Сумерки империи

Мы подошли уже совсем близко. Я надеялся, что, войдя в дом, смогу подать знак бывшему наставнику. Но офицер не позволил мне войти и зашел в дом один. Тут я забеспокоился. Если офицер спросит у Шофура: "Есть ли у вас ученик по имени Луи д’Арондель?", то это будет большой удачей. Ответ наставника, несомненно, развеет у офицера все подозрения. Но если он спросит: "Был ли среди ваших учеников погонщик скота по имени Луи д’Арондель?", то тогда господин Шофур будет так изумлен, что невольно выдаст меня. Оставалось лишь надеяться на удачу.

И удача не отвернулась от меня. Через несколько минут из дома вышел офицер в сопровождении господина Шофура.

— Ну ладно, — сказал он, — вы меня не обманули.

Что же касается господина Шофура, то он стоял на пороге, широко раскрыв глаза, и при этом явно меня не видел. Я понял, что наступил критический момент.

— Значит, вы живы-здоровы, дорогой господин Шофур?

Предупредив его таким образом, я шагнул к своему учителю. Офицер по очереди оглядел каждого из нас, не скрывая крайнего удивления. Он явно пытался понять, как такой ученый муж, коим являлся папаша Шофур (немцы, как известно, разбираются в ученых людях), мог взять в ученики такую безмозглую скотину.

— Что вам сказал офицер? — спросил я, когда немцы оставили нас вдвоем.

— Он зашел ко мне библиотеку, увидел на полках много книг и спросил: "Вы и вправду учитель?" Я в замешательстве ответил: "Да, сударь". — "А есть ли у вас ученик по имени Луи д’Арондель?". Услышав ваше имя, я пришел в страшное волнение, потому что решил, что вы погибли. Тем не менее я подтвердил, что так оно и есть. Тогда он сказал: "Очень хорошо. Он здесь. Значит, он сказал правду". А я, так ничего и не поняв, пошел за ним.

— Ну, готовьтесь, дорогой учитель. Этот офицер знает, что я — ваш ученик, а поскольку я работаю погонщиком скота, то, конечно, он уже сделал должные выводы. Теперь он расскажет таким же, как он сам, немецким грамотеям, что образование для французов — вещь бессмысленная, и в доказательство поведает о задержанном им погонщике скота. Этот погонщик учился у самого профессора Шофура, но даже этот видный ученый смог вырастить из своего ученика лишь тупого торговца. Вот уж посмеялись бы вы, дорогой учитель, если бы вам довелось прочитать эту ахинею в каком-нибудь ученом талмуде, да еще изложенную, как у них водится, напыщенно и тяжеловесно.

— А как прикажете понимать этот маскарад?

— Понимать надо так, что меня направили в Париж, но если бы я решил поехать туда в карете, то меня бы точно арестовали.

— Как же вы собираетесь попасть в Париж?

Я рассказал ему, какой маршрут мне предложили в Туре, и спросил, не посоветует ли он мне какого-нибудь местного жителя, который мог бы стать моим проводником, пояснив, что это должен быть надежный человек, хорошо знающий все дороги в округе и способный довести меня хотя бы до Рамбуйе.

— Мне кажется, — заявил наставник, — что намеченный вами маршрут очень опасен. Им уже пользовались до вас, и наверняка он известен пруссакам, а ведь они всегда начеку и у них полно шпионов. Надо нам придумать что-нибудь новенькое.

— Я с вами согласен, но за неимением чего-то другого пользуюсь тем, что есть.

— И все-таки существуют более подходящие варианты. Я уверен, что помогу вам добраться до Версаля, да так, что вам не придется опасаться пруссаков, разве что утомитесь выслушивать от них слова благодарности.

— Я весь внимание, дорогой учитель. Что ж, если география способна творить такие чудеса, значит это великая наука.

— Дело тут, увы, не в географии! На этот раз нам на помощь придет интрига.

IX

— Вы, полагаю, не знаете и знать не можете, что в результате осады Парижа в наших краях возник новый вид деятельности.

У нас появились люди, которые занимаются снабжением прусской армии.

— Неужели кто-то из местных сотрудничает с врагами?

— Увы, это происходит не только здесь, но и в других местах. Как ни печально признаваться, но это правда, о которой когда-нибудь узнает вся страна. Обеспечивать снабжение трехсот тысяч человек и пятидесяти тысяч лошадей — это, скажу я вам, дело серьезное. Если бы немцам пришлось везти сюда из Германии хлеб, мясо, напитки и фураж, то они давно умерли бы с голоду. Не хватило бы никаких железных дорог, которые они и так загружают до предела, чтобы доставить сюда все необходимое имущество.

— А как же их так называемые "заготовительные отряды", которые повсеместно проводят реквизиции?

— Для заготовительных отрядов требуется много людей, а у немцев и без того не хватает живой силы, даже для ведения боевых действий. Поэтому они предпочитают на месте покупать все, что им необходимо, и к тому же по привлекательной цене. Они поняли, что, когда есть спрос, продавцы всегда найдутся, и, к несчастью, так оно и оказалось. Возможно, крестьяне не понимают, что связь с врагом означает измену родине, а может быть, жажда наживы заглушила у них голос совести, но, как бы то ни было, многие из них заделались поставщиками немецкой армии, и тащат со всей округи все, что им ни закажут. С тех пор как мы оказались под немецкой оккупацией, у нас пропали все товары. Я даже спать ложусь засветло, потому что невозможно купить ни масла для лампы, ни свечей. Кофе я теперь пью без сахара, потому что фунт сахара стоит десять франков. Я вовсе не жалуюсь, а просто хочу, чтобы вы поняли, какая ситуация сложилась в стране. Нас буквально выжали досуха. Нечем кормить ни людей, ни животных. Буквально все — овес, пшеница, сено, масло, говядина, баранина, птица, яйца, соль — подчистую вывозится в Версаль [127] .

127

В Версале находилась штаб-квартира прусской армии.

— Вы предлагаете мне стать одним из таких поставщиков?

— Да нет же. Думаю, вы могли бы поступить на службу к одному из таких подлых коммерсантов и съездить по его поручению в Версаль. Так вы доберетесь в нужное вам место и без проблем пробудете там столько, сколько необходимо.

— И кто же этот коммерсант, а лучше сказать — этот бандит?

— Я имею в виду мэра одной маленькой коммуны, именуемой Роттуар, которая находится в семи лье от Куртижи. Он организовал крупные поставки в Версаль, и ему не хватает людей, чтобы гонять стада овец. Мало кому хочется ввязываться в это дело. Помните, в прежние времена у вас был арендатор по имени Паран? Так вот, тот самый мэр — его шурин, а сам Паран — настоящий патриот. Ему стыдно, что у него такой родственник, и он наверняка согласится вам помочь.

Папаша Паран без колебаний вызвался помочь мне и немедленно приступил к делу. "Подождите, — сказал он, — я только сменю сабо на сапоги".

— Я места себе не нахожу, — говорил он мне по дороге, — от того, что мой шурин водит дружбу с этими пруссаками. Но тут уж ничего не поделаешь. Для него деньги всегда были превыше всего. И потом, они его запугали. Как-то пруссаки заявились к нему и пригрозили, что реквизируют всех его лошадей и все запасы зерна. Вы только представьте себе: сорок лошадей и на триста тысяч франков пшеницы и овса! Вот он и решил, чем все это терять, лучше уж продать и забыть. А там, как говорится, ниточка за иголочку… Продал все свое добро и стал закупать у соседей. Теперь у него между Куртижи и Версалем курсируют десять больших телег, да еще каждое утро туда гонят от 1000 до 1200 овец.