаго суверенитета. Разумѣется, позиція Антанты заключалась не въ томъ, чтобы эту идею провозгласить и провести въ жизнь, а въ томъ, чтобы обезпечить обозначаемый ею и издавна существующій фактъ, — не въ провозглашеніи государственной самостоятельности мелкихъ государствъ, а въ обезпеченіи ея.

Малый народъ самъ по себѣ беззащитенъ противъ сильныхъ; его независимость можно было бы отстоять, поставивъ за нимъ другой сильный, благородный и безкорыстный народъ, который его во что бы то ни стало и будетъ защищать. Злая Германія готова напасть на Бельгію, благородная Англія этому воспрепятствуетъ. Пусть такъ, — въ этомъ будетъ защита, но вѣдь не будетъ обезпеченія, ибо сегодняшній благородный покровитель завтра можетъ воспользоваться своимъ положеніемъ защитника во имя своихъ интересовъ. Защита сильнымъ слабаго ставитъ слабаго въ вассальное положеніе отъ сильнаго; защита слабаго сильнымъ отъ другого сильнаго есть осуществленіе первымъ того, отъ чего слабый защищается противъ второго, — установленіе надъ нимъ своего господства. Франція, защищающая Бельгію отъ эвентуальнаго вторженія германскихъ войскъ, тѣмъ самымъ за своими войсками обезпечиваетъ свободный входъ въ Бельгію, обезпечиваетъ свою власть надъ ней. Пусть это благодѣтельная, идеальная власть — это власть, господство, а гарантія въ томъ и заключается, чтобы оградить вообще отъ чужого господства, а не только въ томъ, чтобы оградить отъ господства плохого.

Можно себѣ представить обезпеченіе малаго государства не путемъ защиты его сильнымъ, а путемъ договора всѣхъ заинтересованныхъ сильныхъ (какъ это до войны и имѣло мѣсто съ Бельгіей). Прекрасная гарантія, посколько сильные между собой не перессорились, пока договоръ дѣйствуетъ, но столь же необезпеченная, какъ не обезпечено ею вообще соблюденіе международныхъ договоровъ.

Соревнованіе, взаимное уравновѣшиваніе сильныхъ — является можетъ быть лучшей гарантіей, нежели ихъ соглашеніе; но только гарантіей фактической, а не правовой, не организованной; дѣйствующей, пока сильные продолжаютъ одинъ другой уравновѣшивать, и перестающей дѣйствовать, какъ только соревнованіе переходитъ въ открытый конфликтъ. Тѣсное объединеніе малыхъ державъ можетъ ихъ цѣлесообразно обезопасить отъ крупной; но во первыхъ, для этого необходимо соотвѣтствующее, благопріятствующее объединенію географическое положеніе и совпаденіе ихъ существенныхъ интересовъ. И кромѣ того этотъ путь, чтобы привести къ дѣйствительному обезпеченію, долженъ создать такое тѣсное сплоченіе малыхъ, которое собственно практически дѣлаетъ изъ нихъ одно крупное, т. е. обезпечиваетъ независимость каждаго малаго отъ крупнаго, закрѣпивъ его зависимость отъ другихъ малыхъ, — обезпечиваетъ самоопредѣленіе его, уничтоживъ таковое. Остается еще одно — организація всѣхъ государствъ, которая обезпечивала бы каждое сильное и слабое одинаково. Мы приходимъ къ идеѣ типа Лиги Націй, какъ гарантіи самостоятельности и независимости малой державы со стороны крупной. Къ идеѣ Лиги Націй придется вернуться еще дальше. Сейчасъ остановлюсь на ней только въ этомъ ея отношеніи къ поставленному вопросу.

Итакъ, общество народовъ, какъ гарантія совокупностью государствъ каждаго, и въ частности — малаго, отъ засилья крупныхъ. Но здѣсь возникаетъ новый вопросъ: какъ же съ этой точки зрѣнія будетъ устроено само общество народовъ и кто въ немъ будетъ распоряжаться? Если въ немъ власть, господство будетъ распредѣлено сообразно силѣ, хотя бы въ болѣе или менѣе приблизительномъ или отдаленномъ съ ней соотношеніи, хотя бы несообразно военной силѣ, а силѣ государственной и соціальной — входящихъ въ ея составъ государствъ, то вѣдь получается не освобожденіе отъ господства со стороны сильныхъ, а наоборотъ организація этого господства. Это значитъ попасть изъ огня да въ полымя, отъ дождя укрыться въ рѣку: во имя обезпеченія себя отъ еще только возможнаго насилія со стороны сильнаго, подчинитъ себя постоянно организованному господству сильныхъ же.

