Сумерки в полдень

Лугов-Аргус вел машину уверенно, но, разговаривая с Антоном, не отрывал глаз от мостовой. Он умело обгонял другие машины, плавно тормозил перед светофорами и бросал «ягуар» с большой скоростью вперед, когда перед ним открывалась ровная, прямая и пустынная дорога.

Заинтересованный его словами о разладе и раздорах в правительственной верхушке, Антон попытался вернуться к началу их разговора, как только они тронулись в путь после очередного светофора.

— Дафф Купер, первый лорд адмиралтейства, то есть военно-морской министр, послал письмо премьеру, объявляя о своей отставке, — сказал Лугов-Аргус, отвечая на вопрос Антона, — и премьер-министр принял отставку, как говорят, с радостью: из правительства ушел последний черчиллист.

— Мне говорили, что если черчиллисты вместе с лейбористами и либералами решат выступить против премьера, то ему придется туго, — сказал Антон.

— Маловероятно, — заметил Лугов-Аргус с сомнением. — Черчиллисты бунтуют, но это, как говорят, бунт стоя на коленях: критикуют правительство, чтобы обратить внимание премьера на себя при новом распределении министерских портфелей.

— Черчилль добивается портфеля министра?

— Сам Черчилль едва ли, — ответил Лугов-Аргус после короткого раздумья. — Потомок герцога Мальборо считает унизительным служить «скобяных дел мастеру из Бирмингема» — так аристократы зовут Чемберлена. Как все ничтожества, оказавшиеся у власти, Чемберлен, по словам Черчилля, окружил себя еще более ничтожными людьми, и Черчилль, бывший министром еще в те времена, когда в Англии мало кто подозревал о существовании Невиля Чемберлена — знали только его брата Остина, — не желает быть среди этих ничтожеств. Со своей стороны, Чемберлен — преуспевший делец и богач — ни в грош не ставит «пустослова» и «краснобая» Черчилля и говорит, что не доверил бы ему не только конторы или завода, но и склада с железным ломом.

— Премьер и до сих пор занимается бизнесом?

— Прямо — нет, но, несомненно, наблюдает за своими заводами и теми предприятиями, куда вложен капитал Чемберленов.

— А у Виккерса-Армстронга есть капитал Чемберленов? — спросил Антон, постаравшись придать голосу бесстрастное выражение.

Но Лугов-Аргус, впервые оторвавшись от дороги, бросил на Антона быстрый взгляд, и на его губах появилась усмешка.

— Значит, вы уже видели еженедельник Фокса, — сказал он, скорее отмечая факт, чем спрашивая. — И поверили, что Чемберлен причастен к сделке между Виккерсом-Армстронгом и Круппом.

Антон не видел еженедельника Фокса, но, чтобы не вызвать у Лугова-Аргуса подозрения в своей особой заинтересованности, согласно кивнул.

— По-моему, наш друг сильно рискует, занявшись этими разоблачениями, — заметил Лугов-Аргус. — Одной фотографии, показывающей встречу лорда Овербэрри с агентом Круппа Зюндером, для суда недостаточно. Соглашение действительно скандально, но, если компания обратится в суд, Фоксу придется предоставить копию документа, фотографию его, если не сам документ. — Лугов-Аргус помолчал и совсем тихо добавил: — Правда, он намекает, что у него что-то есть, и будем надеяться, что это так…

«Ягуар» выбрался за город: по обе стороны дороги раскинулись поля, иногда редкие перелески, огороды, уютные домики с садами. Поодаль свинцово поблескивали пруды, речушки с переброшенными через них горбатыми каменными мостами.

— Куда мы едем? — спросил Антон.

— В графство Букингемшир. А точнее, в Кливден.

— Поместье Асторов? — Антон удивился. — Что нам там делать?

— Ничего. Посмотрим вывод лошадей и вернемся. — Глаза Лугова-Аргуса оживились. — В конюшнях Кливдена есть две лошади нашей, луговской, породы — Молния и Птица. — Имена лошадей он произнес по-английски и, не скрывая восхищения, добавил также по-английски: — Чудесные лошади!..

Лошади не волновали Антона, но Кливден, давший название «кливденской клике», которая играла большую и столь трагическую роль в судьбе Англии и Европы, интересовал его.

— Кливден — наследственное поместье лордов Асторов? — спросил он.

Лугов-Аргус пренебрежительно фыркнул.

— У выскочек не может быть ничего наследственного.

— Асторы — выскочки?

— Да еще какие! Их так называемому графскому титулу всего-навсего двадцать лет.

