Сумерки грядущего
Шрифт:
— У вас есть буфет? — раздражённо спросил оперативник, оторвавшись от созерцания пейзажа за окном. — Целый час ещё торчать…
— Буфета нет, — злорадно ухмыльнулся инструктор. — А в магазин не успеете: нас в любой момент могут вызвать для перемещения.
Разговорчивый инструктор ещё час развлекал напарников разными зубодробильными теориями, разбавляя их рассказами из жизни. Он вспомнил, как недавно посещал в мемориуме разные экзотические альтерны вроде лингватория. В нём специалисты-лингвисты развлекаются тем, что материализуют различные языковые конструкции. Например, в метафорнике можно было полюбоваться плачущим дождём (который
В ошибочнике было ещё интереснее. Там оживали и шокировали мемтуристов неверные языковые конструкции, оговорки и ослышки. А для настоящих эстетов — ценителей языка и парадоксов — существовали синекдохальня (с марширующими штыками и мычащими коровьими головами без самих коров) и омонимальница (с девушками, волосы которых были заплетены в блестящие металлические косы, и лучниками, от которых разило репчатым луком). Там можно было окончательно вывихнуть мозги.
Все эти байки Юшечкин рассказывал, чтобы сравнить бестолковый с его точки зрения мемориум со строгим потенциариумом — утверждение с точки зрения Виктора более чем спорное. Потенциариум невозможно изменить, исказить или подделать, поэтому он менее интересен для разного рода политиканов, жуликов, проходимцев и аниматоров.
Когда, наконец, в кабинет инструктажа заглянул служащий и объявил о готовности установки перемещения, Холодов и Кудрявцев облегчённо вздохнули. Даже любознательного Виктора слегка утомил болтливый инструктор. Но тот неожиданно «обрадовал» напарников:
— Забыл сказать, я ведь с вами отправляюсь! — улыбнулся он, глядя на содрогнувшегося оперативника. — В потенциариуме без сопровождающего появляться опасно. Да и не положено. По инструкции.
8
В первые десять минут после погружения Холодов ничего не мог разобрать среди хаотичного мелькания туманных миражей, призраков и фантомов. Он зажмурился, потом осторожно приоткрыл один глаз — мельтешение не исчезло, даже ещё прибавилось.
— Поссибилизатор отрегулируй! — подсказал материализовавшийся рядом Андрей Юшечкин.
Инструктор показал на висящий у него на шее кулончик. Такие же кулоны были у Виктора и Кудрявцева.
— Дай-ка я сам! — раздражённо сказал очкарик, видя как Холодов неловко вертит прибор в руках. — Чем слушал на инструктаже?
Он что-то проделал с приборчиком, и мельтешение начало пропадать. До конца оно не исчезло, но, по крайней мере, теперь можно было разглядеть высокие здания, странновато и разнообразно одетых людей на улицах, деревья и машины. Город, окружающий путешественников, был незнакомым.
— Я в соседний областной центр переместился, — объяснил Юшечкин, возясь с кулоном ошалевшего от впечатлений Кудрявцева, — и вас переместил. Лучше подальше от нашего города, чтобы не встретиться с самим собой. От этого могут быть разные неприятности.
— Как это «с самим собой»? — встрепенулся Кудрявцев, озираясь и усиленно моргая. — Игнатьев вперёд на сто лет отправился! Ты ведь сам говорил. Какая встреча с собой к чёрту?! Я что, больше ста лет проживу, по-твоему?!
— Нет, я вас перенёс
ненамного вперёд, на десяток лет, — улыбнулся инструктор. — Вам нужно чуточку освоиться в потенциариуме. А то тяжело будет с непривычки в далёком будущем: там гораздо сильнее всё мелькает и мельтешит. Пообвыкнетесь здесь чуток, и через пару часиков дальше двинемся.Ощущения от перемещения в потенциариум отличались от меморных. По большей части потому, что в мемориум перемещается сознание, личность, а в потенциариум — твоё физическое тело. Здесь почти всё время присутствовало странное неприятное ощущение, что кто-то постоянно ходит и ездит сквозь тебя.
Город недалёкого будущего, окружающий путешественников, выглядел нелепо. Кажется, у архитекторов недалёкого будущего напрочь отсутствовали чувства меры и вкуса. Ультрамодерновые небоскрёбы сталагмитами вырастали среди хмурых «хрущёвок» и серых панельных девятиэтажек. Такое безобразие встречалось и в Викторовом времени, но здесь точечная застройка велась масштабнее. Иногда среди мешанины панелек и новостроек вдруг возникали готический собор или деревянный терем, срубленный без единого гвоздя.
Скорее всего, путешественники попали на центральную площадь города, потому как рядом находилось массивное высокое здание с белыми колоннами и шпилем. Зрение у Виктора было отличное, и он с изумлением разглядел на здании три вывески: «Областная администрация», «Областной совет народных депутатов» и «Приёмная генерал-губернатора». Над зданием развевалось несколько флагов, один из которых, полупрозрачный, был красным, советским, со звездой и серпом с молотом.
Юшечкин отвёл путешественников к краю тротуара и, словно прочтя мысли Виктора, пояснил:
— Тут прозрачность — не меморная. Она показывает, насколько предмет близок к действительности. Чем предмет невозможнее, тем он прозрачнее. Видишь, красный флаг на здании администрации? Он просвечивает насквозь. Значит, есть некоторая вероятность восстановления советской власти через десять лет. Но небольшая. Вон, смотри, мужик раздвоился и пошёл, один экземпляр, который направо завернул, почти матовый, другой — как стекло. Это значит, что у мужика пойти направо вероятность выше. Хотя можно усилить другую вероятность и сделать её более вероятной. Есть такой прибор для прокачки вероятностей…
Холодов заметил, что инструктор, а теперь и гид, обращается исключительно к нему, полностью игнорируя хмурого Кудрявцева, который оглядывал окрестности со скучающим видом.
Прямо на них шла стайка молодёжи, не собираясь отвернуть в сторону. Хоть и рассерженный таким наглым напором, Холодов всё же сдался и собрался было посторониться, но не успел — молодые люди прошли сквозь путешественников, словно фантомы. Виктор вскрикнул от неожиданности, Юшечкин рассмеялся:
— Привыкай, путешественник во времени! В потенциариуме несколько тел могут занять одно место. Вон на те здания глянь…
Меморист послушно повернул голову и в самом деле увидел странную картину, как три дома громоздились, абсолютно не мешая друг другу, на сравнительно небольшой площадке. Выглядело это так нелепо, что будь Виктор писателем, он не смог бы подобрать нужных слов, чтобы описать это явление — одновременное нахождение в одном месте нескольких объектов. Три дома не вкладывались, не наползали и не проникали друг в друга, а просто стояли каждый сам по себе, но на одной площадке. Глаза вывихнешь, глядя! А то и мозги.