Если-же предположить такое устройство, чтобъ государства не пользовались властью сообразно коэффиціентамъ своихъ силъ, а исключительно лишь каждый, какъ нѣкая равноправная единица, то мы получимъ другое явленіе, столь же недопустимое — на этотъ разъ уже для другой стороны. Въ самомъ дѣлѣ окажется, что огромное государство съ громаднымъ населеніемъ, территоріей, производительностью и прочимъ находится на одномъ уровнѣ власти съ малымъ и ничтожнымъ, т. е. другими словами, если три милліона населенія имѣютъ такую же власть въ общихъ рѣшеніяхъ, какъ и сто милліоновъ, окажется, что сто милліоновъ будутъ равнозначны тремъ и слѣдовательно подпадутъ въ зависимость отъ нихъ. Ясно, что такое предположеніе можетъ быть сдѣлано только на словахъ, что оно съ точки зрѣнія какихъ бы то ни было идей представляетъ полную безсмыслицу; ибо если несправедливо, чтобы большое государство господствовало надъ малыми, то странно было бы считать справедливымъ, чтобы малое господствовало надъ большимъ. Но разумѣется этого опасаться и не приходится и только анализъ словесно мнимыхъ идей можетъ приводитъ къ необходимости разсматривать подобныя предположенія.

Конечно, мыслимо еще себѣ представить такое распредѣленіе вліянія, чтобы большому государству было предоставлено и больше вліянія, чѣмъ другимъ, но чтобы вмѣстѣ съ тѣмъ оно не могло располагать судьбой малыхъ противъ воли, если не каждаго изъ нихъ, то опредѣленныхъ ихъ группъ; или иными словами — возможно такъ юридически или фактически сгруппировать участвующія въ обществѣ націй государства, чтобы каждое получило возможность ограждать свои насущнѣйшіе интересы противъ засилія сильнѣйшаго — въ связи съ другими сильными же или слабыми. Но по этому пути мы приходимъ къ комбинаціямъ союзнаго характера, ограждающимъ интересы своихъ участниковъ въ той же мѣрѣ, какъ это дѣлаютъ всякіе союзы и соглашенія, и независимо отъ общества націй; и слѣдовательно опять таки никакой специфической гарантіи малыхъ государствъ мы здѣсь не получаемъ. Наоборотъ, если подобныя сочетанія ужъ заранѣе предопредѣлены юридической структурою при распредѣленіи вліянія и «голосовъ», они только ограничиваютъ и лишаютъ подвижности возможную самозащиту каждаго народа. Но суть и здѣсь остается та, что такая организація, каковы бы ни были другія ея послѣдствія — во всякомъ случаѣ одного не достигаетъ; самостоятельности, самоопредѣленія каждаго, хотя бы и малаго народа. Наоборотъ она ведетъ къ большему или меньшему поглощенію его въ объемлющее цѣлое; здѣсь получается закрѣпленіе зависимости, ея организація. И если эта связанность и обща для всѣхъ, то нетрудно себѣ уяснить, что во взаимной зависимости — господствующими останутся фактически мощные. Устанавливающее (предположительно) миръ общество народовъ окончательно лишаетъ малые народы ихъ самоопредѣленія. Конечно въ неорганизованномъ международномъ общеніи малое государство рискуетъ подвергнуться властному вмѣшательству со стороны сильнаго; но оно не всегда же, не постоянно же таковому подвергается даже, если оно стоитъ одиноко, какъ Швейцарія или Голландія. И по многимъ основаніямъ сохраняетъ оно безопасность безъ всякихъ союзовъ, ибо одни крупныя государства заинтересованы въ неприкосновенности его отъ другихъ; насиліе надъ нимъ можетъ представить существенныя неокупающіяся затрудненія и пр. Есть необезпеченность, есть рискъ, но нѣтъ постоянной подвластности. Другое дѣло въ организованной Лигѣ націй (если бы она дѣйствительно была организована и получила власть надъ своими сочленами), — здѣсь оказалось бы вмѣстѣ съ тѣмъ организовано и постоянное господство сильныхъ надъ слабыми.

