Сумерки грядущего

Кудрявцев ещё некоторое время выбубнивал свои опасения, но капитан продолжал давить:

«Будем честны — сотрудник вы проблемный. И с аттестацией у вас проблемы, и в бытность вашей службы эпохальным инспектором постоянно какие-то осложнения возникали…»

«Тем более. Разве вам такой помощник нужен?» — отбрыкивался от сотрудничества Евгений руками и ногами.

«Я ведь объяснил, почему вас выбрал, — терпеливо ответил капитан. — Поможете нам, а мы поможем вам. И с аттестацией, и с личным делом. Кое на что глаза закроем, кое что забудем… Мало того, у вас шанс карьерного роста появится после разоблачения Бурлакова и его шайки. Вакансии освободятся начальственные»

Помахав перед носом пряником, безопасник перешёл к кнуту:

«Вы можете, конечно, отказаться — дело добровольное. Но тогда ваш же неразоблачённый шеф вас первого и уволит. Без пенсии и выходного пособия. Как нежелательного свидетеля. А то и ещё хуже. Да и председатель аттестационной комиссии — кстати, мой хороший товарищ — вряд ли пойдёт вам навстречу…»

Евгений больше не отбрыкивался, и это выглядело как согласие. Поэтому капитан, пригрозив разными неприятностями, тут же начал наставлять:

«Мы вас регулярно будем инструктировать и давать зацепки и наводки. Вам потребуется грамотный помощник, но не из Мемконтроля — чем меньше народу в курсе, тем лучше для нашего дела. Упросите поучаствовать кого-нибудь со стороны. Хотя бы вашего недавнего напарника из университета…»

Далёкое будущее отличалось от недалёкого большей призрачностью, мельканием, туманностью и неопределённостью. Потребовалось выкрутить поссибилизатор почти на максимум, чтобы хоть что-то разглядеть в беспорядочном мельтешении. Трепач Юшечкин помог Кудрявцеву отрегулировать прибор таким образом, чтобы отчётливо наблюдать наиболее вероятные варианты будущего, но предупредил, что иногда будут примешиваться невероятности в силу большой отдалённости от настоящего. Затем он углубился в длительные рассуждения о том, почему не удаётся проникнуть в очень далёкое будущее, и что пределом на сей момент является срок двести лет. Но Евгений его почти не слушал.

— Давайте-ка, ребятки, вот как поступим, — перехватил инициативу в свои руки оперативник. — Господин инспектор или инструктор останется здесь, в тени этого приятного призрачного то ли клёна, то ли дуба. А мы с господином Холодовым отправимся на поиски.

От слова «господин» Кудрявцев передёрнулся, вспомнив неприятную беседу в отделе собственной безопасности. Почему вдруг вырвалось?

— …Если, конечно, господин Юшечкин нас правильно доставил к месту.

— Как просили, так и доставил! — обиделся инструктор. — За полкилометра от высадки какого-то там Игнатюка или Игнатенко. Координаты его я вам скинул в навигатор.

И пояснил ехидно:

— Это такой плоский планшет, который находится у мистера Холодова.

Он хотел ещё что-то сказать, но оперативник, схватив за рукав мемориста, потащил его прочь.

— Доставай навигатор, — сказал он приказным тоном, когда надоедала Юшечкин скрылся вдали.

Холодов вынул из-за пазухи прибор, некоторое время ковырялся в нём, а затем указал вправо:

— Нам сюда.

Идти было трудно, в этом городе из далёкого будущего. Вероятностная улица, казалось, постоянно выскальзывала из-под ног, превращалась то в пустырь, то в высотное здание, то в шумную автостраду. Странно, скакнули вроде на сто лет вперёд, а жизнь вокруг мало изменилась. Всё те же небоскрёбы, автомобили, троллейбусы, только странных форм и расцветок. Не было тут ни порхающих над городом флипов и флаеров, знакомых по фантастическим фильмам, ни проносящихся по небу звездолётов, ни висящих над городом садов и оранжерей с экзотическими растениями с других планет.