— А за что же они его удостоены?

— За деньги! — не скрывая презрения, проговорил Лугов-Аргус и тут же более спокойно добавил: — Правда, за большие деньги. Старый Уолдорф Астор вывернул наизнанку карманы нью-йоркской бедноты. — Лугов-Аргус еще раз оторвался от дороги, чтобы взглянуть на Антона, и, поймав его недоуменный взгляд, пояснил: — Разве вы не знаете, что Асторы — нью-йоркские домовладельцы? Да, да. Старый Уолдорф понастроил в Нью-Йорке огромные каменные ульи, именуемые домами, и населил их разной нищей мелкотой — мастеровыми, поденщиками, проститутками. Дешевые дома оказались выгоднее дорогих палацев, и старик до самой смерти хвастался, что «сумел открыть золотые россыпи в дырявых карманах». — Лугов-Аргус снова помолчал, потом добавил: — Хваткий был старик, ловкий делец. Умел делать деньги и пользоваться ими.

Переселившись в Англию, — продолжал Лугов-Аргус, — старый Уолдорф купил не самые крупные, но самые влиятельные газеты — «Таймс», «Обсервер», несколько журналов и стал «творцом общественного мнения», важной фигурой за кулисами английской политики.

«Ягуар» свернул на узкую дорогу, которая привела в деревню из красно-кирпичных домов, окруженных садами. За изгородями ее палисадников доцветали осенние цветы, пылавшие радостно и ярко под лучами солнца, вдруг пробившегося сквозь низкую серую пелену облаков. Дорога привела к высокой ограде, за которой плотной стеной возвышались мощные клены и дубы. «Ягуар» сбавил скорость и проехал еще минут десять, пока не остановился перед большими воротами. Лугов-Аргус снял руки с руля.

— Приехали.

Сторож приблизился к «ягуару», склоняя по пути голову и сгибая спину: дорогая машина внушала почтение.

— Добрый день, принц [2] , — проговорил он поспешно и склонился еще ниже. — Прикажете отворить ворота?

— Да, Стокс, отворяй.

Через минуту тяжелые, хорошо смазанные в петлях ворота тихо разошлись, открыв дорогу через большую лужайку, по другую сторону которой стоял высокий густой лес. «Ягуар» пересек лужайку и углубился в лес, потом свернул направо, затем налево и опять направо и, миновав огромные дубы-великаны, выехал на поляну. Она была заасфальтирована по краям, и на асфальте стояли машины.

2

Обращение в Англии, соответствующее русскому «князь».

— Сегодня мы, как видите, не единственные, — сказал Лугов-Аргус.

Он вылез из машины, жестом пригласив Антона последовать за ним. Антон с удовольствием вдохнул свежий и чистый воздух, напоенный запахом опавшей и уже прелой листвы. Лишь могучие дубы еще хранили свою густо-медную листву.

— Конюшня здесь недалеко. Может, пройдемтесь вместе? — спросил Лугов-Аргус.

Антон поспешно согласился; оставаться одному в этом незнакомом, пустынном парке не хотелось. Они снова вернулись на мокрую асфальтовую дорогу, по которой только что приехали сюда, и, повернув вправо, вышли на большую аллею. Широкая, ровная, как стол, покрытый зеленым сукном, огражденная с обеих сторон стройными деревьями, она вела к дворцу.

— Кливден… — Лугов-Аргус взмахнул снятой перчаткой. — Когда-то здесь жил герцог Букингем, который, между прочим, украл молодую жену у эрла Шрьюсбэри, а потом и его самого убил на дуэли недалеко отсюда. Жил тут и принц Уэльский. Ему какой-то неизвестный нанес удар в грудь. И это свело принца в могилу. А несколько позже пряталась от своего принца-консорта королева Виктория — одна из самых больших ненавистниц России.

Мимо фонтана с бассейном, в котором плавали желтые листья, они перешли на другую сторону просеки и тропинкой, проложенной в лесу, добрались до конюшни к самому началу вывода лошадей. Конюхи в резиновых сапогах, кожаных куртках и кепках вели их под уздцы к просторной лужайке, расположенной за конюшней. Кони нетерпеливо храпели, косили глазами и норовили укусить конюхов за плечи, за руки, толкнуть грудью. Конюхи покрикивали на них и успокаивающе пошлепывали ладонями по шее. Лишь на лужайке, разведя лошадей в разные стороны, они отпустили их, постепенно удлиняя повода, и кони носились кругами, раздувая ноздри и стеля по ветру свои длинные хвосты.