Принципъ самоопредѣленія малыхъ народовъ и принципъ общества націй — суть два взаимно-противорѣчивыхъ, взаимно-опровергающихъ одинъ другой принципа. Самоопредѣленіе не допускаетъ объединяющей организованности; организованное объединеніе нарушаетъ самоопредѣленіе. Принципы Антанты въ этомъ отношеніи страдали глубочайшимъ внутреннимъ противорѣчіемъ.

Удивляться тому, что лозунгъ обезпеченія самоопредѣленія малыхъ народовъ не нашелъ сколько нибудь удовлетворительнаго разрѣшенія и даже привелъ къ противоположной тенденціи — отнюдь не приходится. Ибо суть въ томъ, что онъ ставитъ задачу невыполнимую: обезпеченности въ дѣйствительности не бываетъ не только для малыхъ государствъ отъ сильныхъ, не бываетъ его и для могучихъ государствъ отъ другихъ могучихъ, или отъ самихъ себя — отъ тѣхъ опасностей, которыя заключаются въ роковыхъ явленіяхъ роста и упадка. Великія державы такъ же подлежатъ крушенію, пораженіямъ или ущербамъ, какъ и малыя. И если безпристрастно всмотрѣться въ исторію послѣднихъ десятилѣтій, то приходится поставить подъ вопросъ — для кого таитъ больше опасности исторія, для великихъ или для малыхъ. Въ концѣ концовъ незначительность даетъ своеобразную устойчивость, которой лишены мощь и величіе. Швейцарія пережила расцвѣтъ и упадокъ первостепенныхъ державъ; Голландія сохранилась при паденіи Испаніи. И чтобы заострить противопоставленіе можно сказать, что, быть можетъ, всѣхъ великихъ міра сего переживетъ республика Санъ Марино. Это не вопросъ правовой гарантіи, а вопросъ тѣхъ обезпеченій, которыя заключаются въ самихъ фактахъ и лишь фактами и мѣняются. Но законно ли вообще въ этихъ предѣльныхъ вопросахъ бытія — личнаго или государственнаго, безразлично — жаждать и искать опоры въ правовыхъ гарантіяхъ? Это вопросъ, съ которымъ еще придется столкнуться въ дальнѣйшемъ, если и не для того, чтобы его разрѣшить, то для того, чтобы освѣтить скрывающуюся за этимъ исканіемъ психологію.

* * *

Выше вопросъ ставился о защитѣ уже признаннаго положительнаго права (малыхъ державъ) отъ нарушенія (со стороны сильныхъ); слѣдовательно формально мы имѣли все еще ту же задачу соблюденія положительнаго права, договора, что составляло и содержаніе перваго разсмотрѣннаго выше лозунга войны, въ примѣненіи къ спеціальному случаю къ — международному положенію малыхъ государствъ. Иначе стоитъ вопросъ во второмъ случаѣ — при примѣненіи принципа самоопредѣленія къ національностямъ не государственнымъ. Онѣ вкраплены въ чужія государства и принципъ здѣсь заключается въ предоставленіи имъ возможности выдѣлиться изъ нихъ и создать на національной основѣ свою новую государственность, уничтожающую тѣ. Здѣсь принципъ самоопредѣленія оказывается направленнымъ противъ существующихъ государствъ, противъ существующаго права, противъ существующихъ договоровъ и представляетъ изъ себя подлинно революціонное взрывчатое начало, отрицающее установленныя, историческія, вѣками сложившіяся отношенія. Нѣтъ болѣе кричащаго противорѣчія противъ принципа легальности и права (позитивнаго), нежели принципъ государственнаго самоопредѣленія негосударственныхъ національностей. Нѣтъ болѣе кричащаго противорѣчія, какъ между святостью подписи на документѣ, нерушимостью нормъ и договоровъ международнаго и государственнаго права — и одновременной святостью права націи опрокинуть всякое историческое государственное, международное право съ цѣлью создать свою новую государственность.