Это был родной областной центр, но Кудрявцев с трудом узнавал знакомые места. Исторических зданий практически не осталось, зато плотная многоэтажная застройка зацвела в этом времени пышным цветом, многократно сильнее, чем в современности. Большинство зданий были украшены рекламными вывесками или странными угрожающими плакатами: «А ты сдал свой гаджет в полицию?!», «С первого июля вступает в силу закон о полном запрете интернета» или «Твой сосед — виртуальный наркоман? Сообщи анонимно на горячую линию!»

Видимо, в одной из веток возможного будущего преследуют за использование интернета. Что, с точки зрения Кудрявцева, весьма далёкого от увлечения социальными сетями и новостными лентами, и хорошо. Зато другая ветка, наоборот, предполагала полное погружение в виртуальный мир: некоторые прохожие в толстых очках виртуальной реальности упивались электронными иллюзиями, не обращая внимания на окружающий мир.

Удивляла ещё одна ветвь будущего: часть горожан носила респираторы и противогазы, шарахаясь от других, не носящих защитные средства. Призрачный стенд гласил: «Идёт пятьдесят седьмая волна штамма «Сигма»! Сколько ещё нужно волн, чтобы ты, идиот, привился наконец?!» Полупрозрачные патрули бойцов в белых бронежилетах и белых касках рыскали повсюду, выискивая антипрививочников. Определив таковых с помощью детекторов, они немедленно открывали огонь из прививочных автоматов, на значительном расстоянии поражая нарушителя очередями живительной вакцины.

— Странное будущее! — пробормотал Виктор, невольно уклоняясь от просвистевших неподалёку вакцинных пуль. — Сто лет ведь прошло…

— И что? — недовольно спросил Кудрявцев, уставший от блуждания по призрачному противоречивому миру.

— Как будто история застыла на месте. Ни звездолётов, ни антигравитации… И вакцинация продолжается.

— Может, в других ветках есть гравилёты? — предположил оперативник. — Только мы их отключили этим прибором, поссибл… Как его… Ну вот, например.

Кудрявцев неумело покрутил ручку поссибилизатора и увидел невозможные варианты будущего. Бросились в глаза военные в форме, похожей на белогвардейскую времён Гражданской войны. Многие «белогвардейцы» были с наградами. Помимо георгиевских крестов, Евгений с удивлением разглядел на их кителях медали «За взятие Будапешта», «За оборону Москвы» и странные награды вроде «За взятие Афин» и «Тридцатилетие Брусиловского прорыва». Вот она, нереализовавшаяся ветка, в которой Октябрьской революции не было, и от фашистов пришлось отбиваться бравым поручикам и ротмистрам царской армии. Странно только, как они прожили столько лет! Возможно, это ряженые ветераны. Если же выкрутить прибор посильнее, можно увидеть ещё менее вероятный вариант: разгуливающих по улице потомков англичан и американцев, которые освободили Советский Союз от оккупации Германии.

А вот и патриоты-имперцы: оперативник, бесцеремонно ткнув Виктора вбок, указал на огромный прозрачный портрет Сталина, висевший на самом высоком здании на этой улице. На портрете было написано: «Слава великому Сталину — вождю Коммунистической партии, русскому националисту, эффективному менеджеру!» Надо же, в современности Сталина тоже каждая партия старается под себя подгрести, приватизировать. Кроме закоренелых ультралибералов. Но и в этих ветках не обнаружилось грандиозного светлого будущего, обрисованного оптимистичными советскими фантастами и футурологами.

— Будто кто-то специально тормозит прогресс, — продолжал рассуждать Холодов, не услышав, не увидев и не почувствовав аргументы собеседника. — На месте топчемся и не движемся. Может, это из-за того, что мы слишком увлекаемся прошлым, мемориумом? Копаемся в былом, забывая о том, что нужно вперёд двигаться. Стали не творцами, а созерцателями.

— Тебе какая разница? — От одного философа избавился, второй появился!

— Обидно как-то! Живёшь, работаешь, а ради чего?

Кудрявцев обалдело уставился на собеседника: